Джованни ди Биччи
Козимо Старый: часть 1
Козимо Старый: часть 2
Козимо Старый: часть 3
Пьеро Подагрик
Лоренцо Великолепный: часть 1
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (начало)
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (продолжение)
Лоренцо Великолепный: часть 3. Игра ва-банк
Лоренцо Великолепный: часть 4. The best
Лоренцо Великолепный: часть 5. Микеланджело, Савонарола и звезда над Карреджи
Пьеро Невезучий
Джованни Медичи (Лев X): часть 1
Джованни Медичи (Лев X): часть 2
Джулио Медичи (Климент VII)
Алессандро Медичи: часть 1
Алессандро Медичи: часть 2
Итак, Медичи, а вместе с ними и Флоренция, вступили в очередную фазу бытия: если папа Климент с Алессандро успешно забили последний гвоздь в гроб Флорентийской республики, то теперь на наших подмостках появляется тот, кто этот гроб закопает.
Знакомьтесь: Козимо Первый, прапраправнук Лоренцо Старого из младшей ветви Медичи, призванный на флорентийский «трон» ушлым
До этого знаменательного момента семнадцатилетний Козимо ничем особо известен не был. Ну, охоту любил, ну, какие-то интрижки с женщинами заводил – в общем, нормальный юный флорентийский долбодятел. Зато происхождения был хорошего – Медичи с обеих сторон: по папе – праправнук Лоренцо Старого, брата Козимо Старого, по маме (Марии Сальвиати, внучке Лоренцо Великолепного) – прапраправнук самого Козимо Старого.
Еще немного генеалогииЕще в генеалогии Козимо имелась феерическая бабушка – знаменитая Катерина Сфорца, внебрачная дочка миланского герцога Галеаццо Марии. Побывав два раза замужем – сначала за любимым племянничком папы Сикста Джироламо Риарио, затем (по любви!) за мелким дворянином Джакомо Фео – и наплодив от них обоих кучу детей, Катерина решила напоследок сходить замуж еще и в третий раз – за Джованни Медичи из линии Пополано. От третьего мужа она родила сына Лодовико, назвав его в честь своего миланского дядюшки, Лодовико «Мавра» Сфорца, но через пять месяцев папаша новорожденного помер от подагры, и Катерина, внезапно проявив сентиментальность, переименовала осиротевшего сына в честь мужа – Джованни. Впоследствии этот самый Джованни-младший станет отцом будущего Козимо Первого, а также знаменитым кондотьером, известным под прозвищем Джованни делле Банде Нере.
Banda по-итальянски – это и «лента», и «банда», посему прозвище отца нашего сегодняшнего героя можно переводить и как Джованни-с-Черными-Лентами, и как Джованни-с-Черными-Бандами. Ленты у Джованни были – он добавил себе черные полосы в герб в знак траура, когда скончался его родич (и работодатель!) папа Лев X. Банды тоже были – как и у всякого уважающего себя кондотьера, а кондотьером Джованни всю свою недолгую трудовую жизнь был очень успешным. Когда в 28 лет он помер от раны, его приятель, великий сатирик Пьетро Аретино расписал его кончину такими литературными красками (без всякой сатиры, между прочим), что потом вся Италия еще долго рыдала, сентиментально вздыхая над судьбой молодого-красивого-героического воителя.
Катерина Сфорца и ее героический отпрыск делле Банде Нере:
В общем, повторюсь, происхождение у будущего Козимо Первого было ничего так. Хитрый Гвиччардини знал, что делал: не ноунейма он сажал на свежеосвободившийся престол герцогства Флорентийского, ох, не ноунейма! Медичи с обеих сторон, сын героического кондотьера, ЗАКОННОРОЖДЕННЫЙ (едва ли не уникальный случай в этом семействе в последнее время) – чего вам еще надо, люди добрые?
Опять же, новоиспеченный герцог юн, умом вроде бы как не очень скор, никакими заметными талантами не блещет – а значит, будет послушно следовать советам мудрого Гвиччардини и наверняка женится на его, Гвиччардини, дочке, отчего всем станет очень хорошо. По крайней мере, семейству Гвиччардини уж точно.
Однако вскоре обнаружилось, что мудрый советник сам себя перемудрил. Какое-то время молодой Козимо действительно выслушивал его рекомендации и даже им следовал, но довольно быстро выяснилось, что следует он только тем советам, которые сам считает правильными. И на юной Лизабетте Гвиччардини жениться вовсе не желает. И вообще через энное время советнику деликатно намекнули: а не пора ли ему удалиться на
На самом деле черт его знает, кем надо было быть, чтобы всерьез предполагать, что внук пламенной Катерины Сфорца и не менее пламенной Лукреции Медичи (бабушки Козимо с материнской стороны) будет послушно ходить за своим советником как бычок на веревочке - но и на старуху бывает проруха. Кстати, в какой-то мере ошибку Гвиччардини можно понять: юный Козимо был совсем не по-юному скрытен, патологически недоверчив, а также весьма и весьма умен. Как раз настолько, чтобы не лезть раньше времени на рожон, а отправить своего благодетеля в отставку только уже прочно укрепившись на герцогском троне.
читать дальшеВо внешней политике Козимо, как юноша умный, тоже на рожон не лез. Прекрасно понимая, что без поддержки императора Карла, тестя его покойного предшественника Алессандро, ему сейчас кранты, он спокойно терпел габсбургский протекторат над Флоренцией (включая Карловых отморозков-наемников, квартировавших в Фортецца-да-Бассо) и даже попросил у Карла руки его дочери Маргариты, вдовы Алессандро.
Однако насчет Маргариты у Карла были другие планы. Флоренция и так никуда не денется, размышлял император, а вот с новым папой Павлом Третьим отношения строить придется. И строить их лучше всего на крепком семейном фундаменте, тем более что у папы есть неженатый внук от его бастарда Пьер Луиджи – Оттавио Фарнезе, герцог Пармский. В общем, Маргарита уехала из Флоренции выходить замуж за Оттавио – прихватив заодно с собой в качестве вдовьей доли изрядную часть художественной коллекции Медичи (теперь она станет называться коллекцией Фарнезе).
С другой стороны, обижать Козимо император тоже не хотел, поэтому посоветовал ему обратить внимание на другую прогабсбургскую невесту – Элеонору Толедскую, дочку вице-короля Неаполя Педро Альвареса из рода герцогов Альба. Элеонора была очень красива, далеко не дура и, что самое главное, приходилась императору Карлу родней через его арагонских предков.
Элеонора Толедская (работы Бронзино):
Отлично, сказал Козимо, весьма благодарен вашему императорскому величеству – и отправил сватов в Неаполь. В Неаполе кочевряжиться не стали, и в 1539 году двадцатилетний Козимо женился на семнадцатилетней Элеоноре. После чего начал, как и положено порядочному молодому главе семьи, всячески заботиться о благосостоянии этой самой семьи – как материальном, так и политическом.
Политик, кстати, из него получился отменный. Правда, это был политик уже совсем новой, невиданной ранее во Флоренции формации – Медичи-самодержец. Не ебанутый самодур, как мулат Алессандро, не блистательный любимец публики, как Лоренцо Великолепный, не закулисный «крестный отец», как его тезка Козимо Старый – а именно что самодержец. Причем, если можно так выразиться, самодержец профессиональный: с полным осознанием божественной природы своей власти (ну а че, все монархи вокруг эту самую природу в себе чувствуют, а Козимо рыжий что ли?), с осознанием ответственности за эту самую власть и, в общем-то, совершенно искренним желанием заботиться о благе Флоренции – в том виде, как Козимо это благо понимал.
Первым делом Козимо решил, что благо состоит в том, чтобы не дать призраку
Произошло это в первый же год правления нашего героя, но, невзирая на относительную неопытность Козимо, ничего путного у свергателей не вышло. Козимо выслал навстречу войскам оппозиции испанских наемников из Фортецца-да-Бассо, наемники порубили эти самые войска в лапшу, а лидеров оппозиции приволокли в город, где половину из них казнили, а половину упекли в городскую тюрьму. Глава оппозиции Филиппо Строцци в тюремной камере бросился на меч, предварительно написав в укор супостату Козимо посмертную записку с цитатой из Вергилия: «Exoriare aliquis nostris ex ossibus ultor» («Из праха моего восстанет мститель»), но Козимо на такие возвышенные тонкости было плевать. Суициднулся политический конкурент – ну и слава богу. Меньше геморроя в будущем.
Собственно говоря, на любовь и доброе мнение окружающих Козимо вообще было положить с прибором. Известный принцип «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» - это как раз про него. Каким-то образом этот потомок длинной череды поколений флорентийских банкиров (с легкой примесью генетики герцогов Миланских, которые, правда, сами происходили черт-те от кого,
К счастью и для Флоренции, и для него самого, Козимо Первый был человек а) умный, б) добросовестный, в) не только
Обеспечив Флоренции военно-морскую мощь, Козимо точно так же методично принялся укреплять науку и прочие отрасли народного хозяйства. Реформировал университеты Флоренции и Пизы (в последние десятилетия Медичи на них как-то подзабили, отчего эти славные учреждения пришли в некоторый упадок). Приказал спроектировать и построить по всей Тоскане систему оросительных каналов – за что тосканское сельское хозяйство не замедлило сказать Козимо огромное искреннее спасибо. Организовал и наладил административную бюрократическую систему, функционировавшую четко, как машина (Козимо и сам в душе был прирожденный бюрократ, так что, надо понимать, этот кусок работы доставила ему особое удовольствие). Тихой сапой избавился от испанского военного присутствия во Флоренции, подсунув императору Карлу в качестве
Ну и, конечно, как истинный монарх, Козимо не мог остаться равнодушным к собиранию земельТМ. Тем более что тут как раз выпал подходящий случай: соседняя Сиена, извечный соперник Флоренции, в вышеупомянутой императорско-королевской сваре поддержала Франциска. Ну а Козимо, само собой, поддерживал Карла, так что повоевать против Сиены в таких обстоятельствах сам бог велел.
К тому же, эта самая Сиена самым наглым образом избрала своим полководцем маршала Франции Пьеро Строцци. Мало того, что Пьеро был сыном суициднувшегося Филиппо Строцци и, естественно, жаждал отмстить за погибшего папеньку, так он еще и по своей матушке Клариче Медичи приходился правнуком Лоренцо Великолепному (ну и заодно двоюродным братом Екатерине Медичи – отсюда и такая успешная карьера во французской армии). Естественно, Пьеро как породистый флорентийский республиканец и потомок старшей ветви Медичи (вот такой вот шизофренический коктейль, да) смотрел на Козимо, принадлежавшего к ветви Пополано, как на
Пьеро Строцци:
Кстати, полководцем Пьеро был довольно успешным и должность свою занимал не только по блату, так что изначально затея с Сиенской войной выглядела несколько сомнительно. Впрочем, у Козимо тоже был козырь в рукаве – миланский кондотьер Джан Джакомо Медичи по прозвищу Медегино. Невзирая на общее родовое имя, к флорентийским Медичи Джан Джакомо не имел никакого отношения – просто была в Милане семья с такой же фамилией (и вообще, не один Ваня на деревне мало ли у кого в Италии были предки-medici – в смысле, аптекари). Прозвище Медегино (на ломбардском диалекте – «маленький Медичи») он получил то ли потому, что был самым младшим в семье, то ли чтобы отличать его от «больших», настоящих флорентийских Медичи – однако не суть: главное, что Козимо, наплевав на генеалогию, признал этого Джан Джакомо своим родственником, что естественно, установило между герцогом и его кондотьером самые лучшие отношения.
Джан Джакомо ненастоящий Медичи aka Медегино:
В итоге кондотьер своего новоявленного родича не подвел: Сиену раскатали в блин, перебив в ней две трети населения, и присоединили к герцогству Флорентийскому. Так что Козимо мог со спокойной совестью нарисовать на своем фюзеляже звездочку: достижение «собиратель земель» было разблокировано.
Правда, к его чести надо сказать, что после этого в военном плане Флоренция больше никуда не лезла: «приросли» Сиеной – ну и хватит. Тут бы хоть в уже имеющихся землях порядок навести, а порядок, как вы уже поняли, Козимо очень любил. Живи он в другую эпоху – наверняка бы вместо девиза «Fidem fati virtue sequemur» («Буду доблестно следовать своей судьбе») написал бы у себя на гербе «Ordnung muss sein».
Вообще же, за исключением случая с Сиеной, воинственные гены бабушки Катерины и папеньки Джованни в Козимо и впрямь особо не проявлялись: как уже было сказано, по натуре своей он был куда больше администратор и бюрократ, чем воитель. Собственно говоря, Козимо Первый – один из самых странных представителей семейства Медичи: больше всего он похож на идеальную машину, заточенную под выполнение государственных функций и ничего кроме. Педант до мозга костей во всем – подъем в пять утра, работа-работа-работа, государственные дела, обед, после обеда – прогулка верхом и купание в Арно (для здоровья: правитель должен быть крепок телом). Потом опять работа-работа-работа, немного времени провести с семьей, затем – здоровый сон, снова подъем в пять утра и так по кругу до бесконечности. Личного обаяния – ноль (похоже, Козимо вообще считал сие качество вредным: правитель не должен очаровывать, правитель должен повелевать). Чувство юмора, кажется, отсутствует как класс. В плане общения – не человек, а памятник самому себе: физиономия непроницаемая (портреты не врут!), эмоции прикручены до минимума, в особых случаях – немного монаршего гнева или монаршего благоволения, не смешивать, употреблять исключительно в дозировках, указанных в инструкции.
В отношении какой-то творческой жилки (кроме, разве что, политической) – опять же полный ноль. Ни тебе музыкальных талантов, как у папы Климента, ни литературного дара (где ты, прадедушка Лоренцо, со своей «Ненчей из Барберино»?..), ни хотя бы жарких философских споров с друзьями-неоплатониками по вечерам, как у Козимо Старого. В сущности, на фоне старшей ветви со всеми ее яркими индивидуальностями (как в хорошем, так и в плохом смысле) Козимо Первый выглядит прямо-таки унылой посредственностью. Но зато это была очень умная, высокоорганизованная и целеустремленная посредственность. Фактически именно Козимо с его занудной педантичностью совершил то, что казалось почти невозможным: аккуратно, шаг за шагом, вытащил на своем горбу Флоренцию из состояния габсбургской полуколонии и сделал ее снова настоящим независимым государством – стабильным, крепким, хотя и немного скучным.
Хотя, если говорить по правде, особого веселья (помимо, опять же политического) во Флоренции и без того уже давно не наблюдалось. Золотой век флорентийского Ренессанса закончился еще задолго до Козимо: умерли Боттичелли, Леонардо и Филиппино Липпи, доживал свои последние дни в Риме престарелый Микеланджело, не желавший даже носа совать во Флоренцию, и из всех немногочисленных наследников былого великолепия герцогу достались разве что веселый отморозок Бенвенуто Челлини и живописец Аньоло ди Козимо, прозванный из-за рыжего цвета волос Бронзино.
Челлини на Козимо работал охотно – невзирая на то, что лишенный чувства юмора герцог нередко закручивал ему гайки так, что даже этот бесшабашный раздолбай временно прекращал веселиться и начинал вести себя прилично. Для Козимо Челлини изваял, в частности, отличную статую Персея – вещь сугубо идеологической направленности (Персей = Козимо, отрубленная голова Горгоны = побежденная республика, в общем, вы поняли).
Идеологический Персей (кстати, гонорар за него Козимо автору так полностью и не выплатил):
Рыжий Бронзино тоже работал на идеологическом фронте: в рамках легитимизации своего пребывания у руля Козимо решил подчеркнуть свою связь со старой ветвью и заказал живописцу масштабный проект – нарисовать портреты всех знаменитых Медичи былых времен. Портретист Бронзино был очень хороший, и исследователь из него вышел добросовестный, так что, опираясь на прижизненные изображения (многие из которых до наших дней не дошли), он создал отличную и, судя по всему, достаточно достоверную галерею портретов Медичи.
Кое-что из галереи (правда, есть мнение, что Джованни ди Биччи тут работы не Бронзино, а Кристофано дель Альтиссимо):
| Джованни ди Биччи |
Козимо Старый |
Лоренцо Великолепный |
Пьеро Подагрик |
| Джулиано Медичи |
Пьеро Глупый |
Лев X |
Климент VII |
Однако самым-самым большим любимцем Козимо был Вазари – художник откровенно хреновый (да, это мое субъективное мнение, и я не собираюсь от него отказываться!), но зато послушный и верноподданный по самое не могу. Как самый идеологически сознательный сотрудник, Вазари занимался художественным прославлением лично герцога – и наплодил совершенно чудовищное количество фресок и прочего добра, на которых толстожопые купидоны венчают лаврами Козимо, едущего в колеснице/восседающего на троне/беседующего с придворными лизоблюдами и т.д., и т.п. Вокруг непременно извивается в подобострастных позах массовка с лицами клинических дегенератов, и выглядит все это в среднем вот так:
Триумфальный въезд Козимо в
Отдельный вопль души:
Отдельный вопль души: хуже всего то, что временами Вазари не ограничивался герцогом и лез с этой своей омерзительной манерой на территорию Бронзино – изображать «старых» Медичи. Вот вам «Лоренцо Великолепный, принимающий дары от послов»: Великолепного от всего окружающего пиздеца сейчас явно стошнит, и это единственный проблеск художественной правды в этом шедевре.
Впрочем, Козимо это тошнотворное творчество очень даже нравилось (по Сеньке и шапка, да), так что при его дворе Вазари прямо-таки процветал. Впрочем, скажем о Вазари и кое-что хорошее: хотя художник из него был говно говном, но зато он был очень неплохой писатель («Жизнеописания» приветствуют вас!) и отличный архитектор. В частности, именно он спроектировал по заказу Козимо знаменитую галерею Уффици («Канцелярии», или, если хотите, «Офисы») – изначально, как известно, построенную не для хранения художественных ценностей, а как новое помещение для административных служб (ну, что еще этот бюрократ Козимо мог заказать построить? :-)).
А теперь поговорим немного о семейной жизни герцога. Семейная жизнь у Козимо Первого, как ни странно, удалась: Элеонору Толедскую, истинно испанскую аристократку, этот человек в футляре в качестве мужа более чем устраивал. Чопорная Элеонора и замкнутый Козимо прекрасно ладили, время от времени занимались вместе садоводством (было у них такое общее хобби – одна из немногих человеческих черт в характере Козимо), а в свободное от садоводства и придворных церемоний время плодили детей.
За двадцать три года брака у них родилось одиннадцать отпрысков – Мария, Франческо, Изабелла, Джованни, Лукреция, Пьетро, Гарсия, Антонио, Фердинандо, Анна и еще один Пьетро (первый Пьетро умер во младенчестве, Антонио и Анна тоже). Плюс при дворе какое-то время воспитывалась незаконная дочка Козимо Биа (Бьянка), рожденная неизвестно от кого еще до брака Козимо и умершая в пятилетнем возрасте от лихорадки.
Поскольку талантливый Бронзино занимался не только покойными Медичи, но еще и писал для Козимо семейные портреты, то у нас есть довольно четкое представление о том, как выглядело герцогское семейство.
Маленькая Биа:
Элеонора с сыном (возможно, со вторым – с Джованни):
А вот это уже точно Джованни (только на этот раз, в порядке исключения, кисти не Бронзино, а Баччо Ломи):
Франческо:
Гарсия (крещенный в честь испанских родичей Элеоноры):
Фердинандо:
Пьетро (второй):
Мария:
Изабелла:
Лукреция:
Дабы воспитывать своих благородных отпрысков в подобающих условиях, мама Элеонора купила недостроенный палаццо Питти, достроила его, облагородила и разбила на прикупленных по соседству землях семейства Боголи сады, нынче известные как сады Боболи (ну, исказилось со временем первоначальное название, что ж поделаешь).
Палаццо Питти и сады:
Сейчас в палаццо, как известно, располагается знаменитая картинная галерея Питти, а также квартирует еще несколько крайне занятных музеев, включая музей истории костюма – где, в частности, можно посмотреть на погребальные одежды из гробниц Козимо Первого, Элеоноры и их сына Гарсии:
В 1562 году Элеонора умерла от малярии в возрасте сорока лет – практически одновременно вместе с двумя своими сыновьями, Джованни и Гарсией. Ходили слухи, что, дескать, пятнадцатилетний Гарсия в пылу семейной ссоры прирезал девятнадцатилетнего Джованни, после чего разгневанный папа Козимо лично придушил преступного отпрыска, а мама Элеонора, узнав об этом, умерла от горя. Уже в наше время их тела эксгумировали и выяснили, что слухи – вранье, а все трое действительно умерли от малярии (коронавирус той эпохи!), но за прошедшие века на этом красочном вранье успело попастись целое стадо литераторов, включая великого драматурга Альфьери, написавшего трагедию «Дон Гарсия». Так что попробуй теперь докажи, что не верблюд.
Остальные дети – за исключением Франческо, Фердинандо и Пьетро – тоже недолго зажились на белом свете. Старшая, семнадцатилетняя Мария умерла во время предыдущей эпидемии малярии 1557 года – и вокруг ее смерти тоже сложилась легенда, что она, мол, потеряла невинность с придворным пажом, и строгий Козимо приказал ее за это отравить (в общем, вы поняли, какая чудная репутация была во Флоренции у Козимо). Но нет – вскрытие показало, что это была опять-таки малярия, а вовсе никакой не яд.
Ее младшая сестра, Лукреция, вышедшая замуж за Альфонсо Феррарского, умерла в шестнадцать лет от туберкулеза. Опять пошли слухи об отравлении – на этот раз, разнообразия ради, преступный умысел приписали не папочке, а мужу, - но это таки был самый настоящий туберкулез, и ничего с этим не поделаешь.
Дольше всех продержалась средняя сестра – Изабелла, красавица, умница, меценатка, супруга Паоло Джордано, герцога Браччано. Она сумела прожить аж целых тридцать четыре года, пока не умерла от перемежающейся лихорадки (опять малярия). Ну и вы будете смеяться тут же поползли соответствующие слухи. Правда, сплетники так и не определились, кто и за что отравил покойницу: то ли муж вместе с ее собственными братьями – за супружескую измену и порочение благородного имени Медичи, то ли тоже муж, но без братьев, а просто чтобы жениться на своей любовнице, знаменитой красавице Виттории Аккорамбони (на которой он потом, что характерно, и женился). Современные исследования опять-таки показали, что никакого отравления не было, но на смерти Изабеллы, как и в случае с ее братьями, вволю потопталось до хренища творческих личностей, начиная от Джона Уэбстера и папы Дюма и заканчивая оперными либреттистами.
Сам Козимо до безвременной кончины любимой дочки, на его счастье, не дожил, но смерть жены, двух сыновей и Марии (которую он тоже очень любил) здорово подкосила герцога. Почти все государственные дела он передал своему старшему сыну Франческо и после этого даже начал походить на человека – во всяком случае, в нем проявились человеческие слабости
Затосковав после смерти жены, он закрутил роман с молоденькой флорентийской аристократкой Элеонорой дельи Альбицци (кстати, крестницей его покойной супруги) и прижил от нее сына, которого назвали в честь его умершего единокровного брата – Джованни. Потом роман с Элеонорой как-то угас, и Козимо переключился на другую местную аристократку – Камиллу Мартелли.
С Камиллой все вышло по-серьезному. Во-первых, она тоже родила Козимо ребенка – дочку Вирджинию. И, хотя дочку у нее Козимо тут же отобрал, чтобы воспитывать при дворе под видом собственной племянницы, но любовницу свою герцог очень ценил. Что и доказал во время переговоров с папой Пием V, которые Медичи затеяли, чтобы выпросить у папы титул великих герцогов Тосканских (согласитесь, это куда круче, чем быть просто герцогами Флорентийскими!).
Папа, в общем-то, был не против, но, как и положено, выдвинул ряд встречных требований. В частности, указал, что это очень нехорошо, когда потенциальный великий герцог открыто живет во грехе с какой-то там Камиллой Мартелли, и потребовал от Козимо бросить любовницу. Козимо отказался. Ну ладно, вздохнул папа, тогда, может, вы хотя бы женитесь на ней законным браком? Да хоть сейчас, радостно ответил Козимо – к вящему ужасу своих сыновей, которые Камиллу терпеть не могли (и, кстати, небезосновательно).
Короче, все бы было хорошо, но тут вмешался император Максимилиан Габсбург, на чьей сестре был женат Франческо, старший сын и соправитель Козимо. Ка-а-ак, возопил Максимилиан, какая-то безродная Мартелли станет мачехой лично моего зятя?! Да еще и, может быть, братика-конкурента ему родит?! Are you ohueli tam?!!!11111
В итоге пришлось Козимо пойти на компромисс. Жениться он на Камилле женился и титул великого герцога, соответственно, получил – но брак был морганатический: герцогиней Камилла так и не стала, и ее дети никаких прав наследовать герцогский титул не имели.
Пожилой Козимо Первый и Камилла Мартелли, его второсортная вторая жена:
Результатами этого половинчатого решения оказались недовольны все. Камилла, будучи по натуре теткой склочной и корыстной одновременно, пилила Козимо за то, что он не сделал ее герцогиней, и параллельно выдаивала из него деньги, драгоценности и придворные должности для своей многочисленной родни. Козимо – тот самый некогда железный Козимо! – покорно пилился и доился. Народ во Флоренции втихаря покручивал пальцем у виска, болтая, что старый герцог вконец выжил из ума. Дети Козимо от первого брака исходили на говно, требуя, чтобы папенька – которого они, конечно, очень уважают, вы не подумайте! – и думать не смел таскать свою
В конце концов герцог забрал свое скандальное сокровище из Флоренции и начал жить с ней то в Пизе, то на загородных виллах. Здоровье его постоянно ухудшалось: на пятьдесят пятом году жизни его хватил инсульт, и, пролежав почти пять месяцев в параличе, 21 апреля 1574 года Козимо Первый скончался. После его смерти Франческо немедля сплавил мачеху в монастырь, где она до конца жизни ругалась с монахинями и буянила так, что через тринадцать лет флорентийский двор даже на полном серьезе обратился в Рим с просьбой разрешить провести над ней обряд экзорцизма. Похоже, с психикой у Камиллы и изначально-то было не все в порядке, а уж заточение среди монахинь и вовсе повлияло на нее не лучшим образом. В итоге, промаявшись треть своей жизни в монастыре, в 1590 году она умерла, пережив своего мужа на шестнадцать лет.
Ее дочку Вирджинию, которую Козимо после их с Камиллой бракосочетания перевел из статуса лжеплемянницы в законные дочери, Франческо выдал замуж за Чезаре д’Эсте, герцога Феррарского. Судьба Вирджинии, как и почти у всех детей Козимо Первого, сложилась несчастливо: умная и, в общем-то, очень толковая тетка, она, судя по всему, унаследовала психические проблемы своей матери. В двадцать восемь лет она выдала психотический дебют и после этого до самой смерти страдала приступами галлюцинаций (например, ей чудилось, что ее исповедует и причащает ее дальний родич Лев XI, к тому времени уже благополучно померший). В 1608 году Вирджиния накинулась с палкой на своего духовника-иезуита, который осмелился сказать ей: «Госпожа, мне жаль это говорить, но ваша светлость не в своем уме». Эта дифдиагностика чуть не закончилась для него летально: с криком «Враг и погибель моего дома!» герцогиня бросилась колотить иезуита тростью, и, будучи женщиной весьма могучей комплекции, едва не забила святого отца до смерти.
Продолжение следует…