А теперь вернемся немножко назад и познакомимся поближе с детским садом Медичи, оставшимся на руках сначала у папы Льва, а потом у папы Климента.
Состав детского сада (в порядке старшинства):
1.
Ипполито Медичи, внебрачный отпрыск Джулиано, младшего брата папы Льва/кузена папы Климента, и урбинской аристократки Пачифики Брандано (между прочим, одной из претенденток на звание модели леонардовской «Джоконды»). Осиротел в 5 лет и был отправлен в Рим на попечение дяди Льва и дяди Климента.
2.
Алессандро Медичи, внебрачный отпрыск темнокожей рабыни Симонетты и то ли Джулио Медичи/папы Климента, то ли его двоюродного племянника Лоренцо II (но официально считалось, что все-таки Лоренцо II). Плюс-минус ровесник Ипполито, родился не совсем понятно когда и не совсем понятно где, осиротел приблизительно в девять лет, но еще до смерти отца был сбагрен на воспитание в семейное имение в провинции.
3.
Екатерина (Катерина Ромола) Медичи, законная дочь Лоренцо II и графини Мадлен де ла Тур д`Овернь. На девять лет младше Ипполито и Алессандро, осталась круглой сиротой в возрасте трех недель и воспитывалась сначала у бабушки по отцу, Альфонсины Орсини, а потом у сестры отца, Клариче Медичи.
В общем, состав наследников старшей ветви Медичи был не ахти: два пацана-бастарда и одна законнорожденная девчонка. Родись Екатерина мальчиком – и проблемы бы не было: законный наследник мужского пола, по маменьке – родич французского правящего дома, чего еще надо-то? Но, к несчастью для Флоренции, Екатерина родилась тем, кем родилась. Когда ей стукнет четырнадцать, она выйдет замуж за будущего короля Генриха II Валуа и уедет во Францию, где первую половину жизни ее будут дразнить «купчихой», а вторую половину полууважительно называть «черной королевой». Но Екатерина будет вертеть на нефритовом жезле и первое прозвище, и второе: тридцать с лишним лет она будет рулить внешней и внутренней политикой Франции, виртуозно лавируя между буйными Гизами и не менее буйными протестантскими вождями с единственной целью – сохранить для своих детей французский престол любой ценой. И у нее это получится: пока она будет жива, последние Валуа будут держаться на троне – пусть хреново, но все-таки держаться. Большего на ее месте не смог бы добиться никто. По факту, Екатерина – единственная из старшей ветви Медичи, кто в полной мере унаследовал политические таланты своего прадедушки Лоренцо Великолепного, но таланты эти, как уже было сказано, уплыли во Францию и Флоренции не пригодились никак.
Екатерина Медичи (в модусе «черной королевы») и ее детишки: будущий Генрих III, будущий Карл IX, Маргарита Валуа aka королева Марго и Франциск II.
читать дальше
Итак, главной надеждой рода Медичи считались родичи Екатерины мужского пола – Ипполито и Алессандро. Точнее, сначала только Ипполито – его темнокожего кузена семейство до поры до времени предпочитало перед публикой не светить. Кстати, как ни странно, вовсе не из-за цвета кожи: шестнадцативечная Италия – это вам не «Хижина дяди Тома», тут к расовому вопросу относились весьма толерантно – ну, арапченок и арапченок себе, эка невидаль, вон, в Милане вообще Лодовико Мавр правил («мавр», правда, не по крови, но зато рожа – будто и впрямь только-только из Африки эмигрировал). Дело объяснялось гораздо проще: пусть оба наследника Медичи незаконнорожденные, но у Ипполито все-таки мама – аристократка, а у Алессандро – рабыня. Стало быть, в негласной табели о рангах у Алессандро труба пониже, а дым пожиже, и наследник он, так сказать, второстепенный.
Тут, наверное, стоит сказать пару слов о рабстве в ренессансной Италии. Опять-таки, повторюсь: если кто вдруг представил себе негров, изнывающих на плантациях, как у Бичер-Стоу, - так это не по адресу. Рабы в Италии действительно были – и из Африки, и с Кавказа, и из славянских земель, в общем, отовсюду, где их могли отловить османские работорговцы, главные специалисты по этому делу в средиземноморском регионе, и перепродать в Венецию – один из основных центров европейской работорговли. Тем не менее, до размаха будущих Нового Орлеана или Рио-де-Жанейро Венеция никак не дотягивала: рабов было сравнительно мало, и стоили они немеренных денег. Иными словами, раб в Италии – это весьма статусная штука, купить раба – это, на наши деньги, все равно что лимузин себе в гараж поставить.
Соответственно, рабов своих итальянцы берегли и на тяжелых работах не использовали (никто ведь не будет покупать лимузин, чтобы возить на нем с дачи картошку). Держали их, в основном, в качестве домашней прислуги, а также ради понтов – вот выезжаешь ты в город, а за тобой целый интернационал эскортом тащится: настоящий негр, настоящий татарин, настоящий черкес, настоящий араб, и все разряжены в пух и прах и гербами хозяйскими обвешаны. Сразу видно, уважаемый человек едет, не нищеброд какой-нибудь!
При этом все эти негры-черкесы-арабы были крещеные – ну, не подобает же в порядочном христианском доме язычников держать! Это, правда, порождало другую проблему: порядочным христианам держать в рабстве точно таких же христиан тоже вроде как западло. В этом, кстати, и есть кардинальное различие между отношением к расовой проблеме в латино-католическом мире и в англо-протестантском: если для белых англосаксонских протестантов «низшая раса» - это, прежде всего, человек с другим цветом кожи, то для итальянских-испанских-португальских и т.д. католиков – это человек другой веры. Принял католичество – все, ты наш, и пофигу, какая у тебя там кожа. Вот был, скажем, какой-нибудь инкский касик Сайри Тупак, язычник поганый и вообще, с какой стороны ни глянь, недочеловек – а стал дон Диего Сайри Тупак, благородный аристократ, между прочим, зять испанского губернатора Чили Мартина де Лойолы, внучатого племянника святого Игнатия Лойолы!
(А теперь попробуйте представить какого-нибудь губернатора Новой Англии, который внезапно женится законным браком на дочке «грязного индейца» и привозит ее в Лондон ко двору его/ея величества. Фигово представляется? То-то же!)
Мартин Гарсия де Лойола и его жена, донья Беатрис Клара Койя, дочь Сайри Тупака:
В общем, поскольку рабы в Италии практически поголовно были христианами, то считалось хорошим тоном через какое-то время отпускать их на волю – по завещанию, или в честь каких-нибудь радостных семейных событий, или просто так. Ну а если рабыня рожала от хозяина ребенка – то тогда уж сам бог велел ей вольную дать: она ж теперь не хухры-мухры, а мать члена семейства, пусть даже и незаконнорожденного.
Вот и с матерью Алессандро приключилась такая же история. Звали ее Симонетта (или, в местном произношении, Симунетта), и была она рабыней Альфонсины Орсини, вдовы Пьеро Невезучего. Кто из семейства Альфонсины был отцом маленького мулатика, как мы уже знаем, науке неведомо – то ли ее сын Лоренцо, то ли ее двоюродный деверь Джулио aka папа Климент – но в любом случае ачивку «родила наследника дома Медичи» Симонетте присвоили. И ребенка официально признали – пусть и был Лоренцо II (официальный папаша) на тот момент семнадцатилетним долбодятлом не самых высоких моральных качеств, но все-таки он был нормальный итальянец, а не какой-нибудь там маркиз де ля Пайетри, который через два с половиной столетия не постесняется продать в рабство собственных детей, рожденных от негритянки (старшего, правда, через какое-то время выкупит назад – и станет потом этот старший отцом всем нам хорошо знакомого Александра Дюма-отца, простите за тавтологию). А Симонетте вручили вольную, выделили приданое и выдали замуж: за кого – толком непонятно, однако известно, что молодожены купили себе на приданое Симонетты ферму в урбинской деревушке Коллевеккьо и принялись заниматься там сельским хозяйством и плодить ребятишек.
О том, что у будущего герцога Флорентийского были единоутробные сиблинги-крестьяне, мы знаем из письма Симонетты, которое она через девятнадцать лет напишет уже взрослому Алессандро. Собственно, оригинал этого письма до нас не дошел, поэтому подлинность его несколько сомнительна. Но письмо крайне любопытное, так что текст я все-таки приведу:
«Mag.co S.or Alessandro fig.lo car.mo
Lextremita vi scripsi mi inducono et sforzano che con il visitarla la pregi et quanto posso lastrenga che per lamor dedio non me voglia abandonar in tanta necessità quale al presente me trovo, che a dui figliolini, quali ho non ho il suo da darli da mangiare, et lassamo star de le altre cose, de pane solo non li posso almeno una volta al mese cavarli la fame de Corpo, et non mi vale el mio perche qui... men se scade di sorte che non trovo ad vender qualche possessioncella che ho per posser substentarmi e non morir di fame, et posito che se potesse vender, non trovamo da posser comprar grano. Donde fig.lo mancandone questa sola speranza quella merestata sola in V. Magnific.ia non ho dove me voltare et ricorrere, siche vi prego per quanto amor portate a Dio non me vogliate mancare in cosi facta necessità et extremità. Lostensor della p.nte è mio marito qual li raccomando quanto posso insieme con me ed questi due poveri fig.li.
In Collevecchio adj xij di Febbraio MDXXVlIIj.
La V.ra Cara madre Simunetta».
«Сиятельный господин Алессандро, дражайший сын!
Крайняя необходимость заставляет меня писать Вам и вынуждает посредством этого визита просить Вас и умолять изо всех моих сил, дабы ради любви к Богу Вы не пожелали оставить меня в той великой нужде, в коей ныне нахожусь я и двое моих маленьких детей, коих у меня нет средств прокормить; даже при всей бережливости я не смогу утолить их голод хлебом чаще раза в месяц; мой собственный голод не важен, потому что… (здесь в оригинале пропуск). Даже если бы я сумела продать то ничтожное имущество, каковое мне принадлежит, чтобы поддержать себя и не умереть с голоду, мы не смогли бы купить зерна. Посему, сын мой, у меня остается надежда только на Ваше Сиятельство, мне некуда больше обратиться, не к кому прибегнуть; потому я молю Вас ради любви, которую Вы питаете к Господу, не оставить меня в таковой нужде и крайности. Податель сего письма – мой супруг, какового я препоручаю Вам, как и себя саму, и сих двоих бедных детей.
Писано в Коллевеккьо 12 февраля 1529 года.
Ваша любящая мать Симунетта».
Письмо, конечно, невеселое, но с ним связан один ржачный момент: на основании этого текста некоторые англоязычные исследователи рабства в ренессансной Европе (не будем показывать пальцем!) сделали вывод, что муж Симонетты тоже был рабом (и сто пудов чернокожим, каким же еще!), потому как звали его экзотическим именем Лостензор. Я все никак не могла понять, откуда они взяли этого Лостензора, а потом нагуглила, наконец, письмо – и тут меня хватила смеховая истерика. :-)) Короче, ларчик просто открывался: Симонетта, или кто там за нее писал это письмо, просто не ставит апостроф между артиклем и гласной (нормальная штука по тем временам) и проглатывает конечную гласную (еще более нормальная штука). Так что экзотический раб Lostensor – это всего лишь l’ostensore della presente, «податель сего письма». Вот, блин, и верь после этого изданиям Cambridge University Press! :-))))
Ответил ли девятнадцатилетний Алессандро на письмо матери, которой он, скорее всего, даже не помнил, - неизвестно. Во всяком случае, став взрослым, он свое «рабское» происхождение не афишировал – хотя особо и не скрывал. Да и что скрывать-то, если все вокруг и так все знали, тем более что на рожу Медичи-полукровка получился Пушкин Пушкиным:
Тем не менее, повторюсь, за цвет кожи Алессандро современники не шпыняли, а вот за маму-рабыню и за то, что он сам не знал, где и когда родился, - вот это да, было дело. Даже собственное семейство первые годы держало его, так сказать, в резерве, пока до папы Льва и его кузена Джулио наконец не дошло, что наследников мужского пола у них отнюдь не семеро по лавкам, поэтому к власти на всякий случай надо готовить обоих племянничков – и аристократа Ипполито, и мулата Алессандро.
Когда племянничкам было лет тринадцать, заботливые дядюшки отправили их обоих во Флоренцию – учиться властвовать на месте, так сказать. Однако разница в положении двух кузенов сказалась и тут: Ипполито поселили в самом городе, в фамильном палаццо Медичи, который еще Микелоццо для Козимо Старого строил (там же в городе обосновалась и маленькая Екатерина вместе со своей теткой Клариче). А Алессандро, как второстепенному дублеру, выделили в качестве резиденции семейную виллу в Поджо-а-Кайяно. Впрочем, жить на вилле тринадцатилетнему подростку очень понравилось: там можно было охотиться сколько влезет (а это дело он очень любил), ну и коллекционировать оружие – еще одно любимое хобби Алессандро – ему никто не запрещал и денег на это родня ему отсыпала весьма щедро. Да и титулом пацана не обидели: приблизительно в это же время папа Климент выклянчил для него у императора Карла V титул герцога Пенне, и пусть это Пенне было всего лишь захолустным городишком в горах Абруццо, но все-таки это было самое настоящее герцогство!
Нынешнее Пенне:
Однако титулы титулами, но даже для малолетних герцогов школу еще никто не отменял. Наследничков усердно пичкали науками – а чтобы им было не скучно, вместе с Алессандро и Ипполито засадили учиться их дальнего родича Лоренцино Медичи (запомним это имя!), который был на пару лет младше обоих кузенов, и – привет, история искусства! – их однолетку Джорджо Вазари, которого Медичи опекали по традиционной программе «поддержим-талантливую-молодежь-а-вдруг-из-них-вырастут-гении».
Пока младшие члены семейства Медичи грызли гранит наук, за ними из Рима зорко наблюдал их дядюшка (а кое-кому, может быть, и батюшка) Джулио, он же папа Климент VII (дядюшка Лев X к тому времени уже почил в бозе, подхватив в недобрый час острую пневмонию). Может быть, Климент и впрямь был биопапашей Алессандро, как поговаривали злые языки, – но тем не менее он, как и Лев, продолжал делать ставку на Ипполито, а не на собственного предполагаемого отпрыска. Правда, при этом предполагалось, что Ипполито должен быть не только правителем Флоренции, но и как минимум князем церкви. (Похоже, попав в Ватикан, старшие Медичи твердо уверовали, что главный залог процветания их рода – это достижения его членов на церковном поприще, а уж власть светская к этим достижениям по-любому приложится. Надо сказать, в этом они не сильно ошибались).
В общем, из Ипполито усердно лепили большую церковную шишку. Уже в семь лет он стал архиепископом Авиньонским (естественно, так ни разу в Авиньоне и не побывав – ни в детстве, ни в более солидном возрасте: на фига напрягаться, если для этого епископы-викарии есть). При этом возможность выгодного брака для Ипполито тоже не отвергалась, потому как священный сан он не принимал (эту удобную схему мы помним еще по папе Льву, который чудненько прожил кардиналом-мирянином аж двадцать четыре года – вплоть до своего избрания в папы римские, когда уже хош не хош, а пришлось становиться полноценным духовным лицом). В общем и целом, план для Ипполито предлагался такой: живи себе, парень, на доходы от архиепископства, вникай в церковные дела (лишние знания карман не тянут!), но если что – мы все отыграем назад, сделаем тебя светским правителем и женим на ком-нибудь политически симпатичном.
Наиболее политически симпатичной папе Клименту казалась Маргарита Австрийская, внебрачная дочка императора Карла V. Смущало только одно – Маргарита на тот момент была в таком нежном возрасте, что еще и ходить толком не научилась. Так что потенциальную помолвку пришлось отложить в долгий ящик. А потом, как мы уже знаем, отношения Климента с императором испоганились, грянуло Великое разграбление Рима, во Флоренции поднялся бунт, и Ипполито с Алессандро, бросив все (включая маленькую Екатерину), бежали из родного города куда глаза глядят. Климент тоже бежал из разграбленного Рима куда глаза глядят, и встретилось все семейство (минус оставшаяся в заложниках у флорентийских народных масс Екатерина) только в захолустном Орвьето, где перепуганный папа наконец-то счел возможным остановиться без опасения, что обозленные наемники Карла найдут и прирежут его к чертям собачьим.
Впрочем, через год папа таки наступил на горло собственной гордости и примирился с Карлом. Семейство снова перебралось в Рим, где Климент, крайне озабоченный будущим рода Медичи, быстренько сделал своего любимчика Ипполито, которому как раз стукнуло восемнадцать: а) кардиналом, б) папским легатом в Перудже, в) папским легатом в Генуе, г) администратором епархии Казале-Монферрато, д) аббатом чертовой кучи крайне прибыльных аббатств, е) и т.д., и т.п.
Однако Ипполито заботу дядюшки ни фига не оценил. Ему не хотелось быть князем церкви – ему хотелось быть просто князем, причем, желательно, князем-полководцем. Как пишет Кэтрин Флетчер, кто-то из римских сатириков даже написал по этому поводу ехидный стишок: «Ныне, когда папа дышит на ладан, все кардиналы плетут интриги, чтобы стать следующим понтификом, и только Медичи, который мечтает стать солдатом, на это плевать».
Ипполито Медичи (правда, уже не восемнадцатилетний, а чуть старше), недовольный обладатель массы прибыльнейших церковных должностей:
При этом Ипполито отнюдь не был дураком и солдафоном. Напротив, судя по отзывам современников, он был весьма образованным парнем – куда образованнее, чем, скажем, его кузен Алессандро (хотя и Алессандро даже его злейшие враги в интеллектуальных способностях не отказывали). По части светского обхождения Ипполито тоже давал своему темнокожему родичу сто очков вперед – Алессандро был товарищем грубоватым и прямолинейным, как асфальтоукладочный каток, а Ипполито был куда как гибче и дипломатичнее. Правда, утруждать себя применением своих дипломатических талантов по отношению к любящему дядюшке у Ипполито и в мыслях не было. Напротив, он демонстративно отлынивал от своих кардинальских обязанностей, прогуливал консистории и временами даже нахально поминал в присутствии Климента покойного Чезаре Борджа – мол, вот он тоже был кардиналом, но папа Александр освободил его от этого тяжкого бремени и сделал папским гонфалоньером, ибо мудро внял стремлению любимого дитяти к военной стезе, не то что некоторые…
Немудрено, что в конце концов отношения между Климентом и непослушным Ипполито накалились добела. Через некоторое время послы при папском дворе начали строчить на родину донесения, что ветер переменился: теперь папа все больше предпочитает своего другого племянника, светлейшего синьора Алессандро. Но Ипполито от этого было не легче: вместо того, чтобы перенести на «светлейшего синьора» свои церковные планы и умучить его скучным кардинальством, папа Климент, наоборот, решил сделать из Алессандро светского правителя – то бишь, выдать ему именно те плюшки, которых так страстно добивался Ипполито!
Это был грандиозный облом, но исправить уже ничего было нельзя. Папа Климент, вопреки своему обыкновению, был тверд как кремень. Хуже того, он даже решил женить Алессандро на маленькой Маргарите Австрийской, той самой, которую когда-то планировал заполучить в жены для Ипполито. В рамках выполнения этого плана Климент командировал обоих племянничков в Геную, куда как раз прибыл Карл вместе со всем своим двором: Алессандро – в качестве жениха, а Ипполито, увы, в качестве всего лишь папского легата.
(Конечно, вряд ли Ипполито сильно переживал, что ему не светит жениться на девочке младшего школьного возраста – на тот момент молодой кардинал был уже давно и прочно влюблен в шестнадцатилетнюю красавицу Джулию Гонзага, для которой он строчил перевод на итальянский язык вергилиевской «Энеиды», - но, согласитесь, уступать кузену-мулату честь быть императорским зятем все-таки обидно!).
Маленькой Маргарите к этому времени исполнилось всего восемь лет. Свою родную мать, фламандскую служанку Иоганну ван дер Гейст, она не видела никогда – сразу же после рождения ее отдали на воспитание сначала двоюродной бабке (и полной тезке) Маргарите Австрийской, а потом тетке по отцу Марии, вдове короля Венгрии. Родного папочку-императора восьмилетняя Маргарита, похоже, впервые увидела живьем тогда же, когда и своего жениха – до сей поры Карл в жизни девочки не отсвечивал никак, хотя официально признал ее и алименты бабло на ее содержание и воспитание отстегивал беспрекословно.
Маргарита Австрийская, она же в будущем – Маргарита Пармская:
На самом деле, можно только гадать, как чувствовал себя ребенок, которого притащили из родного Брюсселя в какую-то непонятную Геную, поставили перед стремным бородатым дядькой с челюстью ящиком и сказали: «Это ваш батюшка». А потом поставили перед не менее стремным курчавым обормотом, смуглым, как закопченный котелок (ага, это после Фландрии-то, где все рыжие и белокожие!), и сказали: «Это ваш суженый». Впрочем, на чувства Маргариты всем было традиционно плевать – се ля ви, такова жизнь королевских дочерей, пусть даже и незаконных.
Карл Пятый, батюшка Маргариты:
Зато Карлу его потенциальный зять внезапно очень понравился. Алессандро протусовался при императорском дворе несколько месяцев, объехал вместе с Карлом пол-Италии, и когда будущим родичам пришла пора расстаться, то расстались они крайне довольные друг другом. По просьбе папы Климента Карл выделил войска для вышибания из Флоренции республиканцев и водворения туда династии Медичи, и в 1531 году Климент вместе с Алессандро и прочими членами семейства торжественно въехал в родной город.
Естественно, управлять возвращенной Флоренцией самолично папа не собирался – у него и в Риме дел было по горло, поэтому сию задачу возложили на Алессандро (отверженный кардинал Ипполито кусал себе локти от зависти, но ничего поделать не мог).
На прощание Климент, не мудрствуя лукаво, придумал для племянничка простой, но вполне доходчивый титул: Capo della Reppublica – глава (или, если хотите, главарь) республики. Флорентийцы заскрипели зубами, но стерпели. Деваться было некуда: город устал от бунтов и войн, да и бодаться с союзником императора было себе дороже – императорские войска по-прежнему шастали по Италии и в случае чего могли быстренько показать Флоренции кузькину мать. К тому же, по мнению городских оптимистов, пока что все было не так уж плохо. Да, деликатностью и дипломатичностью глава республики не отличается (и вообще, скажем прямо, ведет себя как истинный мафиозный главарь), но все-таки республиканские институции худо-бедно функционируют, Синьория собирается, чего-то там голосует, правительственные комитеты так-сяк работают. Правда, Алессандро, по наущению папы Климента, захапал себе право войти в состав каждого из комитетов (и должность пожизненного гонфалоньера в придачу) - но ничего, все как-нибудь обойдется, думали флорентийцы.
И сильно ошибались. Несколько месяцев папа Климент и император Карл с одобрением следили за действиями своего молодого протеже, а потом решили, что пришла пора кончать эту комедию с демократией. Карл небезосновательно считал, что его дочери нужен нормальный зять-властитель, а не какой-то там мутный capo. Папа Климент, в свою очередь, не менее безосновательно считал, что демократическую заразу надо изничтожить, пока есть возможность: иначе рано или поздно (причем скорее рано) Медичи снова вышибут из Флоренции, а четвертого изгнания за сто лет семья просто не перенесет.
В итоге в апреле 1532 года, через девять месяцев после возвращения Медичи в город, Карл объявил на всю Европу, что дарует Алессандро титул герцога Флорентийского. Это была воистину мировая сенсация. Темнокожий бастард, сын матери-рабыни и неизвестного отца, бывший «запасной дублер», годами живший в тени более родовитых родичей, в один миг вознесся на высоту, о которой и помышлять не смели ни Козимо Старый, ни даже Лоренцо Великолепный: он стал официальным наследственным монархом Флоренции.
Наверное, горожане даже не сразу поняли, что многовековой кошмар Флорентийской республики наконец-то сбылся – она перестала быть республикой. Но когда разогнанные члены Синьории понуро вышли из дворца, в котором теперь будет жить Алессандро и который отныне перестанет называться Палаццо делла Синьория, когда по приказу новоявленного герцога с дворцовой башни сбросили колокол Вакка, столько раз сзывавший флорентийцев на общегородское собрание, тогда даже самому распоследнему дураку оптимисту стало ясно: эпоха закончилась. Флорентийская республика мертва – Медичи, которых она приютила почти четыре столетия назад, в конце концов добились своего и повергли ее в прах, превратив Флоренцию в самое обычное итальянское герцогство – такое же, как Милан, Неаполь или Урбино.
Из осколков Вакки Алессандро распорядился отлить монеты со своим портретом, как бы намекая горожанам: то ли еще будет. Как показало будущее, слов на ветер он не бросал.
Продолжение следует…
-
-
20.09.2019 в 22:21-
-
20.09.2019 в 22:29-
-
20.09.2019 в 22:32Мартин Гарсия де Лойола и его жена, донья Беатрис Клара Койя, дочь Сайри Тупака
Какая красивая дама, Лойолу можно понять! Причём то, что донья была плодом традиционного инцеста, его тоже не смутило. А впрочем... уж испанцам с их Габсбургами грех было бы жаловаться)
-
-
20.09.2019 в 22:45серафита, ну, Габсбурги все-таки на собственных сестрах не женились (хотя с их-то генетическим грузом, конечно, один фиг - хоть на матери родной женись, хуже уже не будет). Хотя я думаю, что поскольку эти ребята вступили в брак еще до вхождения в лоно единой-святой-католической-апостольской, то это, наверное, нещитово.
-
-
20.09.2019 в 22:52А ещё я традиционно думаю, как до ужаса похожи судьбы Екатерины и моей обожаемой Боны Сфорца. За тем исключением, что с Боной всё же такого трэшака, который пережила Екатерина во Флоренции, не случилось
-
-
20.09.2019 в 22:58-
-
21.09.2019 в 04:46Ооо, какой утренний субботний цимес мне обломился! Сказка просто
И - продолжение следует!
Спасибо, kurufin_the_crafty, вы прекрасны.
-
-
21.09.2019 в 09:18-
-
21.09.2019 в 12:38серафита, хоспади, а ведь и правда! Читаю: Юлий III спецразрешение выдал. :-)) По настоятельной просьбе испанской короны. Блин, хочу видеть текст этого разрешения - так эта каноническая сова на глобус, по-моему, еще ни разу не натягивалась! :-))))
-
-
21.09.2019 в 12:44Кстати вот гляжу я на портреты отцов Алессандро, гляжу... и мне остро жаль, что некоторые брадаты. В частности, потому, что ямочка на подбородке, кою очень явственно демонстрирует Алессандро — это доминирующий признак, передающийся по мужской линии, от отца ребёнку. Так что Джулио Медичи таки имеет шансы на отцовство.
-
-
21.09.2019 в 13:21Портрета Лоренцо без бороды, по-моему, вообще не существует (во всяком случае, я ни разу не встречала). Но у него вообще портретов раз-два и обчелся - слишком рано помер. Но у его отца, у Пьеро Невезучего, ямочка точно была (она у них у всех от Козимо Старого, похоже).
-
-
21.09.2019 в 13:26-
-
21.09.2019 в 13:50-
-
21.09.2019 в 20:51Как хорошо, что Вы не бросаете эту тему!
Спасибо!
-
-
21.09.2019 в 21:45Как хорошо, что Вы не бросаете эту тему!
Да, в сущности, уже не так много и осталось. :-)) Потом будет великогерцогская ветвь, а она совершенно не так примечательна, как старшая линия, и расписывать там особо нечего.