Медичи: Франческо Первый и Бьянка Каппелло, или Скандал в благородном семействе

[kurufin-castle]

Джованни ди Биччи
Козимо Старый: часть 1
Козимо Старый: часть 2
Козимо Старый: часть 3
Пьеро Подагрик
Лоренцо Великолепный: часть 1
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (начало)
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (продолжение)
Лоренцо Великолепный: часть 3. Игра ва-банк
Лоренцо Великолепный: часть 4. The best
Лоренцо Великолепный: часть 5. Микеланджело, Савонарола и звезда над Карреджи
Пьеро Невезучий
Джованни Медичи (Лев X): часть 1
Джованни Медичи (Лев X): часть 2
Джулио Медичи (Климент VII)
Алессандро Медичи: часть 1
Алессандро Медичи: часть 2
Козимо Первый

Как мы уже знаем, Козимо I, первый великий герцог Тосканский (а не какой-нибудь там Флорентийский – это уже труба повыше, дым погуще!), помер в 1574 году. К этому времени из всего некогда многочисленного потомства мужского пола, которое Козимо наплодил вместе со своей женой Элеонорой Толедской, в живых осталось, как в сказке, три сына: Франческо, Фердинандо и Пьетро.

Франческо был основным наследником, Фердинандо – кардиналом, а самый младший, Пьетро –просто мажором и долбоебом. Оба младших братца (и кардинал, и долбоеб) еще сыграют свою роль в нашей истории, но пока сосредоточимся на основном сабже – Франческо.

Сабж в детстве (работы Бронзино):

Сабж в юности (Алессандро Аллори):

Зрелый сабж (Шипьоне Пульцоне):

Франческо был мужик довольно умный, но нрава тяжелого и, как принято было выражаться в те времена, меланхолического (в переводе на наши деньги – склочный интроверт с тараканами в башке). Больше всего на свете он любил астрологию и алхимию: будь его воля, он бы вообще не вылезал из домашней лаборатории, которую специально обустроил под свои эзотерические хобби. Но окончательно погрязнуть в шизотерике мужику мешал папенька, который еще при жизни сделал Франческо своим соправителем. Так что время от времени наследничку приходилось выбираться в люди и исполнять вместе с Козимо свои государственные обязанности (правда, без особой охоты).

Впрочем, противостояние «отцы и дети» шло не только по линии увлечений Франческо, но и по линии увлечений самого Козимо. Как мы помним, на старости лет Козимо I отчебучил номер: женился на своей любовнице Камилле Мартелли, от которой за несколько лет до того прижил внебрачную дочку. Отношения с кланом Медичи у Камиллы, как мы, опять же, помним, не сложились: взрослые законные дети Козимо новоявленную мачеху восприняли в штыки и едва ли не матом в лицо посылали.

Громче всех о мезальянсе и аморальном поведении папаши Камиллы орал как раз интроверт Франческо – что, в общем-то, совершенно не помешало ему в будущем повторить папашин подвиг целиком и полностью, блистательно доказав, что яблочко от яблони далеко не ябнется.

Правда, в отличие от Козимо, Франческо встретил свой краш еще до законного брака. Краш носил имя Бьянка, был родом из Венеции и имел довольно сомнительную репутацию, но Франческо это не то чтобы смущало. В конце концов, жениться на этой самой Бьянке он все равно не мог: папенька уже успел сосватать ему Иоанну Австрийскую, высокородную невесту из дома Габсбургов, дочку самого императора Фердинанда I (большая честь для Флоренции, между прочим).

Впрочем, возлюбленная Франческо тоже была не лыком шита: по отцу Бьянка принадлежала к знатному венецианскому роду Каппелло, а по матери – к еще более знатному (и тоже венецианскому) роду Морозини. К сожалению, мама-Морозини скончалась, когда Бьянка была еще совсем маленькой, и папа привел в дом мачеху – тоже из знатного венецианского рода, Гримани. Похоже, знатная Гримани не очень хорошо относилась к дочери знатной Морозини – или, во всяком случае, тупо забивала на воспитание падчерицы, поскольку, по воспоминаниям современников, манеры юной Бьянки Каппелло были «несколько более вольными, чем обычаи, принятые среди благородных венецианских девиц».

Вольные манеры (и, возможно, не слишком здоровая обстановка дома) привели к тому, что в возрасте пятнадцати лет Бьянка закрутила роман с флорентийцем Пьетро Бонавентури. Пьетро был мелким клерком в венецианском филиале банка Сальвиати и проживал на хлебах у своего дядюшки возле церкви Сант-Апональ (не то чтобы сильно аристократический райончик на то время). Однако язык у мелкого клерка был подвешен что надо, и, забив девочке голову россказнями о неземной любви и своих аристократических родственных связях во Флоренции, Пьетро уговорил Бьянку бежать с ним.

Скандал, конечно, вышел огромный. Во-первых, Бьянка к тому времени уже была обручена с сыном дожа Джироламо Приули. Во-вторых, папа Бьянки был членом Совета Сорока, а похищать дочку члена Совета Сорока (то бишь, верховного суда республики) – шаг, мягко говоря, неосторожный. В-третьих, практичная Бьянка то ли по собственной инициативе, то ли по наущению Пьетро прихватила с собой на дорожку шестьсот золотых цехинов из семейной казны – так что к обвинению в похищении девицы присоединилось еще и обвинение в краже в особо крупных размерах.

Само похищение Бьянки состоялось следующим образом: как было сказано потом в указе Совета Десяти (местного КГБ), Пьетро Бонавентури «осмелился похитить ее, обманутую его многочисленными лживыми уверениями и не достигшую еще шестнадцати лет, из дома ее отца ночью, последовавшей за 28 ноября 1563 года; затем он увез ее из Венеции, поправ закон и мораль, и где бы вышеуказанный Пьетро ни был найден, приказывается арестовать его и привезти в Венецию, где, согласно обычаю, на высоком помосте между двумя колоннами на Пьяцце общественный палач отрубит ему голову с плеч, вследствие чего он умрет». (Цитирую по Christopher Hare, «The Most Illustrious Ladies of the Italian Renaissance»).

Луи Дюси (1775-1847), «Бьянка Каппелло бежит вместе со своим возлюбленным»:

Две колонны на Пьяццетте, между которыми должны были казнить Пьетро Бонавентури:

Вообще-то обычно между этими колоннами тупо вешали, но Пьетро все-таки был какой-никакой, но патриций, так что лично ему светило благородное отсечение головы.

Обвенчавшись где-то по дороге, Пьетро и Бьянка прибыли во Флоренцию, где любовная лодка быстро разбилась о быт: выяснилось, что ни мощных аристократических связей, ни наследственных дворцов у Пьетро нет, а есть только убогий домишко на площади Сан-Марко с престарелыми родителями, которые сами последний хрен без соли доедают.

Однако отступать было уже некуда. Шестьсот цехинов Бьянки молодожены быстро проели: после бегства из Венеции банк Сальвиати уволил Пьетро с волчьим билетом, а новую работу клерку с такой репутацией найти не удавалось (впрочем, Пьетро, кажется, не особо и старался). Тем не менее новоиспеченные супруги как-то жили и даже родили дочку Пеллегрину, названную в честь покойной матери Бьянки.

И тут красавице Бьянке выпал счастливый билет: она встретилась с самим соправителем  Флоренции (герцог Козимо был еще жив) Франческо Медичи. По одной из версий, эту встречу подстроила маркиза Мондрагоне, жена бывшего наставника Франческо, хорошо знакомая со свекровью Бьянки. По другой Бьянку с герцогом свел лично Пьетро (не без ведома самой Бьянки). В общем, Франческо увидел прекрасную венецианку – и погиб.

Бьянка, не будь дурой, немедленно воспользовалась ситуацией. Романтические чувства к Пьетро (если они и были) при виде нового перспективного папика тут же рассеялись как дым. Очарованный Франческо принялся хлопотать перед Венецианской республикой, чтобы тамошние власти простили беглецов, а чтобы объекту страсти было не скучно дожидаться окончания этих хлопот, презентовал Бьянке шикарный палаццо на виа Маджо, неподалеку от палаццо Питти, где проживал он сам.

Вот он, этот палаццо:

Пьетро, в свою очередь, тоже не остался без бонусов: Франческо пристроил его ко двору и дал должность во флорентийском правительстве с очень приличной зарплатой. На радостях Пьетро пустился во все тяжкие – шлялся по бабам, стал завсегдатаем самых престижных и дорогих кабаков и вообще всячески прожигал жизнь, тактично не мешая своей жене строить отношения с его светлостью герцогом Тосканским.

В итоге, когда невеста Франческо Иоанна Австрийская наконец-то прибыла во Флоренцию, она с огорчением обнаружила, что сердце и прочие органы ее суженого уже давно и прочно заняты. Иоанне вообще в жизни не очень-то везло: последний, пятнадцатый ребенок Фердинанда Габсбурга и Анны Ягеллонки (из чешско-венгерской ветви Ягеллонов), она осталась без матери в возрасте двух дней. В семнадцать лет ее просватали за Франческо – для Медичи это, конечно, был очень почетный марьяж, а вот для Габсбургов – не очень (Медичи ведь были герцогами без году неделя, а так-то купчишки купчишками, если смотреть с точки зрения самого аристократического рода Европы!). Но выбирать Иоанне не приходилось – папе Фердинанду были нужны связи с Флоренцией, поэтому девушка покорно отбыла выходить замуж за Франческо.

В честь этого бракосочетания старый Козимо I (на тот момент все еще живой) закатил роскошнейший праздник.  Устроительством торжеств лично занялся главный художественный лизоблюд Козимо – Джорджо Вазари, под чьим руководством в палаццо Веккьо и коридоре Вазари намалевали множество соответствующих случаю фресок. Вдобавок на площади Синьории открыли здоровенный фонтан с Нептуном работы Бартоломео Амманнати, по каковому поводу флорентийцы тут же сочинили стишок: «Ammannato, Ammannato, quanto marmo tu hai sciupato!» («Амманнато, Амманнато, сколько мрамора потратил!»).

Фонтан:

Несмотря на шикарные свадебные торжества, сопровождавшиеся народным ликованием (чему немало способствовала раздача бесплатной жратвы), вскоре Иоанна обнаружила, что на самом деле во Флоренции ее никто не любит. Народ смотрел на нее с подозрением из-за ее австрийского происхождения (флорентийцы вообще австрияков терпеть не могли), мужнины сиблинги вежливо игнорировали, а сам муж и вовсе относился как к пустому месту: нафига ему эта невзрачная тощая дщерь Габсбургов, если у него уже есть красавица Бьянка?

Впрочем, на наши деньги Бьянку тоже не факт, что сочли бы писаной красавицей: это была пухлая, краснощекая, рыжеволосая дама с фигурой, крайне далекой от современных канонов красоты. Кстати, заграничных современников герцогская любовница тоже в восторг не приводила – так, Монтень, побывав при флорентийском дворе, писал о Бьянке: «Она красива по меркам итальянцев, у нее веселое пухлое лицо и тучное телосложение». Впоследствии Бьянка еще сильнее разъелась на герцогских харчах, и тучное телосложение превратилось в откровенное ожирение – однако на чувства Франческо это никак не повлияло.

Бьянка в молодости (работы Алессандро Аллори):

Бьянка в зрелом возрасте (Шипьоне Пульцоне):

Еще в зрелом возрасте (мастерская Кристофано дель Альтиссимо):

Для сравнения - эрцгерцогиня Иоанна Австрийская в детстве (Джузеппе Арчимбольди):

Взрослая Иоанна (Алессандро Аллори):

Единственным, кто отнесся к Иоанне по-человечески, внезапно оказался старый герцог Козимо. То ли он лучше других помнил, насколько важен для Флоренции союз с Габсбургами, то ли просто проникся сочувствием к одинокой девочке – но, во всяком случае, он обходился с Иоанной уважительно, с удовольствием с ней беседовал и время от времени выдавал моральных люлей сыну, который в ином случае, кажется, вообще охотно бы забыл, что женат.

Не то чтобы Иоанна питала какие-то иллюзии по поводу любви августейших особ в браке – не так она была воспитана. Но все-таки законная герцогиня считала себя вправе ожидать от мужа хотя бы видимости уважения к себе, а не демонстративных нежничаний с любовницей при всем честном народе. Через год после свадьбы Франческо открыто представил Бьянку ко двору, а когда старый Козимо покинул Флоренцию со своей второй супругой Камиллой, молодой герцог вообще потерял берега. Габсбургская родня Иоанны регулярно высказывала ему свое гневное «фэ», но Франческо и ухом не вел. Единственным знаком внимания по отношению к жене были регулярные визиты герцога в супружескую спальню – в целях зачать наследника, но не более того.

С наследником, однако, дело не заладилось. Иоанна одну за другой родила шесть дочерей, из которых выжило только три – Элеонора (самая старшая), которую потом выдадут замуж за мантуанского герцога Гонзага, Анна (третья по старшинству), которая умрет в четырнадцатилетнем возрасте, и Мария (самая младшая), которая впоследствии станет женой Генриха IV и королевой Франции.

В общем, так они и жили: Франческо проводил время то у Бьянки, то в своей алхимической лаборатории (свое хобби он так и не разлюбил), а в промежутках между этими занятиями делал Иоанне детей. Наконец, на седьмом году сожительства Франческо с Бьянкой произошло знаменательное событие: Пьетро Бонавентури, законного мужа Бьянки, прирезали на мосту Санта-Тринита.

Сказать по правде, покойный нарывался на рожон уже давно. Беспорядочный промискуитет и пьянство в подозрительных компаниях вообще не способствуют долголетию, а уж во Флоренции шестнадцатого века так тем более. В довершении всего Пьетро от великого ума закрутил роман с молодой вдовой Кассандрой Бончани, происходившей из влиятельного рода Рицци. Рицци уже некоторое время намекали герцогу Франческо: мол, а не может ли ваша светлость как-нибудь ввести в рамочки мужа своей фаворитки, а то уж как-то совсем неприлично получается? Франческо просьбам родичей Кассандры не внял, однако, по слухам, намекнул, что не станет сильно сердиться, если в рамочки Пьетро введет кто-нибудь другой.

В конечном итоге темной ночью 1572 года, когда Пьетро возвращался домой от своей веселой вдовы, на него напали несколько неизвестных и без лишних церемоний отправили на тот свет. В ту же ночь еще несколько неизвестных ворвались в дом Кассандры и зарезали ее в ее собственной постели. Флорентийские власти потом долго и старательно искали убийц, но – какая неожиданность! – так и не нашли.

Таким образом, Бьянка из неверной супруги (пусть и при снисходительном муже, но все-таки неверной) превратилась в добропорядочную вдову. Франческо тоже с удовольствием стал бы вдовцом, но Иоанна Австрийская, несмотря на свое неважное здоровье и бесконечные беременности, совершенно не собиралась отбывать в мир иной. Франческо утешил свою возлюбленную обещанием, что как только он станет свободным, то тут же женится на ней, а пока что любовникам оставалось только терпеливо ожидать этого счастливого момента.

Бьянка, однако, не собиралась терять время попусту. Пускай Франческо все еще женат – но ведь наследников мужского пола у него нет! Хилая австриячка рожает одних девчонок, а вот она, Бьянка!.. Правда, с «а вот она» пока тоже ничего не получалось. Родив Пьетро Бонавентури дочку Пеллегрину, Бьянка больше не беременела, и это ее здорово огорчало. Когда ситуация, с ее точки зрения, стала совсем критической, она кинулась по врачам, алхимикам и астрологам – благо, представителей последних двух категорий при дворе Франческо было пруд пруди. Ради наибольшей лженаучной точности она даже написала письмо своему венецианскому родичу Андреа Каппелло с просьбой сообщить ей точную дату и время ее рождения – без даты судьбоносный гороскоп «рожу или не рожу» мог бы и не проканать.

Кстати, о венецианских родичах. Дипломатические усилия Франческо не пропали даром: уголовное преследование против Пьетро и Бьянки Светлейшая республика замяла, а родичи пусть и со скрипом, но все же выплатили Бьянке законное приданое (6 000 цехинов) и даже стали приглашать ее вернуться на родину.

На родину Бьянка, тем не менее, не торопилась. В дошедших до нашего времени письмах к уже упоминавшемуся «великолепнейшему синьору Андреа Каппелло, моему глубокоуважаемому кузену и почти брату» она постоянно выискивает себе отмазки – то, мол, траур по мужу еще не истек, то свекор затеял отобрать у нее опекунство над дочерью, то вообще недосуг, дела-дела, вздохнуть спокойно некогда, не то что переехать. Наконец, в одном из писем Бьянка откровенно пишет:

«Мое сердце было весьма огорчено разговором между благороднейшим отцом моим и Вашей Светлостью, из которого я заключаю, что он не расположен ко мне и что единственное его желание – забрать меня в Венецию, чтобы он мог похоронить меня в монастыре, куда я не собираюсь уходить, потому что знаю, что это будет погибелью души моей и тела, и я не желаю, как я уже ранее говорила Вашей Светлости, стать из госпожи рабыней; но если бы не это обстоятельство, о котором я неоднократно говорила Вашей Светлости, я бы бросила все, чтобы вернуться на свою родину к своим родственникам». (Christopher Hare, «The Most Illustrious Ladies of the Italian Renaissance»).

Как видим, насчет искренности отцовской любви к себе Бьянка иллюзий не питала. Конечно, с точки зрения сурового Бартоломмео Каппелло, дочь – признанная фаворитка великого герцога  Тосканы – это несколько лучше, чем дочь – супруга безродного флорентийского нищеброда, но ненамного. Так что вариант с заключением Бьянки в монастырь был вполне реален.

Однако оставим пока гордых венецианских патрициев и вернемся во Флоренцию. А по Флоренции в один прекрасный день 1576 года прокатилось сенсационное известие: Бьянка Каппелло наконец-то родила герцогу сына! Мальчика назвали дон Антонио де Медичи («дон» – испанский титул, который все мальчики семейства автоматически наследовали от Элеоноры Толедской – в данном случае, бабушки новорожденного). Франческо на радостях чуть с ума не сошел. Он признал ребенка, прикупил ему в Неаполитанском королевстве княжество Капистрано, и, таким образом, младенец уже с пеленок стал самым настоящим князем.

Народ, однако же, воспринял благую весть о рождении наследника с некоторым скептицизмом. Во-первых, Бьянку во Флоренции любили ничуть не больше, чем законную герцогиню Иоанну: если Иоанна – австрийка, то Бьянка – венецианка, а это едва ли не еще хуже. Во-вторых, сам герцог Франческо тоже популярностью не пользовался: государственный деятель из него оказался, мягко говоря, посредственный, характер у герцога тоже был говно говном сложный, так что радоваться распространению его генофонда у флорентийцев не было никакого резону.

Ну и в-третьих, по Флоренции тут же начали циркулировать слухи, что коварная венецианская женщина со сниженной социальной ответственностью просто-напросто обдурила герцога, подсунув ему заранее заготовленного чужого младенца. Поговаривали, что на вилле, где якобы рожала Бьянка, жили в состоянии полной боевой готовности три беременные женщины (естественно, тоже со сниженной социальной ответственностью): кто из детей родился первым – того герцогу и подсунули.

Конечно, на официальном уровне эти слухи опровергались. Яростнее всех их опровергал братец Франческо, кардинал Фердинандо – прямо с пеной у рта опровергал. Да вы что, орал Фердинандо (кстати, первый претендент на герцогский престол при условии отсутствия у Франческо наследников мужского пола), как вы вообще могли такое подумать?!! Оно, конечно, эти венецианские проститутки на все способны, да и подозрительно как-то, что годами не беременевшая баба (от распутства не беременевшая, от чего же еще) внезапно, прям как по заказу, рожает моему брату сына, но вы же не думаете, что брат – такой идиот? Правда, влюбленные мужики, как всем известно, те еще кретины, и обвести их вокруг пальца – легче легкого, но наш Франческо совсем-совсем не такой, мамой клянусь!

Однако влюбленному Франческо на весь этот черный пиар было наплевать: у него есть сын и наследник, и пофигу даже, что незаконнорожденный – в конце концов, половина Медичи незаконнорожденные, и ничего, все нормально. Бедная Иоанна со своими никому не нужными дочками окончательно отошла на двадцать второй план. Зато Бьянка решительно пришла к успеху. Даже ее надменный венецианский папаша – и тот решил официально помириться с блудной дочерью: все-таки, мать единственного герцогского сына, не хрен собачий.

Бьянка и ее (или не ее) сын Антонио:

В рамках примирения Бартоломмео Каппелло простер свою милость до того, что приехал к дочке в гости во Флоренцию, подкинув заодно на флорентийские хлеба своего сына Витторио. Бьянка приняла братца с распростертыми объятьями, а счастливый Франческо немедленно пристроил «шурина» ко двору. (Правда, года через три пришлось его вышибать со двора обратно, ибо Витторио слишком уж небережно обворовывал герцогскую казну, но это уже мелочи).

Между прочим, в том же году во Флоренции грянул еще один громкий скандал – на этот раз, разнообразия ради, не касающийся Франческо и Бьянки. Невестка Франческо, жена его младшего брата Пьетро, внезапно скончалась при подозрительных обстоятельствах. Невестку звали Элеонора (она же Леонора, она же, совсем уже на флорентийский лад, Дианора), и она приходилась племянницей покойной Элеоноре Толедской, а всем троим братцам Медичи соответственно – двоюродной сестрой.

Элеонора-Леонора-Дианора с детства воспитывалась при дворе своей тетушки, где ее все очень любили. Однако Элеоноре-старшей в недобрый час пришла в голову мысль выдать веселую красивую девочку замуж за своего Пьетро, который уже в юном возрасте выказывал все задатки агрессивного и неконтролируемого ебаната, так что хорошей жизни маленькой Дианоры (будем пока называть ее так, чтобы не путать с теткой) пришел конец.

Дианора Альварес де Толедо (мастерская Аллори):

Потом пришел конец и жизни вообще – 11 июля 1576 года Франческо получил от своего младшего братца, на тот момент отдыхавшего вместе с женой на вилле в Кафаджоло, записку следующего содержания:  «Вчера вечером в шесть часов несчастный случай произошел с моей женой, и она умерла. Поэтому, Ваше Высочество, будьте в мире и напишите мне, что я должен делать и должен ли я вернуться или нет».

Поскольку Пьетро был известен своей необузданной ревностью (в частности, к некоему Бернардино Антинори, усердно посвящавшему Дианоре-Леоноре любовные стишки), вопрос «кто убийца» перед современниками даже не стоял. Феррарский посол так и написал своему герцогу д`Эсте прямым текстом:

«Госпожа Леонора была задушена в ночь на вторник; протанцевав до двух часов и пройдя к кровати, она была удавлена сеньором Пьетро, накинувшим (собачий) ошейник на её горло, и после большой борьбы, в которой (она) пыталась спасти себя, наконец, выдохлась. И тот же самый сеньор Пьетро имеет признак (убийства) — два пальца на его руке, укушенные дамой. И если бы он не позвал на помощь двух бедолаг из Романьи, которые утверждают, что были вызваны туда именно для этой цели, он бы, возможно, оказался в худшем положении. Бедная донна, насколько мы можем понять, оказала очень сильное сопротивление, которое заметно по разворошенной кровати и по голосам, которые были слышны по всему дому. Как только она умерла, её тело поместили в гроб, заранее приготовленный, и было доставлено во Флоренцию приблизительно в шесть часов утра, под руководством тех, кто был на вилле, и в сопровождении восьми белых свечей, которые поддерживали шестеро братьев и четыре священника; она была похоронена так, как если бы была простолюдинкой». (Обе цитаты – по Gabrielle Langdon, «Medici Women: Portraits of Power, Love, and Betrayal in the Court of Duke Cosimo I», перевод не мой – из Вики).

Феррарский посол здесь, конечно, не то чтобы очевидец (он вообще-то и об отравлении Изабеллы Медичи пишет как о неоспоримом факте, хотя мы-то знаем…). Но беда в том, что испанские родичи Дианоры-Леоноры тоже были уверены, что молодые здоровые женщины просто так на ровном месте не мрут. Особенно если у них есть мужья – ревнивые ебанаты. Герцог Франческо поначалу попытался скормить испанскому двору версию, что покойная скончалась от сердечного приступа, но потом сдался и честно отписал Филиппу II:

«Хотя в письме я сообщил вам о несчастном случае с донной Леонорой, я должен тем не менее сказать Его Католическому Величеству, что брат наш Пьетро сам отнял у неё жизнь, поскольку она совершила измену через поведение, недостойное благородной дамы… Мы хотим, чтобы Его Величество знал правду… и в скором времени он отправит документы… из которых станет понятно, по каким причинам Пьетро действовал». (Цитата, опять же, по книжке Лэнгдон).

Приличия ради Франческо отослал Пьетро с глаз долой – с каким-то дипломатическим поручением в Испанию, где тот и болтался до конца жизни, плодя внебрачных детей и регулярно клянча у флорентийских родственников деньги на покрытие своих долгов. Более ничем интересным ебанат Пьетро в своей биографии не отличился, поэтому на этом мы с ним и попрощаемся и вернемся к семейной жизни Франческо.

Не успел маленькому бастарду Антонио исполниться год, как супруга его отца вдруг всех огорошила, родив Франческо законного сына – Филиппо. От хилой Иоанны, пачками рожавшей девочек, такого сюрприза никто не ожидал, и на радостях новоиспеченный папаша даже немного подзабил на свою драгоценную Бьянку и ее ребенка. Бьянка, правда, быстро вправила любовнику мозги, и вскоре все пошло по-прежнему: герцог снова начал пропадать то у любовницы, то в своей лаборатории, а бедная Иоанна тосковала в одиночестве в палаццо Питти, утешаясь мыслью, что свой династический долг она все-таки выполнила.

Маленький Филиппо (он же Филиппино) Медичи (неизвестный автор):

Вдохновленная таким репродуктивным успехом, Иоанна через несколько месяцев забеременела снова, но тут случилось несчастье: уже на позднем сроке она споткнулась на лестнице, упала, родила мертворожденного мальчика и скончалась сама. Франческо настолько не испытывал горя по этому поводу, что во время похоронной процессии при всем честном народе салютовал Бьянке, которая радостно лыбилась возлюбленному с балкона.

Флорентийцы, конечно, были глубоко возмущены. Пускай при жизни Иоанну в народе и не очень-то любили, но такое поведение свежеиспеченного вдовца и его любовницы уже ни в какие ворота не лезло. Естественно, сразу же поползли слухи, что покойная герцогиня упала с лестницы не сама по себе: либо ее столкнули (на выбор: Франческо, Бьянка или оба сразу), либо отравили/навели колдовскую порчу (опять-таки Франческо/Бьянка/оба сразу).

Однако Франческо на народное мнение было, как обычно, плевать. Не успели похоронить бедную  Иоанну, как Бьянка триумфально водворилась в герцогском дворце – формально в качестве воспитательницы дочерей Франческо. Светлейшая Венецианская республика, сразу сообразив, к чему дело идет, торжественно пожаловала ей официальный титул «дочери святого Марка» - традиционный венецианский лайфхак, позволявший жительницам немонархической Венеции выходить замуж за иностранных правителей так, чтобы со стороны это не казалось династическим мезальянсом (ну, не было в республике ни князей, ни герцогов, ни прочих «светлостей», а дож, как известно, должность выборная, так что никаких титулов а-ля «дочка дожа» не существовало в принципе).

Франческо, со своей стороны, не заставил себя долго ждать. Едва закончился полугодичный траур, как он торжественно женился на Бьянке законным браком, заодно короновав ее герцогской короной. Новоиспеченную великую герцогиню с мужем венчал ее «дядя» - патриарх Аквилейский, брат ее мачехи. Заодно, чтобы два раза не вставать, официально заключили помолвку дочери новобрачной, Пеллегрины Бонавентури, с графом Бентивольо – ну и еще папе и братцу Бьянки выдали орден Золотой Звезды.

В общем, родственники Бьянки были более чем довольны. Зато родственники Франческо, включая его брата-кардинала, исходили на говно, наблюдая триумф «венецианской шлюхи» и с горечью осознавая, что сделать уже ничего нельзя. Хотя братец-кардинал, похоже, был настроен не так пессимистично и не терял надежды на лучшее.

Довольно скоро надежды кардинала Фердинандо начали оправдываться: единственный совсем-совсем законный наследник Франческо, маленький Филиппино, скончался, прожив на белом свете всего пять лет. Как вы понимаете, общественное мнение тут же постановило, что ребенка отравили (Бьянка, конечно, кто же еще), но, скорее всего, это неправда: аутопсия, сделанная в 2004 году показала, что Филиппино страдал рахитом и гидроцефалией – пусть в легкой форме, но все-таки гидроцефалией. Так что вполне возможно, что Бьянка тут и ни при чем.

Франческо смерть законного сына сильно расстроила, однако у него еще оставался маленький дон Антонио (слухи о левом происхождении которого Франческо решительно отметал). Ну и естественно, любимая супруга, Бьянка, от которой герцог надеялся наплодить еще энное количество наследников.

Последующие два года герцогская парочка жила в свое удовольствие – закатывала празднества (на радость Бьянке) и грохала немеренные деньжищи на семейные хобби – астрологию и алхимические эксперименты. Кстати, последние принесли Франческо неожиданную славу: отвлекшись на время от поисков философского камня и прочей белиберды, он внезапно открыл рецепт так называемого «фарфора Медичи». Это был первый случай, когда европейцам удалось наладить производство фарфора самостоятельно, так что герцог мог поставить себе в карму плюсик.

Еще в копилку достижений Франческо можно внести учреждение Академии делла Круска (которая и поныне работает Розенталем официальным регулятором итальянского языка) и обустройство галереи Уффици – как мы знаем, здание Уффици было построено еще при Козимо I, но именно Франческо распорядился выселить из него бюрократические конторы и начать складывать туда семейные картины, статуи и прочие произведения искусства.

На этом, честно говоря, успехи герцогствования Франческо I и заканчиваются. Внешнюю политику он просрал: женитьба на Бьянке Каппелло полностью испоганила отношения с Габсбургами, так что по факту из всех союзников у Тосканского герцогства осталась только Светлейшая Венецианская Республика – а, как неоднократно показывала историческая практика, из Светлейшей такой союзник, что и никаких врагов не надо. С внутренней политикой тоже было все неважно: управленец из Франческо был как из говна пуля, так что экономика герцогства медленно, но верно сползала в анус Сатаны.

В общем, когда в 1578 году Франческо и Бьянка неожиданно скончались от лихорадки на своей вилле в Поджо-а-Кайяно, герцогские подданные не стали особо скорбеть. Куда интереснее было обсуждать версии, кто кого на этот раз отравил. По одной из версий (выглядящей наиболее убедительно и по сей день), герцогу и герцогине подсыпал яд кардинал Фердинандо. У этих подозрений имелись серьезные основания: во-первых, парочка заболела как раз после того, как с аппетитом отужинала вместе с ним на вилле, а во-вторых, именно Фердинандо был единственным по-настоящему легитимным наследником герцогской короны (наличие бастарда Антонио и такой мелочи, как кардинальский сан, не в счет).

Еще была версия, что колдунья-отравительница-шлюха Бьянка сама задумала отравить кардинала, но в самый ответственный момент перепутала яд и угостилась им вместе с супругом сама. Эта идея выглядела, конечно, романтично, но больно уж неправдоподобно, так что сторонников у нее было немного – в отличие от первого варианта.

Тем более что Фердинандо, как и следовало ожидать, немедленно получил из Рима разрешение снять с себя кардинальский сан (такие фокусы тогда были совершенно в порядке вещей) и провозгласил себя следующим великим герцогом Тосканы. Незаконнорожденного Антонио он оттер от трона нехитрым, но эффективным способом: просто-напросто официально озвучил старые слухи, что Антонио – не родной отпрыск Франческо, а сын служанки и неизвестного мужика, обманом подсунутый покойному герцогу «сквернейшей Бьянкой». А чтобы дело в глазах общественности не выглядело совсем уж паскудно, одиннадцатилетнему бастарду пожаловали пару вилл и милостиво дозволили проживать во Флоренции под покровительством герцогского двора. Впоследствии добрый дядя Фердинандо даже разрешил племянничку снова носить фамилию Медичи, но взамен заставил его вступить в Мальтийский орден и, соответственно, принять обет безбрачия («мальтийцы» ведь не только рыцари, но еще и монахи, а монашеские обеты – это вам не кардинальская шапка: хрен снимешь!).

Кстати, поскольку ДНК-анализ останков Антонио, насколько мне известно, никто никогда не проводил, вопрос «сын или не сын» по сей день остается открытым.

Зато анализ останков герцога Франческо и «сквернейшей Бьянки» проводили, причем не раз. Для этого, правда, пришлось сначала разыскать Бьянкино бренное тело – в свое время Фердинандо, организовавший похороны своего брата в капелле Медичи в Сан-Лоренцо, в ответ на вопрос, куда же девать труп покойной невестки, выразился экспрессивно, но несколько туманно: «Куда хотите, но среди нас эта … лежать не будет».

В общем, куда зарыли Бьянку – толком неизвестно. К счастью, ученым подфартило: европейская знать того времени имела привычку хоронить свои внутренние органы отдельно. Тело, значится, по традиции – в семейную усыпальницу, а сердце/печень/прочие внутренности на выбор – в какое-нибудь место, которое покойному было приятно при жизни. В итоге уже в начале XXI века нашлись документы, что внутренности Франческо и Бьянки должны быть похоронены в церкви святой Марии в крошечной деревушке Бонисталло, расположенной неподалеку от виллы Поджо-а-Кайяно. Историки совместно с судмедэкспертами ринулись туда их искать – и, что характерно, нашли: в глиняном горшке, захороненном под криптой, все честь по чести – внутренности мужчины и внутренности женщины. В 2007 году исследовательская группа из Флорентийского университета заявила, что мужское ДНК совпадает с ДНК Франческо и оба набора внутренностей – сюрприз-сюрприз! – содержат следы мышьяка. Причем в количествах, вполне достаточных для того, чтобы от этого мышьяка помереть. Такие же следы были обнаружены в костях Франческо, похороненных в Сан-Лоренцо.

Таким образом, версия о кардинале-отравителе стала казаться едва ли не единственно верной: в конце концов, кто как не Фердинандо был основным выгодоприобретателем от смерти брата и невестки? Правда, позднее появились контраргументы: группу, раскопавшую горшок в Бонисталло, упрекали в том, что она не пользовалась археологическими методами, следовательно, во время раскопок внутренности могли быть успешно загрязнены вообще чем угодно, а не только посторонним мышьяком. Что же касается костей Франческо из Сан-Лоренцо, то их за последние сто пятьдесят лет не перетряхивал только ленивый (ну, любят ученые ковыряться в останках Медичи), так что в смысле достоверности они тоже так себе материальчик.

Еще позже появились сообщения из университетов Пизы и Турина, что во время иммунологических исследований в пресловутых внутренностях из горшка обнаружили белок Plasmodium falciparum – возбудителя малярии, от которой, по официальной версии, парочка и скончалась. Но надо понимать, что это еще не последнее слово, сказанное наукой, так что срач дискуссия о причинах смерти Франческо и Бьянки продолжается и будет продолжаться.

Продолжение следует…