Сегодня днем мне приснилась несуществующая "Свадьба Фигаро" Россини. Будто слушаю я ее на кассете (привет из детства, что ли?), и критики, дескать, признали ее очень слабой вещью, поэтому-то Россини ее то ли не дописал, то ли дописал, но в загашник упрятал и так в театр и не принес, так что об этой "Свадьбе Фигаро" мало кто знает.

Увертюры нет, а начинается все прямо с ансамбля Фигаро, Сюзанны и еще какой-то кучи народу (все остальные домашние слуги, я так понимаю). Типа, все к свадьбе готовятся. Слушаю и думаю: да ведь хорошая ж вещь, что б там те ваши критики понимали! Музыку, естественно, ни хрена не запомнила, но похоже на ансамбль из финала первого акта "Золушки" - по крайней мере, партия у Сюзанны смахивает на это "Ah soccorretemi, ah non lasciatemi", которое Золушка тарахтит.

Слушаю-слушаю, и вдруг поперек ансамбля начинается "Che del ciel, che degli dei". Е-мое, думаю, глюк какой-то на кассете, что ли... и тут оказывается, что это мой собственный будильник на телефоне, на половину второго выставленный. ( Пришлось вставать.

В общем, хоть какой-то толк от головной боли - вещи хорошие снятся!

---

Привезла мне Элисса из Кракова прикольных открыток.

С легендарной Вандой, дочкой мифического короля Крака, которая вроде бы как сбросилась с башни, дабы избежать брака с немецким принцем (впрочем, по версии хроники Кадлубека, никуда Ванда не бросалась, а спокойно вышла замуж за своего принца, и жили они долго и счастливо):

"Если бы Ванда учила немецкий, не было бы проблемы"



О трудностях королевского бытия в условиях шляхетской демократии:

"Не называй меня "господин начальник"!"



"Поторопись, я завтра отрекаюсь!"

@темы: Краков

---

Медичи: черный герцог Флоренции, или Мавр, который сделал свое дело

Джованни ди Биччи
Козимо Старый: часть 1
Козимо Старый: часть 2
Козимо Старый: часть 3
Пьеро Подагрик
Лоренцо Великолепный: часть 1
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (начало)
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (продолжение)
Лоренцо Великолепный: часть 3. Игра ва-банк
Лоренцо Великолепный: часть 4. The best
Лоренцо Великолепный: часть 5. Микеланджело, Савонарола и звезда над Карреджи
Пьеро Невезучий
Джованни Медичи (Лев X): часть 1
Джованни Медичи (Лев X): часть 2
Джулио Медичи (Климент VII)

А теперь вернемся немножко назад и познакомимся поближе с детским садом Медичи, оставшимся на руках сначала у папы Льва, а потом у папы Климента.

Состав детского сада (в порядке старшинства):

1. Ипполито Медичи, внебрачный отпрыск Джулиано, младшего брата папы Льва/кузена папы Климента, и урбинской аристократки Пачифики Брандано (между прочим, одной из претенденток на звание модели леонардовской «Джоконды»). Осиротел в 5 лет и был отправлен в Рим на попечение дяди Льва и дяди Климента.

2. Алессандро Медичи, внебрачный отпрыск темнокожей рабыни Симонетты и то ли Джулио Медичи/папы Климента, то ли его двоюродного племянника Лоренцо II (но официально считалось, что все-таки Лоренцо II). Плюс-минус ровесник Ипполито, родился не совсем понятно когда и не совсем понятно где, осиротел приблизительно в девять лет, но еще до смерти отца был сбагрен на воспитание в семейное имение в провинции.



3. Екатерина (Катерина Ромола) Медичи, законная дочь Лоренцо II и графини Мадлен де ла Тур д`Овернь. На девять лет младше Ипполито и Алессандро, осталась круглой сиротой в возрасте трех недель и воспитывалась сначала у бабушки по отцу, Альфонсины Орсини, а потом у сестры отца, Клариче Медичи.

В общем, состав наследников старшей ветви Медичи был не ахти: два пацана-бастарда и одна законнорожденная девчонка. Родись Екатерина мальчиком – и проблемы бы не было: законный наследник мужского пола, по маменьке – родич французского правящего дома, чего еще надо-то? Но, к несчастью для Флоренции, Екатерина родилась тем, кем родилась. Когда ей стукнет четырнадцать, она выйдет замуж за будущего короля Генриха II Валуа и уедет во Францию, где первую половину жизни ее будут дразнить «купчихой», а вторую половину полууважительно называть «черной королевой». Но Екатерина будет вертеть на нефритовом жезле и первое прозвище, и второе: тридцать с лишним лет она будет рулить внешней и внутренней политикой Франции, виртуозно лавируя между буйными Гизами и не менее буйными протестантскими вождями с единственной целью – сохранить для своих детей французский престол любой ценой. И у нее это получится: пока она будет жива, последние Валуа будут держаться на троне – пусть хреново, но все-таки держаться. Большего на ее месте не смог бы добиться никто. По факту, Екатерина – единственная из старшей ветви Медичи, кто в полной мере унаследовал политические таланты своего прадедушки Лоренцо Великолепного, но таланты эти, как уже было сказано, уплыли во Францию и Флоренции не пригодились никак.

Екатерина Медичи (в модусе «черной королевы») и ее детишки: будущий Генрих III, будущий Карл IX, Маргарита Валуа aka королева Марго и Франциск II.

Итак, главной надеждой рода Медичи считались родичи Екатерины мужского пола – Ипполито и Алессандро. Точнее, сначала только Ипполито – его темнокожего кузена семейство до поры до времени предпочитало перед публикой не светить. Кстати, как ни странно, вовсе не из-за цвета кожи: шестнадцативечная Италия – это вам не «Хижина дяди Тома», тут к расовому вопросу относились весьма толерантно – ну, арапченок и арапченок себе, эка невидаль, вон, в Милане вообще Лодовико Мавр правил («мавр», правда, не по крови, но зато рожа – будто и впрямь только-только из Африки эмигрировал). Дело объяснялось гораздо проще: пусть оба наследника Медичи незаконнорожденные, но у Ипполито все-таки мама – аристократка, а у Алессандро – рабыня. Стало быть, в негласной табели о рангах у Алессандро труба пониже, а дым пожиже, и наследник он, так сказать, второстепенный.

Тут, наверное, стоит сказать пару слов о рабстве в ренессансной Италии. Опять-таки, повторюсь: если кто вдруг представил себе негров, изнывающих на плантациях, как у Бичер-Стоу, - так это не по адресу. Рабы в Италии действительно были – и из Африки, и с Кавказа, и из славянских земель, в общем, отовсюду, где их могли отловить османские работорговцы, главные специалисты по этому делу в средиземноморском регионе, и перепродать в Венецию – один из основных центров европейской работорговли. Тем не менее, до размаха будущих Нового Орлеана или Рио-де-Жанейро Венеция никак не дотягивала: рабов было сравнительно мало, и стоили они немеренных денег. Иными словами, раб в Италии – это весьма статусная штука, купить раба – это, на наши деньги, все равно что лимузин себе в гараж поставить.

Соответственно, рабов своих итальянцы берегли и на тяжелых работах не использовали (никто ведь не будет покупать лимузин, чтобы возить на нем с дачи картошку). Держали их, в основном, в качестве домашней прислуги, а также ради понтов – вот выезжаешь ты в город, а за тобой целый интернационал эскортом тащится: настоящий негр, настоящий татарин, настоящий черкес, настоящий араб, и все разряжены в пух и прах и гербами хозяйскими обвешаны. Сразу видно, уважаемый человек едет, не нищеброд какой-нибудь!

При этом все эти негры-черкесы-арабы были крещеные – ну, не подобает же в порядочном христианском доме язычников держать! Это, правда, порождало другую проблему: порядочным христианам держать в рабстве точно таких же христиан тоже вроде как западло. В этом, кстати, и есть кардинальное различие между отношением к расовой проблеме в латино-католическом мире и в англо-протестантском: если для белых англосаксонских протестантов «низшая раса» - это, прежде всего, человек с другим цветом кожи, то для итальянских-испанских-португальских и т.д. католиков – это человек другой веры. Принял католичество – все, ты наш, и пофигу, какая у тебя там кожа. Вот был, скажем, какой-нибудь инкский касик Сайри Тупак, язычник поганый и вообще, с какой стороны ни глянь, недочеловек – а стал дон Диего Сайри Тупак, благородный аристократ, между прочим, зять испанского губернатора Чили Мартина де Лойолы, внучатого племянника святого Игнатия Лойолы!

(А теперь попробуйте представить какого-нибудь губернатора Новой Англии, который внезапно женится законным браком на дочке «грязного индейца» и привозит ее в Лондон ко двору его/ея величества. Фигово представляется? То-то же!)

Мартин Гарсия де Лойола и его жена, донья Беатрис Клара Койя, дочь Сайри Тупака:



В общем, поскольку рабы в Италии практически поголовно были христианами, то считалось хорошим тоном через какое-то время отпускать их на волю – по завещанию, или в честь каких-нибудь радостных семейных событий, или просто так. Ну а если рабыня рожала от хозяина ребенка – то тогда уж сам бог велел ей вольную дать: она ж теперь не хухры-мухры, а мать члена семейства, пусть даже и незаконнорожденного.

Вот и с матерью Алессандро приключилась такая же история. Звали ее Симонетта (или, в местном произношении, Симунетта), и была она рабыней Альфонсины Орсини, вдовы Пьеро Невезучего. Кто из семейства Альфонсины был отцом маленького мулатика, как мы уже знаем, науке неведомо – то ли ее сын Лоренцо, то ли ее двоюродный деверь Джулио aka папа Климент – но в любом случае ачивку «родила наследника дома Медичи» Симонетте присвоили. И ребенка официально признали – пусть и был Лоренцо II (официальный папаша) на тот момент семнадцатилетним долбодятлом не самых высоких моральных качеств, но все-таки он был нормальный итальянец, а не какой-нибудь там маркиз де ля Пайетри, который через два с половиной столетия не постесняется продать в рабство собственных детей, рожденных от негритянки (старшего, правда, через какое-то время выкупит назад – и станет потом этот старший отцом всем нам хорошо знакомого Александра Дюма-отца, простите за тавтологию). А Симонетте вручили вольную, выделили приданое и выдали замуж: за кого – толком непонятно, однако известно, что молодожены купили себе на приданое Симонетты ферму в урбинской деревушке Коллевеккьо и принялись заниматься там сельским хозяйством и плодить ребятишек.

О том, что у будущего герцога Флорентийского были единоутробные сиблинги-крестьяне, мы знаем из письма Симонетты, которое она через девятнадцать лет напишет уже взрослому Алессандро. Собственно, оригинал этого письма до нас не дошел, поэтому подлинность его несколько сомнительна. Но письмо крайне любопытное, так что текст я все-таки приведу:

«Mag.^co S.^or Alessandro fig.^lo car.^mo

Lextremita vi scripsi mi inducono et sforzano che con il visitarla la pregi et quanto posso lastrenga che per lamor dedio non me voglia abandonar in tanta necessità quale al presente me trovo, che a dui figliolini, quali ho non ho il suo da darli da mangiare, et lassamo star de le altre cose, de pane solo non li posso almeno una volta al mese cavarli la fame de Corpo, et non mi vale el mio perche qui... men se scade di sorte che non trovo ad vender qualche possessioncella che ho per posser substentarmi e non morir di fame, et posito che se potesse vender, non trovamo da posser comprar grano. Donde fig.^lo mancandone questa sola speranza quella merestata sola in V. Magnific.^ia non ho dove me voltare et ricorrere, siche vi prego per quanto amor portate a Dio non me vogliate mancare in cosi facta necessità et extremità. Lostensor della p.^nte è mio marito qual li raccomando quanto posso insieme con me ed questi due poveri fig.^li.

In Collevecchio adj xij di Febbraio MDXXVlIIj.

La V.^ra Cara madre Simunetta».

«Сиятельный господин Алессандро, дражайший сын!

Крайняя необходимость заставляет меня писать Вам и вынуждает посредством этого визита просить Вас и умолять изо всех моих сил, дабы ради любви к Богу Вы не пожелали оставить меня в той великой нужде, в коей ныне нахожусь я и двое моих маленьких детей, коих у меня нет средств прокормить; даже при всей бережливости я не смогу утолить их голод хлебом чаще раза в месяц; мой собственный голод не важен, потому что… (здесь в оригинале пропуск). Даже если бы я сумела продать то ничтожное имущество, каковое мне принадлежит, чтобы поддержать себя и не умереть с голоду, мы не смогли бы купить зерна. Посему, сын мой, у меня остается надежда только на Ваше Сиятельство, мне некуда больше обратиться, не к кому прибегнуть; потому я молю Вас ради любви, которую Вы питаете к Господу, не оставить меня в таковой нужде и крайности. Податель сего письма – мой супруг, какового я препоручаю Вам, как и себя саму, и сих двоих бедных детей.

Писано в Коллевеккьо 12 февраля 1529 года.

Ваша любящая мать Симунетта».

Письмо, конечно, невеселое, но с ним связан один ржачный момент: на основании этого текста некоторые англоязычные исследователи рабства в ренессансной Европе (не будем показывать пальцем!) сделали вывод, что муж Симонетты тоже был рабом (и сто пудов чернокожим, каким же еще!), потому как звали его экзотическим именем Лостензор. Я все никак не могла понять, откуда они взяли этого Лостензора, а потом нагуглила, наконец, письмо – и тут меня хватила смеховая истерика. :-)) Короче, ларчик просто открывался: Симонетта, или кто там за нее писал это письмо, просто не ставит апостроф между артиклем и гласной (нормальная штука по тем временам) и проглатывает конечную гласную (еще более нормальная штука). Так что экзотический раб Lostensor – это всего лишь l’ostensore della presente, «податель сего письма». Вот, блин, и верь после этого изданиям Cambridge University Press! :-))))

Ответил ли девятнадцатилетний Алессандро на письмо матери, которой он, скорее всего, даже не помнил, - неизвестно. Во всяком случае, став взрослым, он свое «рабское» происхождение не афишировал – хотя особо и не скрывал. Да и что скрывать-то, если все вокруг и так все знали, тем более что на рожу Медичи-полукровка получился Пушкин Пушкиным:



Тем не менее, повторюсь, за цвет кожи Алессандро современники не шпыняли, а вот за маму-рабыню и за то, что он сам не знал, где и когда родился, - вот это да, было дело. Даже собственное семейство первые годы держало его, так сказать, в резерве, пока до папы Льва и его кузена Джулио наконец не дошло, что наследников мужского пола у них отнюдь не семеро по лавкам, поэтому к власти на всякий случай надо готовить обоих племянничков – и аристократа Ипполито, и мулата Алессандро.

Когда племянничкам было лет тринадцать, заботливые дядюшки отправили их обоих во Флоренцию – учиться властвовать на месте, так сказать. Однако разница в положении двух кузенов сказалась и тут: Ипполито поселили в самом городе, в фамильном палаццо Медичи, который еще Микелоццо для Козимо Старого строил (там же в городе обосновалась и маленькая Екатерина вместе со своей теткой Клариче). А Алессандро, как второстепенному дублеру, выделили в качестве резиденции семейную виллу в Поджо-а-Кайяно. Впрочем, жить на вилле тринадцатилетнему подростку очень понравилось: там можно было охотиться сколько влезет (а это дело он очень любил), ну и коллекционировать оружие – еще одно любимое хобби Алессандро – ему никто не запрещал и денег на это родня ему отсыпала весьма щедро. Да и титулом пацана не обидели: приблизительно в это же время папа Климент выклянчил для него у императора Карла V титул герцога Пенне, и пусть это Пенне было всего лишь захолустным городишком в горах Абруццо, но все-таки это было самое настоящее герцогство!

Нынешнее Пенне:



Однако титулы титулами, но даже для малолетних герцогов школу еще никто не отменял. Наследничков усердно пичкали науками – а чтобы им было не скучно, вместе с Алессандро и Ипполито засадили учиться их дальнего родича Лоренцино Медичи (запомним это имя!), который был на пару лет младше обоих кузенов, и – привет, история искусства! – их однолетку Джорджо Вазари, которого Медичи опекали по традиционной программе «поддержим-талантливую-молодежь-а-вдруг-из-них-вырастут-гении».

Пока младшие члены семейства Медичи грызли гранит наук, за ними из Рима зорко наблюдал их дядюшка (а кое-кому, может быть, и батюшка) Джулио, он же папа Климент VII (дядюшка Лев X к тому времени уже почил в бозе, подхватив в недобрый час острую пневмонию). Может быть, Климент и впрямь был биопапашей Алессандро, как поговаривали злые языки, – но тем не менее он, как и Лев, продолжал делать ставку на Ипполито, а не на собственного предполагаемого отпрыска. Правда, при этом предполагалось, что Ипполито должен быть не только правителем Флоренции, но и как минимум князем церкви. (Похоже, попав в Ватикан, старшие Медичи твердо уверовали, что главный залог процветания их рода – это достижения его членов на церковном поприще, а уж власть светская к этим достижениям по-любому приложится. Надо сказать, в этом они не сильно ошибались).

В общем, из Ипполито усердно лепили большую церковную шишку. Уже в семь лет он стал архиепископом Авиньонским (естественно, так ни разу в Авиньоне и не побывав – ни в детстве, ни в более солидном возрасте: на фига напрягаться, если для этого епископы-викарии есть). При этом возможность выгодного брака для Ипполито тоже не отвергалась, потому как священный сан он не принимал (эту удобную схему мы помним еще по папе Льву, который чудненько прожил кардиналом-мирянином аж двадцать четыре года – вплоть до своего избрания в папы римские, когда уже хош не хош, а пришлось становиться полноценным духовным лицом). В общем и целом, план для Ипполито предлагался такой: живи себе, парень, на доходы от архиепископства, вникай в церковные дела (лишние знания карман не тянут!), но если что – мы все отыграем назад, сделаем тебя светским правителем и женим на ком-нибудь политически симпатичном.

Наиболее политически симпатичной папе Клименту казалась Маргарита Австрийская, внебрачная дочка императора Карла V. Смущало только одно – Маргарита на тот момент была в таком нежном возрасте, что еще и ходить толком не научилась. Так что потенциальную помолвку пришлось отложить в долгий ящик. А потом, как мы уже знаем, отношения Климента с императором испоганились, грянуло Великое разграбление Рима, во Флоренции поднялся бунт, и Ипполито с Алессандро, бросив все (включая маленькую Екатерину), бежали из родного города куда глаза глядят. Климент тоже бежал из разграбленного Рима куда глаза глядят, и встретилось все семейство (минус оставшаяся в заложниках у флорентийских народных масс Екатерина) только в захолустном Орвьето, где перепуганный папа наконец-то счел возможным остановиться без опасения, что обозленные наемники Карла найдут и прирежут его к чертям собачьим.

Впрочем, через год папа таки наступил на горло собственной гордости и примирился с Карлом. Семейство снова перебралось в Рим, где Климент, крайне озабоченный будущим рода Медичи, быстренько сделал своего любимчика Ипполито, которому как раз стукнуло восемнадцать: а) кардиналом, б) папским легатом в Перудже, в) папским легатом в Генуе, г) администратором епархии Казале-Монферрато, д) аббатом чертовой кучи крайне прибыльных аббатств, е) и т.д., и т.п.

Однако Ипполито заботу дядюшки ни фига не оценил. Ему не хотелось быть князем церкви – ему хотелось быть просто князем, причем, желательно, князем-полководцем. Как пишет Кэтрин Флетчер, кто-то из римских сатириков даже написал по этому поводу ехидный стишок: «Ныне, когда папа дышит на ладан, все кардиналы плетут интриги, чтобы стать следующим понтификом, и только Медичи, который мечтает стать солдатом, на это плевать».

Ипполито Медичи (правда, уже не восемнадцатилетний, а чуть старше), недовольный обладатель массы прибыльнейших церковных должностей:



При этом Ипполито отнюдь не был дураком и солдафоном. Напротив, судя по отзывам современников, он был весьма образованным парнем – куда образованнее, чем, скажем, его кузен Алессандро (хотя и Алессандро даже его злейшие враги в интеллектуальных способностях не отказывали). По части светского обхождения Ипполито тоже давал своему темнокожему родичу сто очков вперед – Алессандро был товарищем грубоватым и прямолинейным, как асфальтоукладочный каток, а Ипполито был куда как гибче и дипломатичнее. Правда, утруждать себя применением своих дипломатических талантов по отношению к любящему дядюшке у Ипполито и в мыслях не было. Напротив, он демонстративно отлынивал от своих кардинальских обязанностей, прогуливал консистории и временами даже нахально поминал в присутствии Климента покойного Чезаре Борджа – мол, вот он тоже был кардиналом, но папа Александр освободил его от этого тяжкого бремени и сделал папским гонфалоньером, ибо мудро внял стремлению любимого дитяти к военной стезе, не то что некоторые…

Немудрено, что в конце концов отношения между Климентом и непослушным Ипполито накалились добела. Через некоторое время послы при папском дворе начали строчить на родину донесения, что ветер переменился: теперь папа все больше предпочитает своего другого племянника, светлейшего синьора Алессандро. Но Ипполито от этого было не легче: вместо того, чтобы перенести на «светлейшего синьора» свои церковные планы и умучить его скучным кардинальством, папа Климент, наоборот, решил сделать из Алессандро светского правителя – то бишь, выдать ему именно те плюшки, которых так страстно добивался Ипполито!

Это был грандиозный облом, но исправить уже ничего было нельзя. Папа Климент, вопреки своему обыкновению, был тверд как кремень. Хуже того, он даже решил женить Алессандро на маленькой Маргарите Австрийской, той самой, которую когда-то планировал заполучить в жены для Ипполито. В рамках выполнения этого плана Климент командировал обоих племянничков в Геную, куда как раз прибыл Карл вместе со всем своим двором: Алессандро – в качестве жениха, а Ипполито, увы, в качестве всего лишь папского легата.

(Конечно, вряд ли Ипполито сильно переживал, что ему не светит жениться на девочке младшего школьного возраста – на тот момент молодой кардинал был уже давно и прочно влюблен в шестнадцатилетнюю красавицу Джулию Гонзага, для которой он строчил перевод на итальянский язык вергилиевской «Энеиды», - но, согласитесь, уступать кузену-мулату честь быть императорским зятем все-таки обидно!).

Маленькой Маргарите к этому времени исполнилось всего восемь лет. Свою родную мать, фламандскую служанку Иоганну ван дер Гейст, она не видела никогда – сразу же после рождения ее отдали на воспитание сначала двоюродной бабке (и полной тезке) Маргарите Австрийской, а потом тетке по отцу Марии, вдове короля Венгрии. Родного папочку-императора восьмилетняя Маргарита, похоже, впервые увидела живьем тогда же, когда и своего жениха – до сей поры Карл в жизни девочки не отсвечивал никак, хотя официально признал ее и алименты бабло на ее содержание и воспитание отстегивал беспрекословно.

Маргарита Австрийская, она же в будущем – Маргарита Пармская:



На самом деле, можно только гадать, как чувствовал себя ребенок, которого притащили из родного Брюсселя в какую-то непонятную Геную, поставили перед стремным бородатым дядькой с челюстью ящиком и сказали: «Это ваш батюшка». А потом поставили перед не менее стремным курчавым обормотом, смуглым, как закопченный котелок (ага, это после Фландрии-то, где все рыжие и белокожие!), и сказали: «Это ваш суженый». Впрочем, на чувства Маргариты всем было традиционно плевать – се ля ви, такова жизнь королевских дочерей, пусть даже и незаконных.

Карл Пятый, батюшка Маргариты:



Зато Карлу его потенциальный зять внезапно очень понравился. Алессандро протусовался при императорском дворе несколько месяцев, объехал вместе с Карлом пол-Италии, и когда будущим родичам пришла пора расстаться, то расстались они крайне довольные друг другом. По просьбе папы Климента Карл выделил войска для вышибания из Флоренции республиканцев и водворения туда династии Медичи, и в 1531 году Климент вместе с Алессандро и прочими членами семейства торжественно въехал в родной город.

Естественно, управлять возвращенной Флоренцией самолично папа не собирался – у него и в Риме дел было по горло, поэтому сию задачу возложили на Алессандро (отверженный кардинал Ипполито кусал себе локти от зависти, но ничего поделать не мог).

На прощание Климент, не мудрствуя лукаво, придумал для племянничка простой, но вполне доходчивый титул: Capo della Reppublica – глава (или, если хотите, главарь) республики. Флорентийцы заскрипели зубами, но стерпели. Деваться было некуда: город устал от бунтов и войн, да и бодаться с союзником императора было себе дороже – императорские войска по-прежнему шастали по Италии и в случае чего могли быстренько показать Флоренции кузькину мать. К тому же, по мнению городских оптимистов, пока что все было не так уж плохо. Да, деликатностью и дипломатичностью глава республики не отличается (и вообще, скажем прямо, ведет себя как истинный мафиозный главарь), но все-таки республиканские институции худо-бедно функционируют, Синьория собирается, чего-то там голосует, правительственные комитеты так-сяк работают. Правда, Алессандро, по наущению папы Климента, захапал себе право войти в состав каждого из комитетов (и должность пожизненного гонфалоньера в придачу) - но ничего, все как-нибудь обойдется, думали флорентийцы.

И сильно ошибались. Несколько месяцев папа Климент и император Карл с одобрением следили за действиями своего молодого протеже, а потом решили, что пришла пора кончать эту комедию с демократией. Карл небезосновательно считал, что его дочери нужен нормальный зять-властитель, а не какой-то там мутный capo. Папа Климент, в свою очередь, не менее безосновательно считал, что демократическую заразу надо изничтожить, пока есть возможность: иначе рано или поздно (причем скорее рано) Медичи снова вышибут из Флоренции, а четвертого изгнания за сто лет семья просто не перенесет.

В итоге в апреле 1532 года, через девять месяцев после возвращения Медичи в город, Карл объявил на всю Европу, что дарует Алессандро титул герцога Флорентийского. Это была воистину мировая сенсация. Темнокожий бастард, сын матери-рабыни и неизвестного отца, бывший «запасной дублер», годами живший в тени более родовитых родичей, в один миг вознесся на высоту, о которой и помышлять не смели ни Козимо Старый, ни даже Лоренцо Великолепный: он стал официальным наследственным монархом Флоренции.

Наверное, горожане даже не сразу поняли, что многовековой кошмар Флорентийской республики наконец-то сбылся – она перестала быть республикой. Но когда разогнанные члены Синьории понуро вышли из дворца, в котором теперь будет жить Алессандро и который отныне перестанет называться Палаццо делла Синьория, когда по приказу новоявленного герцога с дворцовой башни сбросили колокол Вакка, столько раз сзывавший флорентийцев на общегородское собрание, тогда даже самому распоследнему дураку оптимисту стало ясно: эпоха закончилась. Флорентийская республика мертва – Медичи, которых она приютила почти четыре столетия назад, в конце концов добились своего и повергли ее в прах, превратив Флоренцию в самое обычное итальянское герцогство – такое же, как Милан, Неаполь или Урбино.



Из осколков Вакки Алессандро распорядился отлить монеты со своим портретом, как бы намекая горожанам: то ли еще будет. Как показало будущее, слов на ветер он не бросал.

Продолжение следует…

@темы: Медичи

---

Она снова с бородой! :-))

Пришла рассылка: 8 ноября выйдет бартолиевский альбом по Фаринелли. Надо не забыть купить, как только на гуглоплее появится.

‘Nell’attendere mio bene’ from Polifemo by Porpora
‘Vaghi amori, grazie amate’ from La festa d’imeneo by Porpora
‘Morte col fiero aspetto’ from Marc’Antonio e Cleopatra by Hasse
‘Lontan… Lusingato dalla speme’ from Polifemo by Porpora*
‘Chi non sente al mio dolore’ from La Merope by Broschi
‘Come nave in ria tempesta’ from Semiramide regina dell'Assiria by Porpora
‘Mancare o Dio mi sento’ from Adriano in Siria by Giacomelli
‘Si, traditor tu sei’ from La Merope by Broschi*
‘Questi al cor finora ignoti’ from La morte d’Abel by Caldara
‘Signor la tua Speranza… A Dio trono, impero a Dio’ from Marc’Antonio e Cleopatra by Hasse
‘Alto Giove’ from Polifemo by Porpora
*Denotes a world premiere recording

И трейлер. Бартоли опять бородатая, отпусти меня, зальцбургская чудо-трава! :-)))

@темы: Cecilia Bartoli

---

Еще одно хорошее Miserere.

Сопрано у второго хора классная.

@темы: Gregorio Allegri

---

Дворец графини де Лебриха

В Испанию мы этой осенью не едем, а едем только следующей весной. Это, конечно, печально, но не смертельно, однако вспомнилось мне по этому поводу, что перед Севильей у меня остался небольшой должок - хотела-хотела написать про дворец графини де Лебриха, да так и не собралась.

Вот есть такой туристический закон подлости: если ты живешь рядом с какой-то достопримечательностью, то именно туда ты попадешь а самую последнюю очередь. Если вообще попадешь. Ну и, поскольку мы жили в паре шагов от этого дворца, то, понятное дело, собрались туда только в свой самый последний день в Севилье. Надо сказать, после прочтения трех с половиной строчек в Википедии ("донья Регла Манхон Мерхелина, графиня де Лебриха, известная собирательница древностей начала XX века...") у нас бог весть почему сложилось впечатление, что графиня была очередной дурой-аматоршей, скупавшей на европейских барахолках всякое шополало (вроде как бедная Изабелла Чарторыйская с ее прахами Элоизы и Абеляра... :-))).

Хвала всем богам, это оказалось неправдой! Графиня де Лебриха была потрясающей теткой: живи она не в начале, а хотя бы в середине XX века, она была бы нормальным дипломированным археологом с кандидатской-докторской, монографиями и т.д., и т.п. Но так как со временем рождения ей не повезло, пришлось ей играть в любительской лиге. Она дружила со всякими местными историками-археологами, спонсировала раскопки, ну и еще собирала личную коллекцию. Коллекция у нее небольшая, но очень годная (если б только еще испанцы умели нормальные экспозиции организовывать, а не просто распихивать пыльные витрины по темным углам - так вообще было бы зашибись...).

Дворец у графини тоже хорош. Этакий образцовый севильский мудехар родом из пятнадцатого века: арочки, мавританская вязь, везде плитки-асулехос из Трианы - все как положено, короче. К сожалению, фотки фасада у меня нет - чертова калле Куне, на которой стоит дворец, шириной, как водится у всех средневековых улочек, дай бог чтобы метров семь, поэтому фасад в объектив не влезает хоть ты тресни. Так что вот вам просто графский предбанничек:



На стене - графский герб и элитный кафель плитки-асулехос:









Предбанничек ведет в центральный дворик-патио - классический мудехарский дворик с арочками-колоннами, но вместо обязательного фонтанчика по центру - античная мозаика из Италики, римской колонии, которая располагалась километрах в десяти от нынешней Севильи (любимое раскопочное место графини):





Мудехарская вязь на арочках:











Лестница на второй этаж:





На второй этаж просто так не пускают: его потомки графини (дворец до сих пор принадлежит семейству де Лебриха) сдают под всякие торжественные сборища - конференции, симпозиумы, ну еще и свадьбу можно там заказать. :-)) Зато по первому этажу посетитель имеет право гулять сколько влезет, предварительно купив в предбанничке билет за какие-то весьма скромные деньги.

Экспозиция на первом этаже. В основном - находки из раскопок в той же Италике:











Немного эпиграфики. По большей части, погребальной: D.M.S. - это аббревиатура Dis Manubis Sacrum ("Божественным священным теням (манам)"), стандартное указание, кому именно препоручается душа усопшего:



Вот тут Dis Manubis Sacrum препоручается некий Марк Валерий:



Тут же рядышком присоседились индейские диковинки из бывших колоний:







Десятивечный мавританский барельеф из Кордовы - ценная вещь, наглядно демонстрирующая, что на благодатной испанской земле даже суровые потомки арабско-берберских завоевателей расслаблялись настолько, что запрет на изображение живых существ был уже им не указ:



Снова Рим: мозаика и поздняя нимфочка-фонтанчик.



















Торс Геркулеса:



А вот классика - атриумная мозаика с надписью "Привет, медвед!":



А теперь - чисто "домашние" экспонаты, плитки-асулехос из Трианы восемнадцатого-девятнадцатого века:





Летняя половина дворца:















Непременный родовой герб на стене, как же без него:



Летняя столовая:





В таком доме, наверное, хорошо быть ребенком: чтобы в дождливое утро после завтрака тебя носили на руках и показывали рисунки на плитках - а вот птичка, а вот зайчик, а вот охотник с ружьем...





А вообще в этой столовой устраивались заседания Королевской Академии изящных искусств св. Елизаветы Венгерской в Севилье, членом которой была графиня де Лебриха. В знак того, что традиция этих культурных сборищ продолжается и по сей день, на плитках-асулехос запечатлен фрагмент торжественной речи Исабель де Леон, маркизы де Меритос, потомицы нашей графини и тоже члена этой самой академии:



В переводе Элиссы (в наших путешествиях испанский - это ее парафия):

"Я сидела в саду под магнолией и смотрела на зал с колоннами, с его охряными стенами, украшенными фрагментами мозаик; я закрыла глаза и представила, что в этом доме царит идиллия Рима и Севильи, двух частей одного целого.
Рим - мозаики, Севилья - асулехос.
Рим - лавр, Севилья - жасмин.
Рим - мраморная Венера, Севилья - синяя керамика из Трианы.
Рим - помпейская роза, Севилья - песок на арене для боя быков.
Рим - кипарис, Севилья - апельсиновое дерево.
Рим - акант, Севилья - апельсиновый цвет".

Из столовой можно выйти в еще один внутренний дворик. Можно было бы даже погулять по нему, но на улице лупил адский ливень:





Возвращаемся в дом. Последний пункт маршрута - рабочий кабинет графини:





Бюст мужа, Эдуарда де Леона, графа де Лебриха:



Бюст их приемного сына:



Личные вещи графини:





На самом деле, присутствие хозяйки в доме ощущается прямо-таки физически. :-)) Во всяком случае, у нас сложилось подспудное впечатление, что даже на том свете графиня не перестала интересоваться любимым делом и приглядывать за своей коллекцией. А по ночам ее призрак наверняка является потомкам - в одной руке веер, в другой свежий номер "Museum Practice", на носу пенсне гневно подпрыгивает: "Где LED-подсветка? Где регулируемый температурный режим??? Где хотя бы таблички c QR-кодами, вы, maricones?!! Puta madre, живете как в девятнадцатом веке!!!"

И веером по лицу - хрясь!..,

@темы: Севилья - Гранада - Мерида

---

Все, наконец-то я дома. Больше никаких разъездов, минимум месяц. Гори в аду, богомерзкая "Укрзалізниця", не способная ни за какие деньги довезти пассажира нормально туда и обратно! (((

Аккурат перед войной на мою историческую родину собирались запустить внутренний лоукост, но потом, понятное дело, все к хренам накрылось, и фиг его знает, возьмется ли кто снова за эту замечательную идею. А у меня мечта идиота: час в самолете - и позвоночник цел, и времени терять не надо...

Еще картинка с родины: добрый доктор. Это стоматологическая клиника решила сделать художественный презент офтальмологической клинике.



У доброго доктора сказали, что надо приваривать сетчатку на обоих глазах. Не то чтобы это были breaking news: бабулину наследственность не пропьешь, не я в этом семействе первая, и, подозреваю, не я последняя, но придется теперь поднять задницу и заморочиться. (

---

Сегодня на исторической родине в маршрутке увидела:



Отличная мысль, я считаю. Завести, что ли, вместо разводного ключа титановую мышь?

И минутка ностальжи. Прохожу сегодня днем мимо музыкалки - за окном кто-то долбит "Ой, лопнув обруч", здравствуй, подготовительное отделение класса фортепиано, о, сколько же открытий чудных вас ожидает ближайшие восемь лет (по крайней мере, если не дезертируете...). :-))))

---

Южный Буг и скалы в Сабарове

Это кусок моей праздничной винницкой поездки. Решили мы с дедом позавчера сплавать на кораблике до Сабарова - это такое винницкое предместье, в котором дед был в последний раз так давно, что и сам уже толком не помнит, что там, а я, естественно, не была никогда.

Обещала нам Википедия шикарные виды Южного Буга, скалы, лестницу на вершину одной из скал и в качестве бонуса легендарный камень, на котором якобы любил сидеть Коцюбинский и набираться вдохновения, глядя на пейзажи. Ну что сказать: Википедия не обманула. :-)))

По дороге:















А вот и сабаровские скалы. На скалах разноязычные надписи типа "X любит Y" и назидательное "НЕ СМІТИ!" ("Не мусорь").













Окрестные пейзажи:



















Пейзажик с каменюкой. Нет, это не камень Коцюбинского, камень Коцюбинского мы так и не нашли (на нем вроде как должна быть выгравирована памятная надпись), но там кругом полным полно совершенно замечательных камней, и не сомневаюсь, что Коцюбинский, как человек со вкусом, пересидел на них на всех. :-))



Виды со скал:









Плотина. По ней можно перейти со скалистого берега собственно в Сабаров - к цивилизации:





Плотина вблизи:

---

Собачка Саломеи, котик Ирода и букварь Девы Марии

И снова веселые картинки. На этот раз - витражи из руанской церкви святой Жанны д'Арк, точнее, из церкви святого Викентия, которая не пережила Вторую мировую, однако витражи, слава богу, уцелели и благополучно переехали к Жанне.

Жаннину церковь я как-то уже показывала - стоит она на Старорыночной площади (как раз на том месте, где Жанну и сожгли) и выглядит настолько креативно, что при первом взгляде на нее начинаешь нервно икать. Но потом ничего, привыкаешь. :-))

Вот это она и есть:



Напоминаю, дизайн тут вроде как символизирует языки пламени (хотя на вид так пагода пагодой), но бог с ними, с языками: весь этот креатив идеально подошел, чтобы приютить бездомные шестнадцативечные витражи. Они смонтированы сплошной стеной и начинаются прямо от пола, а не на высоте черт знает скольки метров, так что я со своим зрением в кои-то веки могла рассмотреть их без особого напряга. :-))





Немного креативного интерьера. Подозреваю, все эти деревянные элементы должны напоминать зрителю о дровах в костре бедной Жанны, но у меня на задворках подсознания упорно маячил осиновый кол.



Статуя Жанны с подсвечником - опять же, в виде костра.



Вообще, задумано очень неплохо, если бы не практическое назнаение: как ни крути, но это церковный подсвечник. Есть у меня традиция ставить свечку в понравившихся церквях, но тут прямо духу не хватило - в такой подсвечник вроде как не свечу Жанне ставишь, а костер ей поджигаешь, чтобы не потух...

Ладно, а теперь - витражи! Замечательное "Житие святого Петра":



"Читаем" слева направо снизу вверх. Внизу: призвание Петра и Андрея, за ним - чудесная рыбная ловля на Геннисаретском озере, потом - состязание Петра с Симоном Волхвом, наверху - Петр проповедует и исцеляет страждущих, затем вручение ключей от Рая и Quo vadis.





Призвание Петра и Андрея:



Рыбная ловля:



Состязание с Симоном Волхвом (на самом деле, в канонических Деяниях Апостолов его нет, но сюжет очень популярный). Петр спорит с Симоном, на пальцах перечисляет аргументы в свою пользу, Симон, признав поражение, рвет свои магические книги и, покинутый своими демонами, летит вверх тормашками с Капитолия.







А происходит этот увлекательный диспут на фоне аббатства Сент-Уэн и Сен-Маклу. :-)))



Для сравнения - Сен-Маклу:



И Сент-Уэн:



Верхний регистр:



Проповедь и исцеление больных:



Иисус вручает Петру ключи от Рая:



Quo vadis:



На самом верху - девятнадцативечные доделки, по большей части, на тему задушевных бесед Петра с Иисусом:







Воскрешение Тавифы:



Следующее окно - житие святой Анны, матери Девы Марии и, соответственно, бабушки Христа:



На этот раз "читаем" сверху вниз: явление ангела Иоакиму, встреча Иоакима и Анны у Золотых ворот в Иерусалиме, рождество Девы Марии и введение ее же во Храм:



Явление ангела и встреча у Золотых ворот:







Рождество Богородицы и введение во Храм:



А на самом-самом верху Анниного окна - внезапно чудеса святого Иакова Старшего из "Золотой легенды", включая историю с повешенным:



Иаков поддерживает невинно повешенного юношу, чтобы тот не задохнулся, и попутно коротает время за чтением книжечки - пока дождешься этих безутешных родителей из Компостелы, небось, исскучаешься весь...



Следующее окно - так называемое "окно Колесниц". Изображает в хронологической последовательности три триумфа (сверху вниз): триумф Адама и Евы в земном раю, триумф Сатаны и триумф Девы Марии.





Триумфальный кортеж Адама и Евы в окружении Добродетелей:



Триумф Сатаны и триумф Девы Марии:



За сатанинской колесницей идет Доверчивость (Credulitas) с флагом, а за ней шествуют все семь смертных грехов в полном составе:



На самой колеснице едет Змий (прямо вместе с райской яблоней), а тащут колесницу согрешившие Адам и Ева, сопровождаемые ужасными последствиями грехопадения - Скорбью (Dolor) и, страшно сказать, Работой (Labor).



Ну и, чтобы добавить для зрителя местного колорита, шествует вся эта процессия мимо Руанского собора, со стороны портала Календ. :-)))



В процессии Девы Марии публика, конечно, поприличнее. Возглавляют шествие Истина и кто-то там еще (попутно запинывая попавшуюся по дороге Ересь), колесницу тянут ангелы:



За Девой Марией идут благочестивые граждане Руана (зуб даю - заказчики витража):



А за спинами у граждан, насколько я могу разглядеть, опять маячит Сен-Маклу - вид со стороны апсиды. :-)))



Кстати, если вы вдруг спросите, а причем тут вообще в этом компоте с Адамом-Евой-Змием Дева Мария - а при том, что она считается новой Евой. Старая Ева откушала яблочка и все испоганила, а новая Ева родила Спасителя и всех спасла. Таким образом, внизу витража у нас логический хэппи-энд.

Еще одно занятное окно - с "Древом святой Анны" (оно же окно Трех Марий). Вот кто помнит, есть Иессеево древо - с аллегорическим родословием Христа, так вот к нему в пару сочинили и древо святой Анны - генеалогическое древо Девы Марии по материнской линии. Основывается оно, емнип, на апокрифическом Евангелии Псевдо-Матфея, где сказано, что святая Анна трижды выходила замуж - за Иоакима, за Клеопу и за некоего Саломия. От троих мужей она родила трех дочерей: Деву Марию, Марию Клеопову и Марию Саломию (Зеведееву). Две последние Марии действительно упоминаются в канонических Евангелиях (в качестве жен-мироносиц), но ни о каком родстве там, естественно, ни слова. Зато считается, что Мария Клеопова - мать апостолов Иакова Младшего, Симона Зилота и Иуды (Фаддея), а Саломия - Иакова Старшего и Иоанна Богослова. Таким образом, если верить Псевдо-Матфею, то получается, что добрая половина апостолов - кузены Христа. :-)))





Внизу витража: встреча Анны и Иоакима у Золотых ворот в окружении донаторов обоего пола (мальчики налево, девочки направо):



Святая Анна и три ее дочери: слева - Мария Клеопова, в центре, рядом с матерью - маленькая Дева Мария, которую Анна учит читать (кстати, очень популярный сюжет в XV-XVI веках - прямо-таки агитка "Женщина не должна быть безграмотной!!!"), слева - Мария Саломия:



Для тех, кому интересно, что написано в книжке у маленькой Марии: на первой странице - гимн Фомы Аквинского "O salutaris hostia" ("О спасительная жертва, открывающая двери Рая"), на второй - слова архангела Гавриила: "Радуйся, благодатная, Господь с тобой", обращенные, собственно, к Марии (цитата из Евангелия от Луки и, по совместительству, начало небезызвестной молитвы Ave Maria).



Выше - уже взрослая Мария с младенцем Иисусом, по бокам - апостолы-"племянники" по линии Марии Клеоповой и Марии Саломии соответственно:



Кстати, это, похоже, один из последних витражей с древом святой Анны, потому как приблизительно в это же время Тридентский собор объявил историю о трех мужьях не соответствующей действительности (и то ведь правда: в канонических Евангелиях не то что о мужьях - о самой Анне ни слова) и запретил изображать этот сюжет.

Идем дальше. Окно Иоанна Крестителя (там справа от него - оконце Трудов милосердия, но про труды будет позже).



"Читаем" сверху вниз: проповедь Иоанна, крещение Иисуса, усекновение главы (Саломея уже ждет с тарелкой) и пляски Саломеи на пиру у Ирода.



Кстати, вот как раз Иоанн - действительно кузен Иисуса, он сын Елисаветы, родственницы Девы Марии (канонические Евангелия подтвердят!).

Проповедь и крещение Иисуса:



Казнь:



Танец Саломеи:



Между прочим, вместе с Саломеей пляшет комнатная собачка, а под столом у четы Иродов спит котик:





Дальше - окно Трудов милосердия. Другой мастер, другая рука, и, честно говоря, из всех витражей в святой Жанне "Труды" мне понравились меньше всего.



Но вот пир скупого богача в нижнем регистре неплох:



Симпатичный "Витраж святых":



Внизу - Иоанн Креститель со своим барашком, Анна, учащая Марию читать (говорю же - популярный сюжетец!), и донатор с супругой



Выше - неопознанный святой и Николай Чудотворец:



И на самом верху - святой Викентий и Иаков Старший:



Земная жизнь Христа:



Верхний регистр "Земной жизни": Благовещение и Рождество.



Там же, правее - Сретение (оно же - Принесение во Храм, со стареньким Симеоном Праведным, на заднем плане - три волхва) и Обрезание Господне:



Нижний регистр: бегство в Египет и юный Иисус, поучающий мудрецов в Храме.



Дискуссия с менялами и проповедь народу:



Непосредственное продолжение на следующем витраже, только на этот раз "читать" надо снизу вверх. Въезд на ослике в Иерусалим, молитва в Гефсиманском саду, поцелуй Иуды, суд Пилата, бичевание, диалог с Пилатом, умывание рук и путь на Голгофу.







На самом верху - Господь-Вседержитель, ангелы с орудиями страстей Господних и гербами заказчиков и Вероника Праведная с нерукотворным образом Христа, отпечатавшимся на платке:





И только-только мы закончили фотографировать "Земную жизнь", как началась месса и всех незаинтересованных лиц попросили покинуть помещение. А ведь там осталась просто замечательная "Голгофа" и вообще много всего интересного! ( Пошли мы тогда к собору снимать портал Книжников. А когда вернулись в святую Жанну (последний наш день в Руане, завтра с самого утра в Париж) - к великому нашему огорчению, она уже была закрыта: тридцать первое декабря, все-таки...

@темы: Франция

---

Свинья со скрипкой

По поводу парадоксов иконографии – еще одна цитата из хорошей книжки:

«На исходе XIX в. французский искусствовед Эмиль Маль высмеивал тех коллег, которые, стремясь расшифровать послание средневековых мастеров, приписывают глубочайшие смыслы малейшим деталям любого изображения и видят тончайшую символику там, где ее вовсе искать не стоит. Он настаивал, что маргиналии – всего лишь декор, а декор не обязан обладать смыслом. Сцены, расцвечивающие поля, для него – это пространство свободы художника, его попытка имитировать, а порой и превзойти природу в ее бескрайнем разнообразии. Поэтому стремление их прочитать или как-то связать с текстами, которые они окружали в рукописях, он считал бессмысленной тратой времени».

Ей-богу, вот иногда так и тянет согласиться с Малем – и по поводу маргиналий, и по поводу их архитектурных сородичей. Оно-то, конечно, средневековый символизм – дело тонкое, никогда не знаешь, что и откуда на тебя выскочит: вот видишь, например, на каком-нибудь романском портале крокодила, пожирающего гидру, - а это, оказывается, символ Христа, жертвующего собой во искупление грехов человечества! Или, там, видишь русалку с зеркальцем – о, это Тщеславие! (Ну, или еще какой-нибудь смертный грех, но с зеркальцем – обычно все-таки Тщеславие).

Но ладно еще, если это русалка, с русалкой все ясно. А если это свинья, играющая на скрипке? Или кентавр с крыльями на башке? Или лев с человеческой головой? (Нет, это не святой Марк, святой Марк в лучшем случае – человек с головой льва, да и то Тридентский собор сие похабство в шестнадцатом веке запретил). Может, конечно, какие-то толкования на этот счет и существуют, просто мы их не знаем. А может, и нет. Может быть, иногда банан – это просто банан, как усиленно намекал Маль. И если бы вдруг у нас появилась возможность спросить у средневекового скульптора: «А почему это ты, мил человек, свинью со скрипкой прям у входа в храм божий лепишь?», то не факт, что в ответ не прозвучало бы гордое «По кочану! Потому что могу!»

На самом деле, к чему я все это веду – к своему любимому порталу Книжников в Руанском соборе. :-)) Там подобных необъяснимых чудищ хоть ложкой ешь. Перед ними пасует любое аналитическое мышление: уже через десять минут рассматривания мозг радостно посылает в пень все вопросы типа «А что это? А что оно означает?» и начинает тупо наслаждаться. Ибо не существует в этой альтернативной вселенной никакого анализа – один сплошной синтез. Это веселый, свободный и совершенно шизофренический мир, в котором свинья со скрипкой не равна сумме элементов «свинья» + «скрипка», она – свиньясоскрипкой, единая и неделимая, как Французская республика. И означает она именно свиньюсоскрипкой: пытаться найти ей другую дефиницию – все равно что пытаться дать определение вкусу арбуза (вкус арбуза – он и есть вкус арбуза) или объяснить, почему септаккорд второй ступени обязан разрешиться в тонику через доминанту. Обязан и все, это ж и ежу понятно. Че тут объяснять-то.

Потом, конечно, на трезвую голову возникает вполне естественный вопрос: а что все эти свиньи делают на портале храма и как их туда допустило церковное начальство? Ответа на него, разумеется нет, но факт остается фактом – допустило. Нет, были, само собой, отдельные зануды, вроде Бернарда Клервоского, который всю эту «безобразную красоту» и «прекрасное безобразие» разве что не матом в прямом эфире крыл. (Впрочем, от Бернарда другого и ожидать нельзя: для него единственный богоугодный дизайн – это сарай с голыми стенами, а все остальное – излишества нехорошие). Но, слава богу, большинство духовных деятелей в этом отношении было гораздо демократичнее и против развеселых украшательств ничего не имело – пусть даже эти украшательства и близко к церковному учению не стояли.

(Кстати, чудится мне в этом некая приятная широта взглядов: мир велик, чудесен и разнообразен, и чудеса в нем нифига не ограничиваются Священной историей, поэтому ИЗОБРАЖАЕМ ВСЕ!!! И вообще, Господу виднее, кого творить: угодно Ему будет, чтобы существовала свинья со скрипкой, - создаст свинью со скрипкой и вас не спросит. Так что созерцаем дивные дела Господни на портале Божьего храма и не выпендриваемся).

Короче, представляю вам портал Книжников Руанского собора – великолепный, единственный и неповторимый! Если бы сие великолепие увидал вышеупомянутый Бернард из Клерво, его хватила бы кондрашка на первой же секунде, ибо по степени укуренности портал уступает разве что Шотландской церкви в Регенсбурге (потому как в Регенсбурге, скажем честно, и кто покрепче Бернарда окочурился бы…).

Находится портал Книжников слева от центрального фасада и по факту представляет собой отдельный дворик (который, к сожалению, запирается на ночь, что мы и обнаружили потом, вознамерившись встретить Новый год в компании его дивных тварей ((). Над входом – Страшный суд (довольно стандартный для эпохи), в качестве портального столба – обязательный святой Роман со своим крокодилом, наверху и по бокам – энное количество статуй, а внизу возле входа – то, что называется «каменным гобеленом»: 150 медальонов с барельефами, изображающими все на свете – от Сотворения мира до таких шизофренических созданий, что сам Босх завистливо курит в сторонке!




Пока не забыла, по поводу названия: почему портал именно Книжников – никто толком не знает. В четырнадцатом веке он вообще назывался портал Святой Девы, а книжники в названии появились уже потом. Возможно, из-за книжных лавок, которые располагались с этой стороны собора, но это не точно.



«Каменные гобелены». Сверху в каждой «колонке» - сцена из книги Бытия (от Сотворения мира по убийство Каином Авеля включительно), а ниже начинаются монстры. Такое ощущение, что сцены Бытия были обязательной программой, откатав которую мастера получали право изгаляться дальше сугубо в собственное удовольствие.





Ну и, поскольку монстры намного занимательнее, чем Бытие, то с них я и начну.

Душевный человек-птиц. Есть мнение, что это евангелист Иоанн, сросшийся со своим орлом (см. выше про Марка с львиной головой).



Кабан-мыслитель. Любимый персонаж всех искусствоведов-историков, пишущих о портале Книжников, прямо-таки визитная карточка заведения. И он того стоит: очень хороший кабан, сразу видно - интеллектуал и творческая личность. В моем личном хэдканоне он архитектор: смотрит и размышляет, а не захреначить ли тут у северной стены еще какую-нибудь башенку с пинаклями?



Тоже мыслитель (медведь?), но труба пониже и дым пожиже. Если кабан размышляет о высоком, то этот просто чешет репу:



Говорящая собачка:



Еще собачка. Не факт, что говорящая.



Обед:



Василиск с человечьей головой. Между прочим, он доктор Хаус врач: в руках у него классический сосуд с мочой - главный (и, по правде сказать, едва ли не единственный) инструмент диагностики в средневековой медицине.



Бог знает кто:



Лев с человеческой головой. И, если я все правильно вижу, то голову он носит отдельно в лапах - видать, особенность анатомии такая.



Монахиня-дракон:



Мальчик, играющий с обезьяной:



Свинья со скрипкой - грешно было ее не продублировать. :-))) Все тащатся по кабану-мыслителю (и не сказать, чтобы он того не заслуживал), но, как по мне, свинья все равно главная звезда портала. Ибо самая обаятельная и привлекательная!



Ладно, на самом деле в руках у нее не скрипка - в смысле, не нынешняя скрипка. Это ребек или виела, в общем, какая-то из разновидностей виолы. В любом случае, играет свинья на ней уже как современный скрипач - упирая в плечо, а не черт знает куда.

Между прочим, свинка тут не одна такая музыкальная. Вот козел-перкуссионист с колокольчиком:



Кентавр-многостаночник: и на дуде игрец, и в бубен...э-э-э... бьец. В довершение всего у него еще и крылья на голове:



Еще один дудец. На этот раз, для разнообразия, человек (кажется):



Кто-то, очень плохо сохранившийся. Зато ему достался целый карильон!



С музыкой закончили, переходим к боевым искусствам. "Кунфуист":



Человек борется с кем-то (рискну предположить, что с медведом):



То ли Геракл, то ли Самсон:



А вот совершенно загадочное создание: у него ангельские крылья и явный нимб, и стоит оно явно в молитвенной позе - но голова у него при этом чья угодно, но только не человеческая:



Целая когорта любителей рассматривать себя в зеркало:







Кувыркающиеся человек и анхуман. Впрочем, имею нехорошее подозрение, что они не кувыркаются, а просто срослись спиной, как сиамские близнецы.



Некто, побеждающий дракона:



Пеликан:



Ушастая НЕХ - к сожалению, плохо сохранившаяся (впрочем, она у самых дверей, а там все плохо сохранилось - залапали прихожане вусмерть за последние шестьсот лет), но очень симпатичная:



Немного Священной истории: сотворение мира. Дабы обозначить, что это именно сотворение мира, а не что-либо иное, Господь держит в руках земной диск, на котором поэтапно проявляется всякое. В данном случае, создание Солнца и Луны:



Создание растений:



Создание животных:



Финальная часть проекта - создание Адама. Самая ответственная часть, поэтому создавать пришлось всей Троицей:



Адам и Ева кушают аблочко...



...получают закономерной мзды от Творца...



...а также от ангела с огненным мечом:



"Не треба скігліті, треба браті лопату і годуваті свою сім'ю! (с)" - как бы говорит Господь Адаму и Еве, изгоняя их из Эдема, и вручает им лопату и спецодежду.



Трудовыебудни. Ева прядет, Адам копает. Господней лопатой.



Еще трудовыебудни. Ева опять прядет, Адам крутит в руках какой-то инструмент. Если вам показалось, что это обоюдоострая кирка и сейчас он засадит ей себе в глаз, то вам просто показалось - на самом деле это паутина так свисает



Роды Евы. Адам пытается накормить кашкой жену и ребенка. Между прочим, по средневековым меркам - крайне зашкварное занятие для мужчины, но у нищих слуг нет что поделать, если других женщин, кроме роженицы, на Земле еще нет и припрячь некого...



Каин и Авель выросли и решили принести Господу дары от плодов трудов своих. Каин принес овощи, Авель принес ягненка. Господь, как известно, оказался невегетарианцем.



Ну а что было дальше, вы знаете:



А теперь посмотрим чуть выше. Общий вид портала:



Святой Роман с драконом на поводке - девятнадцативечный, но очень неплохо вписавшийся в окружающий средневековый дизайн:





Страшный суд на тимпане. Все как обычно: внизу воскресшие покойники, выкапывающиеся из гробиков, сверху - праведники, марширующие в Рай, и грешники, марширующие сами знаете куда. Над грешниками и праведниками было что-то еще, но до наших дней не дожило.



Праведники одесную, грешники ошуюю (на самом деле, для нас с вами - наоборот, но в иконографии лево и право считаются не с точки зрения зрителя, а "с точки зрения" центральной фигуры композиции):



Грешников уже ожидает благоустренный котел и приветливый обслуживающий персонал:



Заметим, церковь весьма самокритична: среди грешников минимум двое в епископских митрах...

На щипце - архангел Михаил натужно побеждает Сатану:







Еще один щипец - на боковой стене. На щипце распинают вниз головой святого Петра (во всяком случае, здесь утверждают, что это именно святой Петр, хотя бороды нет, да и выглядит распинаемый как-то нехарактерно молодо).





Симпатичные четырнадцативечные дамы на боковой стене - святая Маргарита (Марина) Антиохийская и святая Варвара:







Маргарита, как и положено, попирает Лукавого. Вообще же, эта великолепная дева прославилась тем, что в свое время дала отпор искушающему ее Сатане не только молитвами, но медным молотом по башке. Откуда в темнице, где в то время томилась в заточении благочестивая святая, оказался медный молот - история умалчивает, но, видимо, Бог послал.



Еще три прекрасные дамы: Мария Египетская, закрывшаяся собственными волосами и со львом у ног, и за углом - святая Аполлина (Аполлония) и святая Женевьева.







Аполлония, покровительница стоматологов, должна была, судя по всему, держать в левой руке клещи с вырванным у нее зубом - но сейчас, к сожалению, уже не держит ничего. У Женевьевы на правом плече сидит ангел, а на левом - черт, и, строго говоря, не очень-то понятно, к кому из них она прислушивается с большей охотой. :-))







Ну и под конец - немного безымянных обитателей портала:

@темы: Франция

---

На работе адский завал. От завала у меня переутомление, от переутомления - бессонница. Чтобы не ебануться воскресить мозг, читаю урывками "Страдающее Средневековье: парадоксы христианской иконографии". Отличная книга, отличные иллюстрации, отличные комментарии к иллюстрациям - короче, всем горячо рекомендую! Там даже мой любимый Портал книжников в Руанском соборе есть!

"Сегодня трудно представить издание конституции или уголовного кодекса, где бы среди статей и параграфов вклинивались кривляющиеся обезьяны или фривольные сценки. Однако во многих средневековых компендиумах по римскому и церковному (каноническому) праву инициалы или поля, помимо разнообразных гибридов, украшены задницами и гениталиями. Особенно этим известны манускрипты, создававшиеся в Болонье в XIII—XIV вв.

В них между колонками текста то тут, то там появляются мужские фигуры с выставленными напоказ фаллосами, фантастические существа с непомерно длинными, похожими на змей, мужскими достоинствами или вытянутыми фаллическими шеями, наездницы, оседлавшие эрегированные пенисы, словно коней и т. д. Едва ли эти фигуры требовались для того, чтобы разжечь плотские страсти у экспертов по «Кодексу» Юстиниана или «Декрету» Грациана. Скорее, чтобы развлечь юристов, уставших вгрызаться в мучительно скучный текст.



Кодекс Юстиниана. Болонья (Италия), третья четверть XIII в".

Очень красивые штуки:

"Значки с эротическими сюжетами по форме и материалам ничем не отличаются от паломнических значков, которые в позднее Средневековье можно было купить при храмах, куда, — поклониться мощам или каким-то еще реликвиям, — стекались толпы верующих. На них чаще всего изображались фигуры святых или реликварии, содержащие их чудотворные останки. Такие предметы приобретали как «сувениры» — свидетельство того, что человек действительно побывал у той или иной святыни, а также как амулеты, призванные защищать от злых сил и других напастей.

«Эротические» значки, которые, возможно, продавались вместе с паломническими, а сейчас откапывают бок о бок с ними, часто высмеивают пилигримов. На одном из них вульва предстает в обличье паломника — в широкополой шляпе, с посохом и четками в руках. На другом — три фаллоса несут на носилках, словно статую святого или раку с мощами, вульву в короне. На третьем — вульва-паломница держит в руках посох с навершием в форме фаллоса. Большинство этих сценок соединяет мужское и женское начала и с помощью разных метафор говорит о соитии. В одной из строф популярнейшего «Романа о Розе» (ок. 1275 г.) фаллос с мошонкой уподобляются паломническому посоху и суме.



Значок, найденный недалеко от Амстердама (Нидерланды), 1375−1424 гг. Вульва в паломнической одежде.



Значок, найденный в Брюгге (Бельгия), 1375−1450 гг. Эротическая процессия.

Кстати, в Пуатье в церкви святой Радегонды книжка обещает романские барельефы с "эксгибиционистами". В святой Радегонде я на рождественских каникулах буду, если не сдохну кирпич на голову не упадет: посмотрим.

А вообще когда этот паскудный завал закончится, я нажрусь снотворного и просплю часов десять подряд. А еще лучше - двенадцать...

---

День рождения

Праздник удался: был ураган (впрочем пофигу: ураганы у нас последний месяц через день строго по расписанию), была двойная радуга после урагана, приплывали утки, вымогающие подаяния, приплывали водяные крысы, вымогающие того же.

---

Подарила мне подруга механическую птичку.

Птичка питается от usb, шарашит крыльями на манер колибри, пугает до истерики кошку - хорошая, в общем, штука.

Думаю, дай-ка я Соньке, племяннице своей любимой, такую куплю. Купила и, поскольку Сонька сейчас гостит у моих тетушки с дядюшкой, отправила птичку туда.

Позавчера посылка добралась до места назначения, и с тех пор я регулярно получаю новости:

1) Оказывается, это дьявольское изобретение за нефиг делать набирает высоту до уровня крыши девятиэтажного дома, и, похоже, это еще не предел.

2) За два дня птица успела застрять на дереве (соседский пацан лазил доставать), попытаться влететь в окно на пятом этаже и переночевать на подоконнике на шестом (слава богу, сегодня хозяева ее вернули, а то прям трагедия весь вчерашний вечер была).

3) Сонька с этой птицей теперь королева двора (ну еще бы).

4) Чуть ли не больше Соньки впечатлился ее дедушка, он же мой дядюшка, инженер-арлиллерист на пенсии. Так что поступила просьба раздобыть еще одну птичку - лично для дядюшки.

---

Употребление английских имен (по эпохам)

Райтерам, фикрайтерам и всем to whom it may concern.

Про выбор имени в соответствии с эпохой я уже писала триста лет назад у себя на сайте. Теперь – краткие заметки конкретно об английских именах.

Самый надежный способ не промахнуться – это, конечно, полазить по архивам. Если в Fine Rolls Генриха III стопиццот Ричардов и стопиццот Агнес – можно смело называть героев Ричардами и Агнес. Если в тех же Fine Rolls нет ни одного Бадди или Билли – значит, с Бадди и Билли в эту этоху что-то не так (и правда, не так: Бадди в качестве личного имени войдет в употребление только в двадцатом веке, а Билли в качестве диминутива от Уильяма – в девятнадцатом).

Короче, на что обращать внимание, где искать и с чем сверяться:

Средневековье (до норманнского завоевания)

Тут все довольно просто. Практически все имена – древнеанглийские. Имен из того, что впоследствии станет католическим календарем, почти нет: в Средние века, строго говоря, класть все хотели на соответствие крестильного имени со святцами аж вплоть до Тридентского собора (1545–1563), да и потом тоже частенько клали.

Список древнеанглийских имен – здесь, насчет частотности употребления можно глянуть в «Книге Страшного суда» (да, норманны к этому времени уже пришли, но наследить особо не успели).

Средневековье (от норманнского завоевания до Реформации)

Все становится гораздо веселее. Приходят норманны и в массовом порядке приносят с собой Ричардов, Роджеров, Робертов, Уильямов, Генри, Ральфов, Чарльзов, Элис, Матильд и прочие древнегерманские имена в старосеверофранцузском прочтении. Коренное население какое-то время держится за родную англосаксонщину, но потом подхватывает завоевательские моды и тоже начинает именоваться Ричардами, Роджерами и т.д.

(Отдельная тема – Роланд и Оливер: это тоже северофранцузский подарочек, но тут нужно говорить спасибо не столько норманнам, сколько всеевропейскому хиту – «Песни о Роланде». В XI-XII веках от этих Роландов по всей Европе становится просто негде плюнуть, хотя до того их было совсем немного).

Параллельно с норманнскими именами буйным цветом начитают расцветать чисто христианские имена (из Нового Завета и из католического календаря) – Джон, Томас, Питер, Джеймс, Филип, Николас, Марджери, Эллен, Сесили, Агнес, Кэтрин и проч., и проч. После бурного дебюта францисканских орденов вылезает Фрэнсис – в честь Франциска Ассизского, само собой, а вот конкуренту Франциска, святому Доминику в Англии не повезет – Домиников мало, а после реформации они вообще будут встречаться только в упоротых католических семьях. Зато святой Бенедикт подарит Англии кучу Беннеттов, Бенниттов и Бенедиков (именно так, без «т») и прочих средневековых форм. Из местных английских святых отличится Юлиана из Норвича – имя Джилл, оно же Джиллиан (это такая английская средневековая Джулиана-Юлиана) вообще станет нарицательным: Jack and Jill – традиционный английский мем, обозначающий любых рэндомно взятых парня и девушку.

Как ни странно, при всем этом церковно-именном засилье в английском Средневековье довольно мало Мэри – называть простых смертных в честь Богородицы долгое время считалось слишком жирно, поэтому выкручивались уменьшительными – Мэрион, Мэриан, Мэриот и т.д.

Кстати, по поводу уменьшительных: их ДО ХРЕНА. Причем они совсем непохожи на современные: эпоха суффиксов -y/-ie типа Джонни-Томми-Джимми начнется гораздо позже. Сейчас в ходу свистнутые у норманнов старофранцузские -in, -et, -ett, -on и исконно-посконные англосаксонские -kin и -cock. Попутно на это дело накладываются милые среднеанглийские фонетические особенности, поэтому Ричард превращается в Диккина, Дикона, Хиггина, Хиггота и Хитчкока, Роджер – в Робкина, Доббина и Хопкина, Николас – в Кола, Колина и Колинета.

(Колина, кстати, в XX веке снова подымут на щит, и он станет очень модным имечком – не в последнюю очередь потому что его удобно воспринимать как англизацию всяких ирландских и шотландских Cailean и Coilean, которые в среднем по больнице где-то так и читаются. Про то, что это диминутив от Николаса, все совершенно забудут. И да: Джек – это такой средневековый диминутив от Джона (через формы Дженкин/Джеккин), а вовсе не от, мать его, Джеймса, как какого-то дьявола у нас принято считать!!!).

Чего в английском Средневековье точно нет – это имен из Ветхого Завета, вроде Абрахамов, Джонатанов, Бенджаминов, Рэйчел, Эстер, Ребекк и т.д. Точнее, они есть, но их носители все сплошь и рядом иудеи. Более-менее повезло Адаму – Адамов-христиан много (а вот Ев, наоборот, мало – уж больно неоднозначный персонаж с церковной точки зрения). Есть Эллисы, Эллиоты и прочие вариации на тему ветхозаветного пророка Илии, вполне себе почитаемого в христианстве, но зато Илайджа/Элайджа (тот же Илия, но в прочтении, более приближенном к оригинальному библейскому) появится только в эпоху Реформации.

С глобализацией пока что тоже все плохо: если у человека шотландское имя, значит, он 99,99% шотландец. Если валлийское – валлиец. Если фламандское – фламандец и т.д., потому как просто так называть дитятко чужеземным именем никто не будет. Худо-бедно проскочат бретонские имена Алан и Брайан, завезенные в Англию братвой Вильгельма Завоевателя, среди которой было немало бретонцев. При этом Брайан в Новое время почти исчезнет из Англии и сохранится преимущественно в Ирландии, а в остальных English speaking countries распространится заново только начиная с XIX века (кстати, с чисто норманнским Джеральдом почему-то приключилась та же история). Еще англичане позаимствуют нижненемецкого Дерека, но потом, опять же, напрочь о нем забудут и вспомнят аж в XIX веке.

По поводу именного разнообразия: с разнообразием крайне туго. До 25% мужского населения запросто могут быть Джонами, еще 50% распределится между Томасами, Уильямами и еще какими-нибудь Ричардами, оставшаяся четверть придется на что попало. Средневековье (особенно позднее) – это эпоха тезок.

Теперь: куда лезть за источниками. Можно ко мне на сайт, можно непосредственно в архивы: вот хорошая подборка ссылок: http://www.galbithink.org/names/engb1800.htm. Еще есть, храни его Господь, s-gabriel.org, где народ выкладывает исследования по средневековым именам – английским и не только. Ну и в качестве бонуса можно слазить в «Оксфордский словарь фамилий» – там особенно удобно отслеживать уменьшительные, поскольку куча английских фамилий как раз от этих средневековых уменьшительных и происходит.

Ну а потом Средневековье заканчивается и приходят…

Возрождение и Реформация!!!

И начинается сущий дурдом. Особенно благодаря Реформации. Про пуританское имятворчество я в свое время уже писала, но этот принцип так или иначе свойственен всем протестантским деноминациям: МАКСИМАЛЬНО ОТОЙТИ ОТ КАТОЛИЧЕСКИХ ИМЕН!!! То есть, в идеале: Николасов, Фрэнсисов, Джеромов и прочих Бенедиктов – сразу нафиг, это католические святые, пускай им поганый папский Рим поклоняется, а мы не будем. Питеров, Джонов и Томасов, в принципе, можно оставить – это апостолы, сподвижники Господа нашего Иисуса Христа, с ними все в порядке. Норманнские Роджеры-Ричарды-Уильямы тоже плюс-минус приемлемы, у них прямой связи с богомерзким папизмом нет. Но для пущей уверенности все равно лучше выбирать имена из Ветхого Завета – тут уж точно не ошибешься!

Ну и пошло-поехало: по всей Англии как грибы после дождя появляются Бенджамины, Айзеки, Сэмьюэлы, Эбигейл, Сары, Рэйчел, Ребекки, Мозесы, Джонатаны, Джошуа, Эстер, Деборы и т.д. и т.п. Причем чем упоротее деноминация, тем более забубенные имена выбирают ее члены. Если нормальный прихожанин англиканской церкви скромно назовет ребенка Бенджамином в честь ветхозаветного Вениамина или Джудит в честь Юдифи (не самые малоизвестные персонажи, прямо скажем), то упоротый диссентер перероет все Священное Писание, докопается до какого-нибудь пятого лебедя в десятом ряду, который во всем Ветхом Завете упоминается в одном-единственном месте, - и опачки: прошу любить и жаловать, у нас родился маленький Джедидайя! Или Эбенизер (в честь камушка, который пророк Самуил поставил в знак победы над филистимлянами). Или маленькая Керен-Хаппук (в честь самой младшей дочери многострадального Иова, отличное имя, между прочим: окказионально сокращалось как Керри…).

На эту тему в свое время на отличненько постебался девятнадцативечный исследователь Чарльз Бардсли:

«С распространением нонконформизма Гаи, Майлзы, Питеры и Филипы были позабыты. Теперь, появляясь на свет, младенцы сразу становились Иоилями, Амосами и Овадиями. Дети все так же продолжали болеть корью, но теперь сыпью покрывались не Роберты и Роджеры, а Финеесы и Халевы. Избранные вожди Израилевы переживали тяжкий период прорезывания зубов. Краснощекие тезки двенадцати сыновей Иакова восседали рядышком на жесткой школьной скамье. По вечерам на деревенской улице можно было встретить всех пророков – от Исаии до Малахии; пророки играли в чехарду, пока Софония воровал в саду яблоки».

И продолжалась эта прелестная мода аж до девятнадцатого века (да и сейчас еще, в общем-то, окончательно не угасла):

«В городках вроде Олдема, Болтона, Эштона и Блэкберна книги записей о крещении выглядят как библейский словарь. Одному моему другу-священнику, несмотря на его сопротивление, пришлось крестить двух близнецов как Каина и Авеля. Другой священник из Дербишира, задав в надлежащий момент вопрос об имени ребенка, получил абсолютно серьезный ответ: «Рамоф-Галаад». «Э-э… Мальчик или девочка?» - потрясенно спросил он. Оказалось, родители по сельскому обычаю открыли Библию наугад и выбрали первое же название, которое попалось им на глаза. <…>

«Государи (Sirs)!» - таков был ответ родителей остолбеневшему от изумления священнику, задавшему обычный вопрос об имени ребенка. Священник начал возражать, но ему заявили, что это имя из Писания, и в доказательство торжествующе процитировали стих: «Государи мои! что мне делать, чтобы спастись?» (Sirs, what must I do to be saved?). Это напоминает случай с неким пуританином, который назвал свою собаку «евангельским» именем Также (Moreover): «Пес также, приходя, лизал струпья его» (Moreover the dog came and licked his sores)»

Ну а про несравненные креативы вроде Если-Бы-Христос-Не-Умер-За-Тебя-Ты-Был-Бы-Проклят (для друзей и близких – просто Проклят) я вообще молчу…

А теперь перейдем к нерелигиозным модам. После восшествия на престол Елизаветы Тюдор в моду сразу входит имя Элизабет (до этого как-то больше предпочитали провансальский вариант - Изабелла). В верхах английского общества простонародную Джоан вытесняет ее «аристократическая» тезка Джейн. Потихоньку начинает зарождаться фирменная фишка современного английского именослова – использование фамилий в качестве личных имен, но пока только потихоньку.

Насчет литературных имен: вот эти все Джессики, Виолы, Оливии, Корделии и Джульетты (Джульет), которыми потом будут называть девочек в честь шекспировских героинь, в нормальном общеупотребительном именослове пока что отсутствуют как класс. По одной простой причине: до XVIIII века в Англии Шекспира "нашим всем" никто не считал, и, соответственно, ставили-перечитывали его нечасто.

Зато в XVI веке в Англию ВНЕЗАПНО просачивается чисто итальянское имя Орландо – это при том, что в стране со времен Средневековья живет и здравствует нормальная английская форма Роланд. Почему? По кочану: по Европе как раз в это время триумфально шествуют рыцарский бестселлер Боярдо «Orlando innamorato» («Влюбленный Роланд») и его еще более успешный сиквел «Orlando furioso» («Неистовый Роланд») Ариосто. В итоге имеем чудесного английского ренессансного композитора Орландо Гиббонса и, чуть позже, целую династию баронетов Бриджменов, которые с начала семнадцатого и до конца девятнадцатого века упорно именовали всех своих наследников Орландо.

XVII век

Протестантские тенденции продолжаются: Джедидайи и Эбенизеры все еще на коне (но нормальных Бенджаменов и Джудит все-таки больше). Тем не менее, прежние «цивильные» имена никуда не делись: все столетие хит-парад мужских имен возглавляют Джон, Уильям и Томас, а женских – Элизабет, Мэри (вот и настал ее звездный час!), Маргарет и Энн. С разнообразием все так же хреново: Джон подминает под себя минимум 20% мужского населения, Томас – от 13 до 16%, Уильям – 10-12%.

Кому интересна более подробная статистика – может посмотреть у меня по тегу «имена».

В связи с появлением на английском троне разнообразных Карлов и Генриетт англичане экстренно импортируют из Франции Каролину, Шарлотту и, конечно, Генриетту (мужские имена Чарльз и Генри к тому времени существовали в Англии черт знает сколько лет, но вот женских аналогов не было – так что пришлось обобрать соседей). Тихой сапой просочилось в Англию немецкое имя Руперт – при уже давно и прочном имеющемся норманнском Роберте (за это спасибо полководцу принцу Руперту Пфальцскому, племяннику Карла I, которого любящий дядюшка успешно переманил в Англию и даровал ему там титул герцога Камберлендского). Еще один подарок от немецкой аристократии – София: дочку короля Георга I звали София Доротея, в честь немецких родичей. Доротей (Дороти) в Англии и без королевской дочки было пруд пруди, а вот София стала новшеством, которое, тем не менее, очень удачно прижилось.

Насчет источников: в это время парафиальная и прочая документация уже поставлена на весьма широкую ногу, так что интересующие имена можно с успехом пробивать по ancestry.com.

XVIII век

Очередная революция в английском именослове: появляются вторые имена! Поначалу в скромном количестве, не больше двух в одни руки на отдельно взятого индивидуума: Мэри Энн, Джон Ричард, Уильям Джон – но потом народ постепенно войдет во вкус и начнет давать их потомству едва ли не пачками.

Бурно растет количество женских имен. Внезапно появляется милое имя Розмари – формально комбинация Роуз и Мэри, но вообще-то один к одному английский rosemary – розмарин. К «нормальной» английской Энн (Ann, Anne) в массовом порядке прибавляется латинизированная Анна (Anna), к традиционной Сесили – латинизированная Сесилия. Чтобы почтить многочисленных королей Георгов, в дополнение к английскому Джорджу изобретаются женские формы Джорджина и Джорджиана. Исконно мужской Фрэнсис тоже наконец-то получил женского двойника – Фрэнсис, с единственной отличающейся буквой: Francis, Frances, I for hIm and E for hEr.

Еще нововведения: из пасторальных романов тырится имя Мелинда, у соседей-французов заимствуются Луиза, Юджин (в честь полководца Евгения Савойского) и Юджиния, у итальянцев - Анджела, у еще каких-то европейских соседей – Аманда.

В 1740 году Сэмьюэл Ричардсон выпускает в свет главный лавбургер столетия – «Памела, или Вознагражденная добродетель». Естественно, имя Памела моментально становится мегапопулярным среди тех, кто читал роман, а также среди тех, кто его не читал (ну да, ну да, «она любила Ричардсона не потому, чтобы прочла, не потому, чтоб Грандисона она Ловласу предпочла…»).

Приблизительно в это же время Джонатан Свифт изобретает для своей подруги Эстер Ванхомриг интимный псевдоним Ванесса (судя по всему, просто слепив слоги имени и фамилии: Vanhomrigh Esther). Ванессу ждала та же судьба, что и Памелу: многовековой успех, до сих пор от них деться некуда.

Заокеанские колонии тоже не дремлют: в XVIII веке в Америке изобретают имя Саманта. Откуда американцы его взяли – сам черт не разберет, но вроде бы как придумали на основе мужского имени Сэмьюэл.

Естественно, жадное до новинок общество бросается на новомодные имена как голодные пираньи на добычу. Писатель и журналист Эдвард Мур, писавший под псевдонимом Адам Фиц-Адам, комически жалуется на страницах своего еженедельника «The World»: «Моя жена, простая добрая женщина, которую зовут Эми, перекрестилась в Амелию, и моя маленькая дочка, которой исполнился только год, теперь уже не Полли, а Мария». (Для справки: Полли – это стандартное уменьшительное от Мэри, так что была обычная простенькая Мэри – а теперь стала «благородная» Мария, как и маменька, превратившаяся в новомодную Амелию).

По остальным тенденциям: резво стартуют фамилии в качестве личных имен. Фэйрфакс, Сидни и Лесли теперь уже совершенно нормальные first names.

Лидеры хит-парадов – те же, что и в XVII веке.

XIX век

Вальтер Скотт и разгул романтизма. На волне интереса к героическому прошлому на свет божий вылезают изрядно подзабытые англосаксонские имена Эдвин, Эдит, Альфред и совсем уж напрочь забытые Освин, Освальд, Элджер, Этельберт и Элвин. Из тьмы веков заново выкопали «норманнов» Джоселина и Берту, а заодно и средневекового нижненемецкого Дерека. В честь опубликованных еще в прошлом веке «Песен Оссиана» Макферсона в Англии появляется до хренища маленьких Оскаров и энное количество маленьких Мальвин. Второе (точнее, двадцать второе) дыхание получает героический кельтский Артур – Артуров в очередной раз становится ОЧЕНЬ много.

Поскольку романтизм – явление всеевропейское, имена массово тырятся не только у отечественных писателей, но и у зарубежных. У французского поэта Ламартина свистнули архиромантичное имя Эльвира, из немецкой литературы – Эрнеста, Рудольфа, Эллу, Минну, Ирму и Вильгельмину (последняя пришлась очень кстати – в 1830 году на английский трон взгромоздился Вильгельм Ганноверский). Из либретто беллиниевской «Нормы» позаимствовали, собственно, Норму (вообще-то, «автором» имени был французский драматург Александр Суме, по трагедии которого писалось либретто, но чем Суме руководствовался, выбирая такое псевдолатинское имечко для кельтской жрицы, теперь уже сам черт не разберет). Чуть позже, когда романтизм пройдет и наступит суровый реализм, из русской литературы позаимствуют Веру и Соню (потом, в XX веке, попрут еще Таню, Наташу и Катю – именно так, в уменьшительном виде: полную форму инглишспикеры не осилят).

Еще одна фишка эпохи – несметное количество «драгоценных» женских имен: Руби, Берил, Опал, Перл, Джуэл и т.д., и т.п. Поспорить широтой ассортимента с этой ювелирщиной могут разве что новоизобретенные «цветочные» имена: Вайолет, Примроуз, Дэйзи, Джасмин, Айрис, Миртл, Поппи (однако суперпопулярная Роуз в этот новодельный список не входит – Роуз в Англии всегда была, начиная с норманнов :-)).

Прочие тенденции: набирает популярность зафиксированное еще в прошлом веке имя Эмили. В тренде многочисленные французские заимствования (уже не литературные, а просто так) - Полина, Джеральдина, Клементина, Ирен (которую плебейские низшие классы произносят как Айрин), а также новоизобретенные «подделки» с псевдофранцузскими окончаниями и ударениями на последний слог – Шарлин, Арлин и т.д.

Однако самый мощный игрок на женской арене – имя Виктория. Раньше оно почти не встречалось, но на престол взошла хорошо известная всем королева (крещенная, кстати, в честь своей немецкой матушки, Марии Луизы Виктории Саксен-Кобург-Заафельдской), и имя раз и навсегда прописалось в английском именослове.

Окончательно закрепляют свои позиции middle names: ко второй половине XIX века количество детей, получивших при крещении более одного имени, зашкаливает за 40%. Устаканивается (опять же, окончательно) привычная нам форма диминутивов с -y/-ie – Томми, Билли, Эмми, Джуди, Джонни. Что касается фамилий в качестве личных имен, то это уже давным-давно совершеннейшая данность как в Великобритании, так и в США: Бренуэлл Бронте и Вашингтон Ирвинг подтвердят.

И, тем не менее, лидерами статистики по-прежнему остаются традиционные Уильям, Джон, Томас, Мэри (+ Мария), Элизабет и Энн (+ Анна). С той разницей с предыдущим столетием, что теперь в первую мужскую тройку время от времени прорываются Генри и Артур, а в женскую – Сара и Флоренс.

XX век и далее

Ну, тут, собственно, все ясно: глобализация и тотальный беспредел, и чем дальше, тем беспредельнее. Детей называют как попало и чем попало – в честь бабушки, в честь дедушки, в честь президента США, в честь голливудской звезды/звездуна, итальянского модельера, бразильского футболиста, в честь родного города, любимого штата, любимой собаки, любимой еды и всех членов британской королевской семьи вместе взятых.

Чисто так, для понимания масштаба: в 2015 году в Великобритании было зарегистрировано более 60 000 различных имен, при этом 50 000 (!) из них приходились на 1-2 детей. И эта петрушка длится уже не первый год, что по ту сторону Атлантики, что по эту: упоротые родители извращаются как могут.

В 1977 году миссис Соня Блум, проживающая в Кентербери, называет сына в честь любимого композитора, уже упоминавшегося Орландо Гиббонса – и привет: через N лет перед нами суперзвезда Леголас Орландо Блум. Билл Клинтон ничтоже сумняшеся дает дочери имя Челси, что впоследствии порождает среди лондонцев очень смищную шутку: «Если дочь президента США зовут Челси Клинтон, то дочь вице-президента должны звать Кенсингтон Гор?»

Дальше – больше. Викки Бекхем со своим Дэвидом нарекают детишек Бруклин Джозеф (потому что именно в Бруклине Виктория в свое время просекла, что беременна), Круз Дэвид (этот родился в Испании, потому и Cruz), Ромео Джеймс (черт знает почему – похоже, просто имя понравилось) и, прости господи, Харпер Севен (Харпер – в честь Харпер Ли, автора «Убить пересмешника», Севен – в честь седьмого номера, под который папа Бекхем играл в «Манчестер Юнайтед»). Но это все фигня по сравнению с тем, как соригинальничал кулинарный гуру Джейми Оливер: его отпрысков зовут Поппи Хани, Дэйзи Бу, Петал Блоссом Рэйнбоу, Бадди Беар Морис и Ривер Роккет. Не ищите здесь логику: по-моему, она скончалась еще при рождении Поппи Хани.

Впрочем, кое-какие негласные правила насчет имен продолжают существовать и в XX, и в XXI веке. Если кто помнит «Тайну «Голубого поезда» Агаты Кристи, так там есть такой поучительный диалог:

- Скажите Эллен, чтобы не надевала дырявые чулки, когда будет прислуживать за ленчем.

– Разве ее зовут Эллен, а не Хелен, мисс Вайнер? Я думала…

Мисс Вайнер закрыла глаза:

– Я могу произносить букву «х» не хуже других, дорогая, но Хелен – неподходящее имя для прислуги. В наши дни матери из низших классов называют детей как попало.

Все правильно, Эллен – простонародная форма, известная еще со Средних веков: в самый раз для служанки, короче. А вот благородная литературная Хелен ей не по чину – по крайней мере, с точки зрения старой перечницы леди из Сент-Мэри-Мид.

Оно-то, конечно, выглядит смешно (да и мисс Вайнер, собственно говоря, тот еще персонаж), но все эти условности и сейчас никуда не делись. В 2008-2013 годах Грегори Кларк («The Son Also Rises: Surnames and the History of Social Mobility») изучил имена 14 149 студентов, поступивших в Оксфордский университет, и обнаружил, что девушек по имени Элинор (классическое аристократическое имя, его еще Алиенора Аквитанская в Англию завезла) среди студенток Оксфорда в три с лишним раза больше, чем в среднем по популяции. Та же фишка – с Саймонами, Питерами и Аннами (тоже традиционная классика). Зато сравнительно новомодных Джейд в Оксфорде в тридцать раз меньше, чем следовало ожидать исходя из частотности имени (она для этого возрастного среза приблизительно такая же, как и у Элинор), а таких же трендовых «американ-стайловых» Пэйдж и Шеннон вообще почти нет. В итоге получилось, что Элинор в сто раз чаще поступают в Оксфорд, чем Джейд, так что какой социальный класс какие имена предпочитает, вы можете догадаться сами.

В США, в свою очередь, свои погремушки. Есть имена «для белых», есть имена «для черных». Девушка по имени Лакиша (Lakeisha, LaKeisha, Lakeesha, Lakisha) с вероятностью 99,99% окажется чернокожей, причем обычно не из самого высокого социального класса. Просто Киша, без «Ла» (Keisha, Keesha) – вполне возможно, что и белой. Но тоже не из семьи потомственных университетских интеллигентов – из университетской интеллигенции, скорее, будет Кезия/Кизайя (Kezia, Keziah), только этот университет с некислой долей вероятности окажется каким-нибудь упоротым библейским колледжем в штате Юта, потому как Keziah (в русском синодальном переводе - Кассия) – это одна из дочерей ветхозаветного Иова, родная сестричка Керен-Хаппук. В ту же тему: Эмили, Кэрри, Лори, Кристен, Элисон, Брендан, Джеффри, Нил и Грег будут скорее белыми, а Тайрон, Лирой, Эбони, Латойя и Таниша – цветными (вот эти конкретные четырнадцать имен – из занятного исследования «Are Emily and Greg more employable than Lakisha and Jamal?»).

С религией – та же фигня: Фрэнсис Зэвьер, Огастин, Доминик, Себастьян, Бэзил, Кармел, Тереза, Бернадетт – скорее, католики (Фрэнсис Зэвьер уж точно: привет святому Франциску Ксаверию!). А вот Джеремайя, Джемайма, Батшеба, Инек, Финеас, Джерико и прочие ветхозаветные Джедидайи – явные протестанты, причем не исключено, что фундаменталистского толка.

И еще одна примета времени: преднамеренный мисспеллинг, совершаемый с особым цинизмом. Назвать ребенка просто Justin – это скучно: давайте запишем его в свидетельстве о рождении Justinn, Justen или Justynn, и пусть бедный пацан задолбется потом к хренам, объясняя всем и каждому, как правильно пишется его имя. А его сестру для оригинальности назовем не Abigail, а Abbigail, а еще лучше Abagale, пусть тоже задолбется, в жизни всегда должно быть место страданию. Вот только потом все эти фокусы могут выйти дитяти боком: поскольку таким оригинальничаньем обычно страдают не самые обеспеченные слои населения, работодатель, получив резюме с этаким имечком, еще триста раз задумается: а стоит ли брать на работу человека из семьи безграмотных маргиналов?

Засим про современные имена – все, а кому надо еще справочных ресурсов, то вот парочка:

UK: Office for National Statistic. У них тут есть прелестные интерактивные графики – можно сравнивать популярность имен из топ-100 за последние сто лет.

Штаты: Social Security. Имена по годам, имена по десятилетиям, имена по штатам, топ-100 имен за последние сто лет (правда, без интересного интерактива, но чем богаты, тем и рады).

@темы: имена

---

Рассказали мне вчера две истории о воронах.

История первая. Пошли две мои подружки за покупками. Идут и видят: по дороге плетется молоденькая ворона - клюв раскрыт, крылья по земле волочатся, в общем, погибает бедная птица от жажды и голода. Подружки мои, дамы сердобольные, забежали в кафе неподалеку, говорят: дайте, мол, сосиску, минералку и стаканчик - у вас там ворона на улице помирает.

Ага, говорит девушка за стойкой, ко мне раз в сорок минут прибегают с криками "У вас ворона умирает!!!111". Но сосиску возьмите - увидите, что будет.

Взяли мои дамы сосиску, вынесли вороне. Ворона сразу же оживилась, сосиску - в клюв и бодренько поскакала за угол. Заглянули дамы за угол - а там лежит целых ШЕСТЬ сосисок. Подружка моя для интересу попробовала одну сосиску взять в руки, так "умирающая" ей чуть пальцы не отклевала.

Однако это еще не все. Посмеялись дамы и решили постоять немного у кафе, покурить. И тут на дороге появляются парень с девушкой. Ворона моментально раскрывает клюв, распластывает крылья и на полусогнутых плетется к новым жертвам: помогите-спасите, умираю-у-у-у...

Вторую историю рассказал малой. У него за домом есть нечто вроде микроскверика, и в этом микроскверики поселились вороны-инвалиды: у кого крыло покалечено, у кого лапа. Так вот, к ним регулярно прилетают здоровые сородичи::приносят им еду и вообще, похоже, как-то за ними присматривают. Причем инвалидов со временем становится все больше - такое ощущение, что воронье сарафанное радио работает на всю катушку, и все страждущие прибиваются сюда...

---

Аббатство Сент-Уэн (продолжение)

Начало

Самое, однако, замечательное в аббатской церкви находится не снаружи, а внутри.

Во-первых, когда заходишь внутрь, становится ясно, что это здание тебя нагло обманывало - как какой-нибудь маг из фентезятины, который на публику является исключительно в виде старого хрена в черной мантии и с трехметровой бородищей, а у себя дома он внезапно молодой, веселый, красивый, изящный щеголь.

Вот и с Сент-Уэном та же история. Снаружи - почерневший суровый мрачняк, а внутри - сплошные свет и радость: своды ввысь улетают, витражи всеми цветами радуги переливаются, и даже непременные статуи епископов и аббатов вид имеют доброжелательный и заинтересованный.

















Ну и, конечно, главное достояние Сент-Уэна - витражи. Когда мы туда зашли, мы поняли, что попали в рай: 241 окно, и в каждом - КАЖДОМ!!! - по витражу!!! Четырнадцатого-пятнадцатого века!!! Замечательной сохранности!!!

Поехав крышей от такого счастья, я совершила подвиг упоротости и перефотографировала их все. Все, конечно, выкладывать не буду (кто это выдержит???), но часть покажу.

(Как я их фотографировала - это была отдельная песня. Штатива у нас в хозяйстве не водится, телеобъектива тоже, да и камера у меня самая скромная, а посему: ноги на ширину плеч, дыхание задержать, чтобы руки не дрожали, зум раскрутить и щелк-щелк-щелк - столько дублей, сколько на одном дыхании получится, потом неудачные убьем. Когда руки совсем отваливаться начнут - в монастырский садик на перекур или в соседний берберский кабачок на обед, а потом сразу назад: благо, вход в Сент-Уэн, как и во многие исторические церкви во Франции, бесплатный - хоть целый день туда-сюда курсируй).

Витражи нефа отличаются дивной соразмерностью и упорядоченностью. В верхнем ярусе - "портретные", с полноростовыми фигурами святых (на северной стороне) или ветхозаветных персонажей (на южной стороне). В нижнем ярусе - житийные сцены, иногда пополам с пейзажами, реальными и фантастическими. Выглядит это целиком как-то вот так:



Святые из верхнего яруса. По центру - Север, Валерий, Ремигий, Маглуар, Роман:







Отдельно поделюсь радостью: Сент-Уэн - это просто какой-то кладезь для "Куруфинового замка". В большинстве случаев черта лысого найдешь, чем иллюстрировать статьи о редких именах, а тут пожалуйста - Маглуар, Ансберт, Эвруль, Бертин!... Вот будет у меня наконец-то достаточно времени - переберу все фото, повырезаю нужных святых, и на сайт, и на сайт!

Еще святые: Гастон, аббат Эвруль, Ло, аббат Гуго (но это не точно) и Вильгельм.





Ветхозаветные персонажи. Центральная пятерка: Аса, неизвестно кто, Сивилла Персидская, Финеес и Азария.







Из нижнего яруса: житие святой Агнии (или Агнессы, кому как привычнее).







Житие святой Екатерины Александрийской:







Житие святого Австремония, апостола Оверни:





Пейзажи и две сцены из жития святой Елизаветы Венгерской (кстати, кому интересно: прапраправнучки Владимира Мономаха и прапрапраправнучки старого душегуба Роберта Гвискара) - воскрешение женщины и исцеление ребенка.







Житие святого Элигия и святого Фомы (Томаса) Бекета:





Бекет осуждает Генриха II за ущемление прав церкви, за что королевские приближенные убивают его прямо в Кентерберийском соборе:



Христос, исцеляющий слепорожденного, и виды Руана:









В капеллах, где окна узкие, структура композиции соответственно меняется. Житие апостола Варфоломея:







Житие апостола Андрея:







Капелла Пресвятой Девы - с соответствующими богородичными сюжетами:





Святой Иосиф, Дева с младенцем и поклонение пастухов (Деву с младенцем закрыл шпиль на алтаре):



Цветочные мотивы:





Благовещение и встреча Марии и Елисаветы:



Избиение младенцев:



Еще одна капеллочка - со сборной солянкой. Житие Иоанна Евангелиста и усекновение главы апостола Иакова (по-моему, Старшего - Младшего, кажется, побили камнями):



Житие Иоанна Крестителя:



Снова апостол Иаков - на этот раз точно Старший:





Кстати, обратите внимание: любимый сюжет Средневековья - апостол Иаков (в шапке пилигрима с нашитыми ракушками) поддерживает невинно осужденного на виселице. Очень популярная история: некоего юного паломника, который шел вместе с родителями в Компостелу, злобный хозяин постоялого двора облыжно обвинил в краже уже не помню чего (кажется, серебряного блюда). Судьи, не разбираясь, приговорили парнишку к повешению. Родители поплакали-поплакали, потом сходили в Компостелу, а когда аозвращались назад, увидели, что святой Иаков все это время поддерживал их сына за ноги, чтобы тот не задохнулся. После этого, конечно, парня полностью оправдали, и думаю, не стоит даже говорить, какой популярностью эта легенда пользовалась среди средневековых уголовников. :-)))



Северный трансепт, пятнадцативечная витражная роза с "Ангельской иерархией" работы Колена де Берневаля:





А это работа папеньки Колена, Александра де Берневаля, который по совместительству был еще и главным архитектором аббатства с 1424 по 1440 год. И изображено тут - что бы вы думали? - наше любимое Иессеево древо! :-)) Вот такое оригинальное древо, в виде круга. А в серединке спит сидя Иессей.





Орган и еще одна витражная роза (не знаю датировки, но судя по абстрактным мотивам - видимо, все-таки новодел)





Орган, между прочим, считается одним из лучших органов во Франции, но слышать его лично мне не довелось. Что еще печальнее, у церкви, несмотря на все ее великолепие, явно проблемы с кровлей - сверху время от времени что-то капало. Как у них выживает орган в таких условиях, ума не приложу. (((

Ну и в качестве завершения покажу современный витраж в алтарной части - "Распятие" Макса Энграна. Очень душевное "Распятие", как по мне.

@темы: Франция

---

Аббатство Сент-Уэн

Давненько тут не было нормандской готики, потому что фотографии нашей зимней Франции я обрабатываю со скоростью беременной мокрицы и закончу, видимо, аккурат к следующей зиме.

В общем, сегодня на повестке дня - аббатство Сент-Уэн в Руане, да благословят его все нормандские святые!

Под декабрьским дождичком оно имеет совершенно английский вид. (Во всяком случае, мне так кажется, что английский: до Англии я ни разу в жизни не доезжала, но эта серая громадина на зеленом холме реально создает впечатление, будто ты не в центре Руана, а на выездных съемках какого-то бибисишного сериала).

Вид с востока:



Краткая биографическая справка: святой Уэн (он же Одон, он же Дадон, он же Аудоэн или Аудоин), живший в VII веке, происходил из знатной франкской семьи и был епископом Руана - а также, по совместительству, королевским советником при Меровингах (тогда такое было очень принято). В этом качестве за свою долгую жизнь он успел прослужить при целых трех правителях - при королеве-регентше Батильде, Хлотаре III (при этом, правда, недолго - интриги конкурентов помешали) и, наконец, при Теодорихе III.

Кроме того, Уэн был близким другом сразу нескольких известных франкских святых - в частности, святого Элигия, любимого святого всех европейских ювелиров (любимого - потому как по первой своей профессии Элигий был как раз ювелир, ну и вы догадываетесь, небесным покровителем какого именно ремесла он считается). Дружили они крепко, и на старости лет Уэн даже написал биографию житие Элигия, в котором на правах очевидца восславил все благочестивые подвиги своего приятеля.

Когда же в солидном возрасте восьмидесяти трех лет этот аристократ-епископ-политик-писатель скончался, его похоронили в руанском аббатстве святого Петра, основанном где-то лет за сто до этого. Поскольку на могиле Уэна вскорости начали происходить всякие богоугодные чудеса, аббатство быстро переименовали в аббатство святого Петра и святого Уэна, потом Петр как-то потерялся, и в названии остался только Уэн.

В эпоху Высокого Средневековья Сент-Уэн был весьма козырным местом. Во-первых, здесь хранилась целая коллекция мощей крайне популярных во Франции святых: голова святого Романа, рука святого Готарда, еще какие-то фрагменты святого Ремигия и святого Медарда, ну и, конечно, чудотворные мощи святого Уэна. (Уэн, на радость местной администрации, пребывал в аббатстве почти в полном составе - за вычетом куска черепа, который успел каким-то образом уплыть в Англию, пальца, перекочевавшего в Париж, и отдельных мелких фрагментов, вывезенных, кажется, в Бретань). Само собой, такой богатый ассортимент реликвий привлекал в аббатство массу паломников - и, соответственно, обильные пожертвования.

Во-вторых, Сент-Уэн очень любили нормандские герцоги - начиная от Роллона/Хрольва Пешехода и заканчивая его потомком, английским королем Генрихом I. Последний, в числе всего прочего, подарил аббатству от своих королевско-герцогских щедрот обширное имение в Эссексе, в котором тогдашнее руководство Сент-Уэна оперативно организовало свой приорат. Этот английский "филиал" приносил аббатству немалый доход аж целых четыре столетия - до тех самых пор, пока в шестнадцатом веке Генрих VIII не разругался вдрызг с римской церковью и не прикарманил все церковные владения себе.

Еще через два с половиной века Сент-Уэн постигла новая беда: пришла Великая французкая революция, и в чудесной 1200-летней церкви аббатства, перестроенной в готическом стиле в XIV веке, устроили фабрику по производству какой-то крайне необходимой Республике херни. (И хорошо еще, что хоть фабрику, а не конюшню, а то были прецеденты в славные времена ВФР, были...) Позже, при Директории, церковь духовенству все-таки вернули, но пристроенный к ней монастырский дортуар городские власти решили оставить себе, и с тех пор в дортуаре обитает руанская мэрия.

Ну а теперь еще энное количество фоточек.

Южная сторона церкви с так называемым порталом Мармузетов (les marmousets - это такое презрительное прозвище советников Карла VI, нечто вроде "мартышек" на наши деньги: ребята эти были, в основном, недворянского происхождения, так что вы догадываетесь, как их любила французская придворная знать...):







Центральная башня-колокольня. Высоченная (82 метра) и, вопреки местным архитектурным обычаям, внезапно не фонарная (в кои-то веки средневековые нормандские архитекторы умудрились обеспечить внутреннее освещение без своей любимой фонарной башни - невиданное дело!):





Витражная роза и "галерея королей" над порталом:





Портал Мармузетов в анфас:







Роль портального столба исполняет лично святой Уэн:



На тимпане - богородичные сцены. Снизу вверх: Успение, Вознесение Девы Марии и на самом верху - Мария с Господом в окружении струнного оркестра ангела, музицирующего на виоле, и ангела, музицирующего на псалтерии (по крайней мере, насколько я могу разглядеть, это именно псалтерий, а не что-либо еще):









По бокам от входа - барельефчики с житием святого Уэна. Поскольку нормального жития ни в печатном, ни в электронном виде нам достать не удалось, то прокомментировать изображенное, к сожалению, не могу.







А это западный фасад. Уже не готика, а неоготика, потому как был закончен аж в середине XIX века (и лепили его, если мне не изменяет память, по образу и подобию Кельнского собора):



Центральный портал западного фасада - с Иисусом и апостолами:









Левый портал. Статуи у входа (слева направо): святой Элигий, король Дагоберт, святой Филиберт и святая Аустреберта.



Правый портал. Опять-таки, слева направо четыре статуи: владелец ручного крокодила святой Роман, святой Никазий (но не тот, который епископ Реймса и брат боевой святой Евтропии, а другой Никазий, апостол Вексена), святой Бенедикт Нурсийский и святой Уэн.



Проходим мимо всей этой почерневшей неоготики и заворачиваем направо. Северная сторона церкви: монастырская галерейка и слева от нее - бывший монастырский дортуар, он же нынешняя мэрия Руана.





Мэрия очень чистенькая, парк вокруг нее (бывший монастырский сад) чистенький, а вот в галерейке, к сожалению, по вечерам тусуется местная несовершеннолетняя гопота, поэтому галерейка изрядно запаскужена. Но все равно она красивая. :-))



Ведет она ко входу в бывшую монастырскую библиотеку. Сверху над библиотечным входом - весьма симпатичная витражная роза, по бокам - Иоанн Евангелист с орлом и Иисус в формате Vir Dolorum (Муж Скорбей). На портальном столбе тоже явно кто-то был, но, видимо, не пережил тесного общения с руанской гопотой. (













Если снова пройти к восточной стороне церкви (там, откуда "английский" вид с зеленой лужайкой), то в бывшем монастырском саду можно найти всякие интересности - например, девятнадцативечный памятник Роллону. Роллон суров, голоног и из-за полуотбитого носа несколько смахивает на пострадавшего на ринге боксера.





Неподалеку от Роллона стоит лицензионная копия Большого рунического камня из Еллинга - подарок Руану от Дании на 1000-летний юбилей Нормандского герцогства (юбилей, похоже, отмечали с размахом, потому как подобных подарков из Скандинавии в городе пруд пруди - драккарчик, кусок мощей святого Олафа и проч., и проч.).



"Автором" оригинального камня был датский король Харальд Синезубый, умудрившийся в свое время усидеть сразу на двух престолах - датском и норвежском. На всякий случай, побуду Капитаном Очевидность: именно эта "объединительная" деятельность Харальда спустя тысячу лет сподвигла создателей блютуза назвать свое детище "синим зубом", а не как-нибудь иначе.

Надпись на камне:

Haraltr kunukr bath kaurua kubl thausi aft kurm fathur sin auk aft thaurui muthur sina sa haraltr ias sar uan tanmaurk ala auk nuruiak auk tani karthi kristna (Харальд король поставил этот камень в честь Горма, отца своего, и Тюры, матери своей. Харальд, покоривший всю Данию и Норвегию, крестивший датчан).

Кто умеет в футарк, может попробовать увеличить и разобрать:



Еще в монастырском саду есть прудики, в которых в больших количествах плавают какие-то мелкие красные рыбки. А при святом Уэне, небось, плавали жирные караси для аббатского стола, да...





Продолжение следует...

@темы: франция

---

Очень славные и симпатичные лекции:



Еще:

"Как читать скрытые смыслы и подтексты в живописи"

"О чем говорят пейзажи"

В числе прочего рассказывают о моем любимом "Старике с внуком" Гирландайо.



Дедушка-то, оказывается, с посмертного рисунка писался. Покопалась я в Википедии и нашла этот рисунок, он в Национальном музее в Стокгольме сейчас:



Пейзажная символика у Гирландайо тоже в наличии: за окошком два холма, слева - "старый", высохший и без растительности, справа - "внучек" "молодой", весь из себя молодой и цветущий. Никогда не обращала внимания, а вот поди ж ты.

И еще про Гирландайо: портрет Джованны Альбицци, жены Лоренцо Торнабуони, скорее всего, тоже посмертный.



Я-то знала, что она в родах умерла, но всю жизнь автоматом думала, что портрет во время беременности писался...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра