Охрененный год, че.

Июль: "Давай поедем на Рождество в Кельн, там собор и волхвы!"

Сентябрь: "Ладно, в Германию нас, похоже, не пустят, давай поедем в Хорватию: там древнеримские развалины".

Октябрь: "Черт, корона крепчает, давай хоть в Карпаты на зимние праздники съездим".

Конец ноября: "Сволочи, да дайте же хотя бы к матери на Новый год выбраться!!!"

Пардон, это у меня уже рвет крышу. Я одиннадцатый месяц безвылазно сижу в Киеве - я вообще за всю свою сознательную жизнь столько времени на одном месте не оставалась. ((

---

Хорошая вещь (и Аим большой молодец):



Да, это реквием. Да, с мажорным интроитом. "Это норма" (с).

А вот вообще красота неземная: тоже Кампра - "Галантная Европа" и Рамо - "Храм славы" и "Празднества Гебы". Черт, хочу какой-нибудь красивый французский костюмный фильм а-ля фильмы Юнебеля, и чтоб с таким саундтреком!

@темы: Rameau, Campra

---

Коренные слова на ѣ

Мнемонические стишки для запоминания пресловутых "коренных слов на ять", кошмара гимназистов дореволюционной России ("Дмитрий Алексеевич, домашний учитель, пришел рано утром и заставил меня повторить "коренные слова на ять" (с)).

Суть проблемы: жил-был в древнерусском языке дифтонг ие, обозначавшийся на письме ѣ, который в более поздних вариантах русского языка начал сливаться с е и приблизительно к середине восемнадцатого века слился окончательно - по крайней мере, по свидетельству Ломоносова, уже в его времена ѣ и е на слух не различались практически никак. Но буква в орфографической практике осталась, ибо в жизни всегда должно быть место страданию, и являла собой немалый геморрой вплоть до тех пор, пока реформа 1918 года не убрала ее из алфавита.

В общем, стишки:

Бѣлый, блѣдный, бѣдный бѣсъ
Убѣжалъ голодный въ лѣсъ.
Лѣшимъ по лѣсу онъ бѣгалъ,
Рѣдькой съ хрѣномъ пообѣдалъ
И за горькій тотъ обѣдъ
Далъ обѣтъ надѣлать бѣдъ.

Второй вариант (я его в детстве вычитала в какой-то научно-популярной книжке - уже, к сожалению, не вспомню, в какой):

Бѣдный, бѣлый, бѣглый бѣсъ
Пообѣдать бегалъ въ лѣсъ.
Бѣлкой по лѣсу онъ бѣгалъ,
Рѣдькой съ хрѣномъ пообѣдалъ
Пообѣдавъ, далъ обѣдъ
Далъ обѣтъ надѣлать бѣдъ.

Правда, особой практической пользы от стишка не оказалось, потому что в той же книжке было написано, что в русских корнях можно отличить ять от е, тупо задействовав украинский аналог: в украинских корнях на месте ятя будет i (кроме i в закрытом слоге, которое чередуется с е). Я проверила, обрадовалась результату и потом уже, во взрослой жизни, пользовалась, когда было нужно. Стишок, однако, в памяти остался - уж больно развеселили меня тогда бедствия беглого беса.

Еще стишки - географические:

Днѣпръ и Днѣстръ, какъ всѣмъ извѣстно,
Двѣ рѣки въ сосѣдствѣ тѣсномъ,
Дѣлитъ области ихъ Бугъ,
Рѣжетъ съ сѣвера на югъ.

Занимательная экономика:

Вѣтеръ вѣтки поломалъ,
Нѣмецъ вѣники связалъ,
Свѣсилъ вѣрно при промѣнѣ,
За двѣ гривны продалъ въ Вѣнѣ.

Занимательная анатомия:

Наши вѣки и рѣсницы
Защищаютъ глазъ зѣницы,
Вѣки жмуритъ цѣлый вѣкъ
Ночью каждый человѣкъ.

Нравоучительные:

Птичьи гнѣзда грѣхъ зорить,
Грѣхъ напрасно хлѣбъ сорить,
Надъ калѣкой грѣхъ смѣяться,
Надъ увѣчнымъ издѣваться.

***
Кто тамъ гнѣвно свирѣпѣетъ?
Крѣпко сѣтовать такъ смѣетъ?
Надо мирно споръ рѣшить
И другъ друга убѣдить.

Абсурдистские:

Замѣшу посѣвъ въ мѣрило,
Ѣду грѣхъ исповѣдать.
Мѣдь, желѣзо всѣхъ плѣнило,
Днѣпръ, Днѣстръ посѣщать.

***
Бѣсы, сѣни, цѣпи, вѣжа,
Лѣвый, нѣкій, прѣсный, цѣлъ.
Дѣти-свѣтъ! Болѣйте рѣже!
Печенѣгъ плѣнять умѣлъ.

И просто запоминательные:

Вѣдай, братъ, что клѣть и клѣтка,
Рѣшето, рѣшетка, сѣтка,
Вѣжа и желѣзо съ ять, —
Такъ и надобно писать.

***
Пріобрѣлъ, расцвѣлъ, загнѣдка,
Вѣсъ, апрѣль, успѣхъ сѣдло,
Зрѣть, прорѣха, вѣха, рѣдко,
Мѣтко, вѣстовать, сосѣдка
Крѣпокъ, спѣлъ орѣхъ зѣло.

---

Картинку прислали

Вот в такой генделык я бы сходила!



Для незнакомых с нашей спецификой: гендель/гендел/генделик - забегаловка-наливайка или алкомагазин, объединенный с наливайкой (обычно как раз такого пошиба, как на картинке).

@темы: Гендель, Handel

---

Подруга, торгующая игрушками, рассказала историю: попросил ее пару лет назад знакомый достать говорящего кота. Есть, короче, такая игрушка: у ей внутре, насколько я понимаю, какая-то примитивная нейросеть обрабатывает фразы, так что кот умеет поддерживать простенькие беседы. Вот и задумал знакомый подарить такого продвинутого кота внуку - то ли на НГ, то ли на ДР, в общем, не важно.

Ну, заказала подруга для знакомого этого кота и через некоторое время спрашивает: как, мол, котик ребенку?

Оказывается, никак. Оказывается, котик до конечного потребителя не дошел. Конечному потребителю на праздник подарили что-то другое, а кота мужик прихватизировал себе и теперь, по вечерам, вернувшись замотанным с работы, ведет с котом беседы. Ругается, жалуется на жизнь, на работу и все прочее. Говорит, отличный собеседник, самое то, что надо! :-))

---

Милая, добрая, душевная народная французская детская песенка. "Будь ты проклят, звонарь, ты родился мне на беду, начинаешь звонить с самого утра, а к вечеру звонишь еще громче; когда мы уже прозвоним заупокойную по звонарю?"



Если б у меня не было любимой мелодии на будильник, которая там стоит уже триста лет, я б ее туда поставила. :-))

Кстати, тут какой-то умелец отбабахал этого "Звонаря" на колоколах: es.wikipedia.org/wiki/Archivo:Carillon_St_Nic_M...

---

Кто хочет посмотреть на внутренности Сен-Дени с таких ракурсов, куда мы с нашими фотоаппаратами в жизни не залезем, ну и вообще лишний раз приобщиться к прекрасному - вам сюда: :-)))



У дирижера, правда, неуемное пристрастие к острым штрихам, и тенор вечно вступает так, словно его укусили за задницу, но в общем и целом - исполнение неплохое.

@темы: Моцарт, реквием, Mozart, Requiem, Франция

---

Господи, а я и не знала, что Селларс попал в "Симпсонов". :-)))) И бусы при нем, и причесочка. :-)) Ну и в мюзикле про грустную девочку сразу видна рука мастера - почти прям как селларского "Цезаря" в Дрезденской опере смотришь.

Нарезка:

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Екатерина Медичи отсюдова:



Там много такого добра разной степени удачности, но Екатерина поразила меня прям в самое сердце. :-)) Вылитая Марта Архерич.

---

Самая толковая из лекций по французской романщине из всех, что мне попадались на ютубе. (Про готику тоже есть, но в готике на ютубе и так недостатка нет, а про романику еще попробуй найди что-нибудь вменяемое). С упором именно на архитектуру-строительство, однако исторические байки тоже присутствуют.



Особенно хороша история о перестройке монастырской церкви в Клюни, когда к больному монаху явились ночью лично апостол Петр и святой Мартин с измерительными инструментами (!), заявили, что желают, чтобы церковь была перестроена, и даже показали на пальцах, как именно. И пообещали, что если монах подробно передаст все эти строительные инструкции аббату, то они его исцелят. Монах передал, и аббат тут же распорядился все перестроить, хотя прежнему зданию еще и тридцати лет не исполнилось.

Так и вижу фанатичного монаха-архитектора, заработавшую соматическую депрессию от того, что никак не удается уговорить аббата перестроить церковь по новой моде ("Да ты сдурел, мы ж ее только тридцать лет назад построили!"). О, думает, наконец, монах, а пускай мне явятся Петр с Мартином!.. А потом и депрессия на радостях попустилась, и соматика в порядок пришла. :-))

---

Хороший разбор. Кратенький, но хороший. :-)))

---

COVID fan tutte

Блин, это просто БОМБА!!! :-)))))))))))))

Завязка сюжета: из-за короны в Финской национальной опере вместо "Валькирии" (которая слишком длинная) решили поставить "Cosi fan tutte" - ну, или шо попало. :-))) В ролях: певцы-вагнерианцы, певцы-моцартианцы, карантинные ограничения, разработчики вакцины, финское правительство, финские граждане, медицинские эксперты, экономические эксперты, и проч., и проч. Ну и сам коронавирус лично тоже есть (очень симпатичный).

В общем, даже если вас в жизни не интересовала никакая опера и вы не знаете, откуда надерганы эти музыкальные номера, - все равно можно смотреть смело: ржач на полтора часа обеспечен. Англосубтитры прилагаются.



На "арии со списком" я заржала так, что у меня попугай с плеча с перепугу свалился. Боже, мне же еще утром вставать и работать!.. :-)))))

@темы: Моцарт, Mozart

---

Постучалась ко мне только что в вайбер мой окулист, которая мне сетчатку месяц назад штопала. Спрашивала, как у меня дела: оказывается, она сразу после нашей операции свалилась с короной и пневмонией и вот только выбралась.

А я-то в этом смысле весь месяц была как огурчик (тьфу-тьфу-тьфу). Жалко окулиста, она очень хороший врач, а проваляться месяц с пневмонией - такого даже плохому не пожелаешь.

---

Сен-Дени-4: продолжение гробиков и саркофагиков

А вот теперь мы пойдем в подземелье крипту. Забавно: как раз последний пост про королевские могилки на Хэллоуин выпадает; ладно, усмотрим в этом некий символизм.

Если вся базилика Сен-Дени - это по факту сплошная монаршья усыпальница, то крипта - это усыпальница в усыпальнице. Потому как это и есть первоначальное предназначение этих подземелий: хранить в себе чудотворные мощи, ну, и если кто-нибудь из королей вдруг желал похорониться в непосредственной близости от мощей, то тоже всегда можно было договориться.

После Реставрации Людовик XVIII приказал похоронить в крипте Сен-Дени кости своих предков - те, которые санкюлоты повыбрасывали из базилики на помойку в ров. Туда же перенесли с кладбища Мадлен останки гильотинированных Людовика XVI и Марии-Антуанетты, а также сердце маленького Людовика XVII, умершего от туберкулеза в Тампле.

Учитывая нелегкую судьбу всех этих останков, захороненных во времена ВФР бог знает где и бог знает как, на самом деле еще не очень-то и понятно, что именно теперь лежит в этой крипте, но сердце маленького Людовика вроде как настоящее. По крайней мере, ДНК его с ДНК родни Марии-Антуанетты совпадает.



В крипте Сен-Дени есть:

1) капелла Бурбонов с уцелевшими памятниками вышеозначенным Бурбонам;

2) капелла Хилдуина - самая древняя часть базилики, построенная аж в девятом веке, во времена того самого хитроумного аббата Хилдуина, который первым придумал высказал предположение, что святой Дионисий Парижский = Дионисий Ареопагит; вот в этой капелле и захоронены, собственно, королевские кости;

3) так называемая "капелла принцев", где лежат останки, которые почему-то не похоронили в капелле Хилдуина;

4) отличные романские колонны с капителями разной степени сохранности.

Поскольку я крайне неровно дышу к романским капителям, покажу-ка я сначала капители :-))). Тем более, что встретить в Париже и его окрестностях романику - это еще здорово побегать надо, так что когда наконец ее встречаешь, радуешься ей как родной матери.

Теоретически предполагается, что на большинстве капителей изображены сцены из жизни святого Бенедикта, отца-основателя монашеского бенедиктинского устава, но какие именно - по большей части не очень-то и угадаешь:











А это мой любимый монашеский сюжет: монахи дубасят палками черта.







Просто растительный орнамент:





Перенесение чьих-то мощей (вот как видишь, что "домик" на носилках несут, - это завсегда будут мощи, и к гадалке не ходи):



Монахи водят хоровод Процессия:









Ангел гладит по голове?... таскает за волосы?.. короче, не знаю, что делает с человеком с совершенно египетской прической:



Еще капительки:

















Теперь идем в капеллу Бурбонов:



Стелла с сердцем маленького Людовика XVII:



А это его старший брат, дофин Луи-Жозеф, умерший в семилетнем возрасте (тоже от туберкулеза):



Доска с эпитафией королеве Марго - Маргарите Наваррской, "драгоценному цветку древа Валуа". У королевы Марго была в Сен-Дени гробница, но во времена ВФР ее уничтожили, осталась одна доска:



Та же история с Марией Лещинской, женой Людовика XV:



Вечному смутьяну Гастону Орлеанскому тоже не повезло - одна надпись осталась: "Здесь лежит тело высокороднейшего, могущественнейшего и превосходнейшего принца Гастона Жана-Батиста Французского, герцога Орлеанского, брата короля Людовика XIII, скончавшегося в замке Блуа 2 февраля 1660 года".



А вот гробница Марии-Терезы Австрийской, жены Людовика XIV, более-менее сохранилась:



Генриха IV кое-как восстановили, скомпоновав копии каких-то сохранившихся частей:









Тоже составная композиция: четыре дочери Людовика XV и внизу - Шарль де Валуа, герцог Ангулемский, внебрачный сын Карла IX и Мари Туше.





Мария-Луиза-Елизавета ("мадам Елизавета"), герцогиня Пармская, старшая дочь Людовика XV. Умерла во время своего визита к родственникам в Париж, поэтому была похоронена в Сен-Дени:



Мария-Луиза ("мадам Луиза"), третья по старшинству дочь Людовика XV, аббатиса Сен-Дени:



Мария-Аделаида ("мадам Аделаида", или "Madame Torchon" - "мадам Половая Тряпка", как ласково величал дочку венценосный папенька за любовь к наведению домашнего уюта) - четвертая дочь (шестой ребенок) Людовика XV:



Виктория-Луиза-Мария-Тереза ("Мадам Виктуар", или Coche - "Хрюшка", еще одно милое семейное прозвище авторства папы-монарха) - пятая дочь (седьмой ребенок) Людовика XV:



Во времена царствования их племянника Людовика XVI сестры были известны под общим прозвищем Mesdames Tantes ("госпожи тетки") и в политическом смысле представляли собой вполне себе весомую силу при дворе.

Идем дальше. Закоулок с бюстом регента Филиппа Орлеанского и остатками гробницы Людовика XIV:



Регент:





Людовик:



Бюст Людовика XVIII. Стоит почему-то не в капелле Бурбонов, а в коридорчике перед ней:





Капелла Хилдуина. По бокам - колонны с интересными капителями (к которым, к сожалению, нельзя подойти, чтобы нормально рассмотреть). В центре - гробы Марии-Антуанетты, Людовика XVI, Людовика XVIII, друга аббата Сугерия - Людовика VII (который раньше был похоронен в аббатстве Барбо, а сюда перенесен в 1815 году) и Луизы Лотарингской (жены Генриха III). Шестой гроб пустой: он был приготовлен для Карла X, но Карл скончался в изгнании и лежит теперь в Костаньевице, на территории нынешней Словении.









Тут же рядом, в наполовину замурованном помещении - остальные королевские гробы:





Капелла принцев. Здесь хранятся урночки с сердцами и фрагментами костей Людовика XIII, Людовика XIV, Людовика XVIII, Генриха IV и нескольких последних Бурбонов:



Выходим из крипты, потому что наверху у нас осталось еще немного недосмотренного. Коллективное надгробие Орлеанской ветви Валуа: Людовик Орлеанский (младший брат Карла Безумного), его жена Валентина Висконти и их сыновья, Карл Орлеанский и Филипп, граф де Вертю.





К сожалению, вся эта композиция стоит так, что обойти и рассмотреть ее со всех сторон нельзя. Так что из более-менее крупных планов у нас только мама Валентина и сын Филипп (мама вверху, сын внизу):





Дальше. Урночка с сердцем Франциска I:



Полноценная гробница у Франциска тоже есть - двуспальная двойная, в том же стиле, что и мы уже видели у Екатерины Медичи/Генриха II и Людовика XII/Анны Бретонской: "живые" наверху, "покойники" внутри. Но у Франциска гробница, к несчастью, закрыта на консервацию, так что можно разве что попытаться рассмотреть что-нибудь через толстенное стекло:



Ну и в завершение - просто вечерний Сен-Дени и рождественская елочка. На улице у нас сейчас темно, сыро и мерзко, а душа просит праздника, но Хэллоуин как праздник я не особо люблю, так что пусть будет елочка!

@темы: Франция

---

Сен-Дени-3: гробики и саркофагики

Ну а теперь - королевские могилки! Кто любит Дрюона и Дюма, тот сейчас почувствует себя как дома ("Хочу поехать в Санта-Барбару, я там уже всех знаю" (с)).



Первым собирать здесь могилки начал Людовик Святой. Именно собирать: перетаскивать из французских аббатств и соборов останки славных предшественников, заказывать шикарные надгробия и расставлять их в базилике Сен-Дени по феншую. Далее некрополь прирастал уже естественным путем: после Людовика Святого французские короли едва ли не с пеленок усваивали мысль, что хорониться надо только здесь, а где же еще.

После ВФР, как мы уже знаем, феншуй нарушился. Энную часть надгробий разрушили прогрессивные революционные массы, остальное перевез к себе в Музей французских памятников Александр Ленуар. После Реставрации Людовик XVIII забрал уцелевшие памятники из музея, вернул их в Сен-Дени, но, поскольку надгробия Ленуару удалось спасти далеко не все, то в базилике все равно оставалось много свободного места. И тогда Людовик последовал примеру своего святого тезки: обследовал все французские соборы и аббатства, забрал оттуда отдельные фрагменты коронованных предков (сердца, например: многие Капетинги-Валуа-Бурбоны предпочитали хоронить свои сердца отдельно), а также останки всяких дальних родственников и свойственников, которым в их времена лежать в Сен-Дени было, в общем-то, по чину, но теперь, раз места все равно полно, Людовик решил забрать и их. В итоге на сегодняшний день в базилике Сен-Дени кого только не встретишь - от герцогини де Лонгвиль, приятельницы Анны Австрийской, до армянского короля Левона VI (по маме - Багратиона, по папе - де Лузиньяна).

Собранные останки (вернее, то, что таковыми считается), сейчас лежат в крипте, а надгробия расставлены по всей базилике. Никакой хронологической логики в их расстановке нет, поэтому пойдем просто смотреть все, что на глаза попадается.

Колонна (monument de cœur), на которой раньше стояла урночка с сердцем Франциска II, младшего сына Генриха II и Екатерины Медичи:







Это работа Приматиччо, и стояла она раньше в парижской церкви Целестинцев. Заказывала все это, естественно, мама. "БОГУ НАИЛУЧШЕМУ ВЕЛИЧАЙШЕМУ. Вечной памяти Франциска Второго, короля Франции, которому наследовал Карл Девятый, регентша и королева-мать Екатерина воздвигла эту колонну в 1562 году".



Сверху вниз слева направо: Хлодвиг II, Карл Мартелл, жена Филиппа III Изабелла Арагонская, сам Филипп III (он же Филипп Храбрый) и его сын Филипп IV (он же Филипп Красивый):



Хлодвиг (тот, что поближе к нам) и Карл Мартелл (тот, что подальше):



Филипп Храбрый и Филипп Красивый:



Храбрый:





Красивый:





Мама и папа Карла Великого, Бертрада Лаонская (она же Берта Большеногая) и ее супруг Пипин Короткий:







Тоже Каролинги - Карломан II (тот, что ближе) и Людовик III (тот, что дальше):





Замечательная компания (слева направо, бюсты пока не считаем): Карл VI (он же Карл Безумный), его жена Изабелла Баварская, коннетабль Франции Луи де Сансерр, еще один коннетабль - великий полководец Бертран Дюгеклен и родители Карла Безумного - Карл V (он же Карл Мудрый) и Жанна Бурбонская.



Карл Мудрый с Жанной просто очаровательны: сплошной бодипозитив, никакой идеализации. Карл носат, как попугай, у Жанны, напротив, нос совершенно утиный, но она так довольно улыбается, что сразу понятно - человек целиком и полностью доволен жизнью (надо понимать, как земной, так и вечной):









Кстати, они вообще были очень славной парой. Кузены и ровесники (родились с разницей в две недели, крещены в одной церкви в один день), в двенадцатилетнем возрасте их обвенчали, и так они всю жизнь вместе и прожили. По молодости лет Карл немного гульнул налево, но быстро вернулся к жене и жили они дальше вполне счастливо. Жену Карл очень любил и уважал, регулярно с ней советовался, называл "моим прекрасным светом и солнцем моего королевства" и, по свидетельству Кристины Пизанской, страшно горевал, когда Жанна умерла в сорокалетнем возрасте, рожая дочку Екатерину. Самого Карла Кристина Пизанская называла "мудрым и хитрым" - и это реально был очень умный и толковый король, которому пришлось всю свою королевскую жизнь только и делать, что разгребать ошибки своего папеньки Иоанна Доброго, просравшего в Столетней войне полстраны англичанам.

Еще Карла и Жанны:















Бертран Дюгеклен, знаменитый коннетабль Карла Мудрого. Сам Карл, как человек с довольно хреновым здоровьем, армиями не то что не командовал - он, в отличие от своих предшественников, даже не делал вид, что командует. На самом деле ему и не надо было, для командования у него был умница Дюгеклен:









Еще один коннетабль - Луи де Сансерр, служивший при сыне Карла Мудрого, Карле Безумном:





Карл Безумный и его супруга Изабелла Баварская. Ну, эту историю, думаю, все плюс-минус знают: в двадцать четыре года Карл переболел сильной лихорадкой и с тех пор начал вести себя странненько, а через полгода и вовсе впал в психоз, явив миру то ли биполярное расстройство, то ли наследственную шизофрению. Все это было очень грустно: в буйные периоды Карл бросался на людей (как минимум одного убил до смерти), потом приходил в себя и в ужасе осознавал, что натворил. Постепенно он научился предчувствовать близящийся приступ и тогда бросал все дела и запирался у себя во дворце ("Как тяжко было слушать сетования и жалобы доброго короля, когда он чувствовал, что вновь погружается в пучину безумия, и взывал к милосердию Господа, и Божьей матери и всех святых, и громко молился; благородные кавалеры, дамы и девицы горько плакали от сострадания и жалости к нему"). Вот только приступы становились все чаще, а периоды просветления все короче, и в итоге последние лет двадцать своей жизни Карл провел почти в состоянии полной невменяемости. На время болезни короля его жена Изабелла стала регентшей королевства и в итоге слила это королевство к чертовой матери, признав наследником французского престола мужа своей дочки Екатерины, английского короля Генриха - вместо собственного сына, дофина Карла. И так бы оно, наверное, и получилось, если бы дофину Карлу не пришла на помощь Жанна д`Арк, но это уже совсем другая история (с).





Изабелла вблизи:



Карл Безумный вблизи. Изображен в спокойном и достойном виде, и это правильно: хватит уже того, что у человека и так не жизнь была, а сущий ад ("Ради Бога, если в этом зале присутствует некто или нечто, виновные в моей болезни, прошу не мучить меня далее, а помочь скорее умереть").



А вот сын Карла и Изабеллы, тот самый "дофин Карл", он же король Франции Карл VII и неблагодарная сволочь, ни хрена не сделавшая для того, чтобы англичане не сожгли Жанну д'Арк в Руане. Гробница Карла VII не сохранилась, есть только бюст, который раньше стоял в Лувре:



Жена Карла VII, Мария Анжуйская:



Людовик XVI и Мария-Антуанетта. Их останки лежат внизу, в крипте, а здесь - памятник, заказанный Людовиком XVIII. Очень хороший памятник, как по мне:















Рядом с Людовиком и Марией-Антуанеттой - знаменитая орифламма, боевое знамя французских королей. Вообще-то изначально это была запрестольная хоругвь аббатства Сен-Дени. Изготовлена она была в двенадцатом веке - по заказу нашего замечательного аббата Сугерия и по образу и подобию легендарного знамени Карла Великого, которое еще в "Песни о Роланде" упоминалось. Когда приятель Сугерия, Людовик VI собрал в Реймсе войска, чтобы повоевать с германским императором Генрихом V, Сугерий примчался в Реймс со своей орифламмой, и приятели объявили французским войскам, что святой Дионисий, небесный покровитель Франции, точно-точно на их стороне и битву с императором они выиграют. В общем-то, так оно и вышло. И даже лучше: оценив, сколько народу собрал Людовик VI, император Генрих от греха подальше отозвал свои войска, и битва так и не состоялась. С тех пор французские короли завели обычай таскать орифламму Сен-Дени во все военные походы, так что она стала вполне себе символом военной мощи Франции. То, что мы сейчас видим, - конечно, более или менее современная реконструкция, но уж что есть, то есть:



Идем дальше. Левон VI (он же, по другому счету, Левон/Леон V) де Лузиньян, король Киликийской Армении, сын потомственного крестоносца Жана де Лузиньяна и Солданы Грузинской из рода Багратионов. В 1375 году его королевство сравняли с землей египетские мамелюки, Левон умер в изгнании в Париже и был похоронен в церкви Целестинцев. Останки его не сохранились, а надгробие перенес сюда Людовик XVIII в 1817 году:







Робер по прозвищу Дитя, сын Оттона IV Бургундского и Маго д'Артуа (кто читал Дрюона - должен хорошо-о-о ее помнить :-)))





Идем еще дальше. Ближе к нам - Хильдеберт I, дальше - его папа Хлодвиг I, первый король франков, принявший христианство (после массированной пиар-атаки, предпринятой святым Ремигием):



Хлодвиг изначально был похоронен в парижской церкви Петра и Павла (которая потом стала церковью святой Женевьевы), и та гробница, что мы видим, была сделана в тринадцатом веке - видимо, чтобы заменить прежнюю, которая уже не подлежала ремонту. У Хильдеберта гробница двенадцативечная, и находилась она изначально в Сен-Жермен-де-Пре. В Сен-Дени обе гробницы перетащил Людовик XVIII в 1816-1817 годах.

Хлодвиг:





Хильдеберт:



А вот воистину шедевр: работа Жермена Пилона, одно из надгробий Генриха II и Екатерины Медичи. Одно из - потому что в Сен-Дени их сейчас, представьте, два. :-)) Одно поменьше (то, что Екатерина заказала себе и мужу в 1583 году) и огромная усыпальница работы Приматиччо и того же Пилона (которую та же Екатерина заказала в 1573 году и которая раньше стояла в ротонде Валуа, ныне разрушенной). Посмотрим пока на то, что поменьше:





















Еще дальше. Слева направо: Иоанн II (он же Иоанн Добрый), Филипп VI Валуа, Филипп V (он же Филипп Длинный), жена его младшего брата Карла IV Жанна д'Эвре и сам Карл IV (он же Карл Красивый, или Карл Красавчик), и, наконец, дочка Карла, Бланка, герцогиня Орлеанская:





Иоанн Добрый и Филипп VI:



Филипп Длинный, Жанна и Карл Красивый:



Филипп Длинный поближе:





Карл Красивый:



Бланка, дочка Карла:



А вот то самое надгробие Генриха и Екатерины Медичи №2 - усыпальница, созданная Приматиччо и Пилоном. На те времена - очень модная штука, в итальянском вкусе: наверху покойнички представлены "как живые", в молитвенных позах, внутри - они же, но уже в качестве мертвых тел (в некоторых случаях даже как в морге с анатомическими подробностями, memento mori, да). По углам гробницы - четыре мирских добродетели (сила, правосудие, благоразумие и умеренность), на барельефах - три духовных добродетели (вера-надежда-любовь). Кто вдруг помнит мои старые итальянские посты с добродетелями, тот наверняка сразу учуял дух матушки-Италии. :-))



Генрих и Екатерина "как живые":





И неживые:











Дальше. Надгробия Карломана I, брата Карла Великого, и жены его племянника Карла Лысого Эрментруды, заказанные в тринадцатом веке Людовиком Святым:





Капетинги пополам с Валуа (сверху вниз): приятель Сугерия Людовик Шестой (он же Людовик Толстый), муж Анны Ярославны Генрих I, маленький Иоанн I Посмертный, сын Людовика Сварливого и Констанции Венгерской (которого Дрюон в своем романе подменил сыном ломбардца Гуччо Бальони) и старшая единокровная сестра Иоанна Жанна Наварская, дочка Людовика Сварливого и блудливой Маргариты Бургундской:



Маленький Иоанн:





А вот и сам Людовик Сварливый (на заднем плане - его дальние предки Роберт II Благочестивый и Констанция Арльская):





Колонна с урной с сердцем Генриха III Валуа. Гробница Генриха времена ВФР не пережила, а вот "сердечная" колонна (заказанная, кстати, его миньоном д'Эперноном) уцелела:





Великолепная гробница Людовика XII и его жены Анны Бретонской. Тот же стиль, что и у Екатерины с Генрихом II: сверху - "живые", внутри - "неживые", по бокам - мирские добродетели. Духовных добродетелей почему-то нет - вместо них на барельефах сцены из Итальянских войн, зато по бокам усыпальницы сидят все двенадцать апостолов. Ваял все это великолепие по заказу Франциска I то ли Гвидо Маццони, то ли Жан Перреаль:































Далі буде...

@темы: Франция

---

Сен-Дени: порталы, Сугериевы витражи и загробные похождения доброго короля Дагоберта

Продолжаем сагу о Сен-Дени. Достославные гробики и саркофагики (за одним исключением) я, как и в прошлом посте, пока еще не трогаю. Сокровищницу Сен-Дени тоже не трогаю - аббатские сокровища нынче в Лувре, а в Лувр мы в тот раз не попали: из-за чертовых забастовок у нас даже на Сен-Дени всего один-единственный день оставался (и то нас при закрытии охрана оттуда выковыривала, как стоматолог - зуб с тремя корнями).

А покажу я вам для начала то, что называется chevet Сугерия. У нас в языке нет нормального аналога для слова chevet, но, в общем, это кусок восточной части церкви - условно говоря, хор + апсида (напоминалка: все порядочные готические храмы ориентированы с запада на восток - на западе центральный вход, на востоке полукруглая апсида с алтарем). Вот тот кусок храма с замечательной синей подсветкой из прошлого поста - соответственно, тоже относится к chevet. Алтарная часть окружена колоннами, за колоннами - капеллочки по кругу, а проход между капеллочками и колоннами называется деамбулаторий (если совсем-совсем буквально переводить с латыни - "проходилово"). Деамбулаторий имел сугубо практический смысл: чтобы туристы паломники могли свободно ходить и поклоняться мощам в капеллах, не мешая священнику в алтаре. В крупных церквях службы могли идти чуть ли не 24/7, а паломники - народ нетерпеливый, все равно будут ломиться к мощам, а так хоть благочиние не нарушится, думали архитекторы - и, в общем-то, оказались правы.

Для наглядности - картинки из Википедии. Деамбулаторий:



Chevet (тут на картинке он, правда, занимает только апсиду с капеллами деамбулатория, можете для верности сдвинуть левую границу на квадратик влево - вот это плюс-минус оно и будет):



Короче, перестройкой этого самого chevet в основном и занимался Сугерий, видимо, в этой части храма все было совсем плохо. Вид из деамбулатория на алтарь и на противоположную часть деамбулатория: внизу королевские гробики и саркофагики (они тут везде), на дальнем плане - витражные окна капелл.



Деамбулаторий и капеллочки:



Теперь пойдем, как нормальные паломники, по капеллочкам. Капелла Девы Марии - тринадцативечный алтарь с детством Христа (Рождество-волхвы-избиение младенцев-бегство в Египет) и два Сугериевых витража.





Первый Сугериев витраж - "Иессеево древо", родоначальник всех Иессеевых древ французских церквей. :-)) Он действительно первый: с него Сугерий свой витражный мегапроект и начал. По закону подлости, именно тех фрагментов, которые относятся к временам Сугерия, мы не видим - они где-то на консервации, а на их месте теперь бледненькая пленочка с принтами. А то, что без пленочки, - это отрисовка-новодел Виолле-ле-Дюка и его коллеги Альфреда Жеранта. Офигительные творческие принципы Виолле-ле-Дюка мы помним, так что насколько они соответствуют оригиналу Сугерия - один бог знает.



Иессей спит, генеалогическое древо Христа из него растет - ну, в общем, вы в курсе:

Чтобы мало не показалось...

Чтобы мало не показалось: позднейшие клоны древа из прочих французских церквей. Из Шартра:





Из парижской Сент-Шапель:





Из руанской Сен-Маклу (но это уже совсем поздний вариант - век пятнадцатый, если не шестнадцатый):



Второе Сугериево окно из капеллы Девы Марии - "Детство Христа" (хотя, по факту, здесь это скорее житие Богоматери). Та же история: вместо сугериевских фрагментов - пленочки, остальное - Виолле-ле-Дюк с Жерантом. Сюжетная линия идет снизу вверх: Благовещение - Рождество - три скачущих волхва - бегство в Египет - Богоматерь и апостолы - Успение.



А в "Благовещении" в ногах у архангела Гавриила валяется сам аббат Сугерий. :-)) Так и подписано: "Sugerius aba(s)" (вообще-то должно быть два b, но средневековая латынь - дивная вещь).





Рождество и три волхва:



Бегство в Египет и Богоматерь с апостолами:



И на самом верху - Успение Богоматери:



Еще Сугериевы витражи из соседних капелл (про пленочки вы уже все поняли). "Видение Иезекииля":









"Житие Моисея":



"Аллегории апостола Павла":



А вот занятная боковая капеллочка святого Фирмина. Вот это как раз настоящий средневековый витраж (тринадцатого век) - только он не здешний, а перевезен из Сен-Жермен-де-Пре (черт, надо будет как-нибудь из Сен-Жермен-де-Пре снимки выложить).



Значится, тут у нас (слева направо снизу вверх): 1) благословляющий монах; 2) не пойми кто; 3) женщина; 4) аббат с нимбом:



В той же капелле - алтарь с Христом и апостолами и остатки мозаик, которых раньше в Сен-Дени было достаточно много, но почти ничего не сохранилось. (



Мозаика с неким "монахом Альбериком":



Октябрь в виде мужичка-винодела. Остальные одиннадцать месяцев до нас не дожили:



Фантастические твари:





Гробница короля Дагоберта, тринадцатый век. Я говорила, что не буду трогать в этом посте королевские могилки, но мимо этой пройти не могу никак - она тут единственная в своем роде :-)):





На барельефах рассказывается увлекательная история загробных приключений "доброго короля Дагоберта" (с). Сейчас дам еще два общих плана, а потом "почитаем".





А теперь "читаем" снизу вверх. Король Дагоберт (ок. 608 - 639), один из перестраивателей базилики Сен-Дени и основатель одноименного монастыря, лежит внизу и помирает:



Слева направо в нижней части (на верхнюю пока не обращаем внимания): Дагоберта исповедует Ансоальд, епископ Пуатье, которому это все и приснилось - в смысле, видение ему потом было о загробных приключениях Дагоберта. Но, невзирая на христианскую кончину, черти везут королевскую душу на лодочке в ад - за распутство, алчность и перманентные покусительства на церковную казну. Причем в тринадцатом веке даже точно знали географические координаты ада - Тирренское море, остров Стромболи, вулкан Стромболи (отсюда и лодочка - а как же еще до острова добраться). Королевская душа изображается в виде голого гермафродита отрока в короне.





Однако за короля хорошо молились, поэтому на помощь ему приходит святой Маврикий, который лупит чертей чем-то, что до наших дней в целостном виде не дожило, но, судя по всему, это дубина:



Справа Дагоберта вытаскивают из лодочки святой Дионисий и святой Мартин в сопровождении двух ангелов:



Хеппиэнд: Маврикий, Дионисий и Мартин подбрасывают короля на полотенечке отправляют душу Дагоберта в рай.



На самом верху - Дионисий и Мартин на коленях перед Христом:



Ах да, забыла: две большие статуи по бокам гробницы - это жена Дагоберта Нантильда и его сын Хлодвиг Второй. Они тоже молились за короля и теперь радуются хеппиэнду.

А теперь пойдем наружу. У базилики Сен-Дени, как и положено, есть главный (западный) фасад - самый-самый что ни на есть стандартно-типовой готический фасад с тремя порталами. То есть, наоборот: это во всех остальных церквях они стандартно-типовые, потому как именно фасад Сен-Дени был первым в этом роде. :-)) А потом уже ему начали подражать всякие там Реймсы, Шартры, Руаны, Пуатье и прочая, и прочая.



Как уже говорилось, фасад здорово пострадал от буйства народных масс во времена Великой французской революции. Так что чуть менее чем все головы на барельефах, а также же энную часть конечностей персонажей и прочих деталей долепливал Виолле-ле-Дюк со товарищи. Какие-то оригинальные головы теперь, вроде, хранятся в музее Клюни, но из-за забастовки до музея Клюни мы не добрались, так что ничего не могу сказать по этому поводу. Тем не менее, считается, что изначальный художественный замысел, разработанный Сугерием, плюс-минус сохранился, так что посмотрим поближе. Центральный портал, он же портал Страшного суда:





На тимпане - Господь в окружении ангелов и праведников держит в руках ленточки с надписями "Venite benedicti patris Mei" ("Приидите, благословенные отцы Мои") и "Discedite a Me maledicti" ("Изыдите от Меня, проклятые"). Ленточки - изобретение Виолле-ле-Дюка, что там раньше было на их месте - неизвестно (и вообще получилось неловко: можно подумать, что праведники с ангелами под надписью про проклятых и есть эти самые проклятые). Внизу на тоненькой "полосочке" под ногами Господа выкапываются из могилок воскрешенные мертвецы:







Архивольты. На трех архивольтах - обязательные старцы Апокалипсиса, играющие на музыкальных инструментах, на четвертой, внутренней, праведники и грешники. С левой стороны от нас (а с точки зрения Господа, с правой) праведники, а с правой - грешники. Праведная сторона:





Ангелы сопровождают праведные души в рай:



Что за персонаж был в "домике" - не знаю, не спрашивайте. :-)))



Грешная сторона:









По бокам от входа - резные колонны и благоразумные девы со светильниками:









Правый портал - с причастием святого Дионисия. Тоже тринадцатый век - с добавлением Виолле-ле-Дюка, естественно:



Господь лично подает с небес причастие Дионисию, служащему мессу в галло-римской Лютеции:



У входа - изображения двенадцати месяцев (как в Шартре, да, точнее, это в Шартре как здесь :-))):





И, наконец, третий, левый портал - тоже со сценами из жития святого Дионисия:



Вообще-то, раньше на тимпане были не барельефы, а мозаика, но мозаика, как вы догадываетесь, сыграла в ящик во времена ВФР. Виолле-ле-Дюк и Ко, видимо, решили не искушать судьбу такими тонкими технологиями и вместо мозаики привычно наваяли барельеф - с Дионисием и его товарищами Рустиком и Елевферием:



На архивольтах - опять праведники и старцы с музыкальными инструментами. Один из праведников в фейспалме:



Зато барельефы у входа - не новодельные, а оригинальные. Со знаками Зодиака. :-))





Там же - колонны с капителями:











В простенках фасада при Сугерии и его последователях ничего не было, но в девятнадцатом веке реставраторы налепили туда апостолов и королей:



Петр и Павел:



Матфий и Варнава:



Хлодвиг, Дагоберт, Пипин Короткий и Карл Великий:



Гуго Капет, Роберт Первый, Людовик Толстый и Людовик Седьмой:



Памятная надпись в честь Наполеона, первым начавшего восстанавливать Сен-Дени после революции:



Северная сторона базилики:











Тут тоже есть тринадцативечный портал - так называемый портал Валуа. И изображено на нем - что бы вы думали? - житие святого Дионисия! :-))) Похоже, в Сен-Дени всерьез опасались, что если они не изобразят Дионисия хотя бы на одном портале (ладно, "Страшный суд" не в счет), то святой патрон разобидится и... ну, не знаю, что-нибудь сделает.

В нижней части тимпана - уже знакомое нам причастие Дионисия и суд над ним и его товарищами. Выше - казнь на Монмартре (Дионисий уже берет свою отрубленную голову в руки и готовится шагать в Сен-Дени):





На портальном столбе - Богоматерь с Младенцем, по бокам от входа - короли (есть мнение, что это первые Капетинги):







Далі буде...

@темы: Франция

---

Аббат Сугерий и аббатство Сен-Дени

Поскольку корона нас до сих пор никуда не выпускает, продолжаю выгребать прошлогодние запасы. Сегодня у нас в меню аббатство Сен-Дени с его великолепным аббатом Сугерием, отцом-основателем готики. Между прочим, про отца-основателя - это не вранье: именно этот замечательный мужик построил в двенадцатом веке у себя в аббатстве ПЕРВОЕ по-настоящему готическое здание.

Узрев, какая красота получилась у Сугерия, прочие аббаты и епископы королевства Французского ахнули от зависти и спешно ринулись перестраивать свои старые базилики и соборы, так что буквально через столетие-другое вся Франция ощетинилась пинаклями, фиалами, вимпергами, стрельчатыми арками и прочими модными нововведениями. Но Сен-Дени все равно был и остается первым. :-)))

Вот она, базилика Сугерия, мама мировой готики (во всяком случае, в том виде, в котором она дожила до наших дней):



Строго говоря, большая часть того фасада, что мы сейчас видим, была построена не при Сугерии, а несколько позже (Сугерий в основном занимался перестройкой хора и апсиды), потом изрядно извандалена во времена Великой французской революции, а затем зареставрирована вусмерть Виолле-ле-Дюком и прочими хорошими людьми. Ну и, конечно, изначально храм вовсе не был таким "однозубым": у него была левая башня - высокая, пламенеющая, вроде той, что в Шартре. Но в 1845 году башню здорово потрепало бурей, и реставраторы решили демонтировать ее от греха подальше. Потом было несколько проектов по ее восстановлению, но ни один так и не воплотился в жизнь и по сей день. Последние лет двадцать с идеей восстановления северной башни носится мэрия Сен-Дени, но поскольку для этого требуются какие-то совершенно фантастические деньги, воз и ныне там. Тем не менее свою навязчивую благородную идею мэрия до сих пор не оставила, о чем свидетельствует плакатик на решетке возле базилики:



Ну а теперь вернемся к Сугерию. Это был воистину потрясающий тип - дипломат, историк, писатель, топ-менеджер государственного масштаба и по факту премьер-министр аж при двух французских королях. Происхождения - "самого скромного", как писал он сам (но, конечно, не прямо от сохи - просто отпрыск каких-то мелких местных феодалов). В десять лет родичи решили отдать его в монахи и сплавили в аббатство Сен-Дени. В этом же аббатстве в то время воспитывался, набираясь ума и образования, его сверстник - принц Людовик, сын короля Филиппа Первого (и, соответственно, родной внук Анны Ярославны). Принц, судя по всему, снобизмом не страдал, поэтому будущий аббат Сугерий и будущий Людовик Шестой (он же Людовик Толстый) здорово подружились.

Потом, разумеется, их пути разошлись. Людовика забрали из монастыря учиться рыцарскому делу и прочим полезным, но не сильно интеллектуальным штукам. А Сугерий остался корпеть над книгами и достиг таких успехов, что в двадцать пять лет стал секретарем самого аббата. Тем более что выяснилось, что этот многообещающий юноша - не только образцовый книжный червь, но еще и прирожденный дипломат, очень толковый администратор и все это в одном флаконе.

Через два года после того как Сугерий начал секретарствовать у аббата, его царственный приятель тоже вышел на новый уровень: Филипп Первый помер, и Людовик унаследовал его королевский трон. Политическая ситуация в то время была не ахти: покойный папенька оставил после себя в стране полный бардак (король из Филиппа вообще был, мягко говоря, хреновый), административных и дипломатических кадров не хватало. И тут Людовик вспомнил о друге детства и вызвал его ко двору, решив приспособить к роли дипломата.

Сугерий своего приятеля не подвел. Несколько лет он мотался по Европе как электровеник - то на переговоры к Людовиковым вассалам (многие из которых были куда богаче и могущественнее своего номинального сюзерена, а посему имели свои вассальные обязанности в глубоком виду), то к римскому папе Геласию в Окситанию (в Окситанию - потому что император Генрих Пятый к тому времени вышиб Геласия из Рима: ну, не нравился этот Геласий Генриху Пятому), то в Рим к следующему папе - Калликсту Второму (Калликст императору Генриху тоже не нравился, но это был крепкий орешек, поэтому вышибить его из Рима не удалось).

И вот, когда Сугерий сидел в Риме у Калликста, из Сен-Дени к нему пришла благая весть: умер старый аббат Адам, и монахи избрали новым аббатом его, Сугерия. Впрочем, в благой вести тут же обнаружилась ложка дегтя: как оказалось, при выборе нового аббата монахи не посоветовались с королем, хотя и были обязаны это сделать. Не то чтобы в Сен-Дени как-то плохо относились к королю - просто на момент смерти прежнего аббата Людовик куда-то уехал из Парижа, так что проблема была чисто в отсутствии коммуникации. Тем не менее Людовик здорово оскорбился и даже едва не рассорился с Сугерием - правда, потом довольно быстро сменил гнев на милость, сообразив, что друг - аббат одного из главнейших аббатств Франции ничем не хуже, чем друг-посол/дипломат. А то и лучше.

Заняв свою новую должность, Сугерий тут же развил бурную деятельность: привел в порядок аббатское хозяйство, дал по рогам семейству Корбей - соседям-феодалам, имевшим хамскую привычку совершать грабительские набеги на монастырские земли, а затем занялся реформой самого монастыря. Надо признать, дисциплинка среди монахов при прежних аббатах здорово расшаталась - недаром же крупнейший тогдашний духовный авторитет, закадычный враг Сугерия Бернард Клервоский (он же Бернар из Клерво) крыл в своих филиппиках Сугериево аббатство "синагогой Сатаны" и "кузницей Вулкана".

Сугерий был много в чем не согласен с Бернардом, но необходимость реформы очень даже признавал. И вправду ведь, вконец обмирщились, сволочи: устав соблюдать не желают, в самоволку в Париж/ближайшие деревни бегают как к себе домой, вместо ряс норовят напялить какие-то модные тряпки и вообще ведут себя просто безобразно. Сугерий принялся твердой рукой искоренять эти безобразия и в конце концов успешно их искоренил. Бернард Клервоский остался доволен.

Правда, друзьями не разлей вода от этого они с Сугерием, конечно, не стали: уж больно разные были люди. Причем различия между ними были даже не столько идеологического, сколько эстетического плана. Бернард, как мы уже знаем, в смысле церковной архитектуры был поклонником казарменной строгости: с его точки зрения идеальный храм Божий - это чистенький, аккуратный, унылый каменный сарай. Никаких украшений, никаких росписей, никаких излишеств нехороших, ибо красота должна быть в душе и все такое прочее. Сугерий же (имхо, вполне справедливо) полагал, что сараем простой народ в Царство Божие не заманишь: эка невидаль, да большая часть его прихожан сама в сараях всю жизнь живет! И с домом Господним эти самые сараи ну никак не ассоциирует, поскольку Господь - это владыка всего сущего и несущего, а где должен жить владыка? Правильно, в шикарном дворце!

Бернард, естественно, такие крамольные мысли не одобрял, но и на открытый конфликт не шел: все-таки Сугерий - приятель и советник короля, не последняя фигура в государстве. Сугерий тоже на рожон не лез: как ни крути, Бернард - действительно крупный духовный авторитет, святой подвижник, вдохновитель крестовых походов и вообще он потом самого Данте по Раю водить будет. Поэтому отношения между ними были приблизительно как в бородатом анекдоте про гюрзу и анаконду, которые, ползя навстречу друг другу, сначала думают: "Укушу!"/"Задушу!", потом спохватываются: "А ведь задушит!"/"А ведь укусит!", и в конце концов, сползясь, приветствуют друг друга: "Здравствуйте, дорогая гюрза!"/"Здравствуйте, милая анаконда!"

Иными словами, Бернард придерживал свой язык, лишь время от времени разражаясь безадресной критикой отдельных безответственных эстетов-расточителей (не будем показывать пальцами!), а Сугерий спокойно занимался своими делами и лелеял в душе план грандиозной перестройки аббатской базилики - как раз с теми нехорошими излишествами, на которые так ополчался Бернард.

Впрочем, на воплощение этих грандиозных планов у Сугерия катастрофически не хватало времени. Его приятель Людовик искренне считал, что должность аббата Сен-Дени - это еще не повод не работать на короля, так что вплоть до самой смерти Людовика Сугерий был при нем тем, что на наши деньги можно было бы назвать премьер-министром. Наконец, дожив до 56 лет, Людовик Толстый помер от болячек, связанных с лишним весом и осложненных подхваченной в очередной войнушке дизентерией, и на трон взошел его сын Людовик Седьмой.

Немного освоившись на троне, новый Людовик решил, что он и сам с усами, и под влиянием своей супруги Алиеноры Аквитанской (тогда еще очень молодой и глупой) намекнул Сугерию, что французская корона в его услугах более не нуждается.

Да ради бога, сказал Сугерий (вполне возможно, даже с облегчением). И, вернувшись в Сен-Дени, немедленно начал претворять в жизнь давно взлелеянный план - перестраивать аббатскую церковь, которая к тому времени, несмотря на высокий статус хранительницы мощей САМОГО ДИОНИСИЯ АРЕОПАГИТА (!!!), уже совсем на ладан дышала.

Кстати, о Дионисии. Изначально считалось, что святым покровителем Сен-Дени (и, собственно, хозяином достославных мощей) был святой Дионисий, первый епископ Парижа, которого языческие власти казнили вместе с его товарищами Елевферием, Регулом и Рустиком в третьем веке нашей эры. Казнь путем отсечения головы состоялась на Монмартре (отсюда и название: Montmartre, "гора мучеников"), после чего трое обезглавленных остались лежать где лежали, а Дионисий взял свою отрубленную голову в руки, прошагал в таком виде шесть километров на север и остановился только том на месте, где был потом построен нынешний Сен-Дени.

Впоследствии аббат Хилдуин, заведовавший аббатством в девятом веке, после долгих ученых изысканий пришел к выводу, что Дионисий Парижский - это на самом деле никто иной как знаменитый святой Дионисий Ареопагит из Афин, ученик самого апостола Павла. Строго говоря, научных оснований для таких выводов у Хилдуина не было (и ненаучных тоже: вообще-то, несложно догадаться, что если Ареопагит был учеником Павла, то вряд ли бы он сумел дожить до третьего века). Но в Сен-Дени это никого не смущало, и аббатство начало пропагандировать своего двуединого Дионисия по всей Европе - надо сказать, немало в этом преуспев.

Самое смешное, что на самом-то деле Дионисиев было даже не два, а целых три: существовал еще и так называемый Псевдо-Дионисий Ареопагит, автор сборника богословских трудов, приписываемых настоящему Ареопагиту. Кем он был в действительности - никому не известно, но в том, что это настоящий Ареопагит, сомневались еще в шестом веке. Тем не менее, труды были хорошие, основательные и вообще очень интересные, а посему оказали на средневековое богословие огромнейшее влияние. Кстати, Сугерий труды Псевдо-Дионисия очень любил и уважал и, вполне возможно, искренне считал его "истинным" Дионисием - тем, который и ученик апостола Павла, и парижский епископ одновременно.

В общем, так или иначе, но мощи Дионисия (какого-то из трех) в аббатстве были. В пятом веке на месте его могилы по инициативе святой Женевьевы (самая парижская из всех парижских святых, не хуже самого Дионисия :-))) построили базилику. Потом через полтора столетия франкский король Дагоберт снес эту базилику и построил новую (ну и заодно основал рядом с ней монастырь), а еще лет через сто Пипин Короткий перестроил ее в каролингском стиле. После этого церковь еще не раз ремонтировали и укрепляли, но получалось, видимо, не очень. К тому времени как десятилетний Сугерий попал в Сен-Дени, базилика была уже в таком аварийном состоянии, что в нее свободно забредали попастись монастырские козы.

Как вы понимаете, Сугерия такое положение дел очень огорчало. И как только появились время и деньги (а наш аббат был весьма рачительным хозяином, и за годы его хозяйствования монастырская кубышка изрядно пополнилась!), он принялся воплощать свои мечты в жизнь. Ему был нужен не просто новый храм - ему нужен был храм, наполненный божественным светом. Сугерий вообще был помешан на свете - как на божественном, так и на физическом, который он (возможно, вполне справедливо) считал частным случаем божественного. Его не устраивала традиционная архитектура - много ли света в толстостенной романике! Ему хотелось, чтобы его церковь сияла, светилась, переливалась всеми цветами и оттенками драгоценных камней - короче, была воплощением Царствия Небесного, которое, с точки зрения Сугерия, непременно должно быть эстетически прекрасно и, разумеется, разноцветно.

(В этом смысле, кстати, наш аббат в очередной раз вступил в идеологический клинч с авторитетным Бернардом: по мнению Бернарда, любой цвет, кроме белого, - это очень плохо. Ибо все эти ваши разноцветные фломастеры цвета есть загрязнение и искажение истинного света, а кто у нас главный исказитель? Правильно, Сатана! Впрочем, не сочтите Бернарда из Клерво каким-то идиотом-фанатиком на основании того, что я тут о нем рассказываю: на самом деле это был умнейший человек, гениальный оратор и непревзойденный публицист. Но при этом таки фанатик, да. И воззрения на эстетику у него были именно вот такие (( ).

Короче, Сугерий начал строительство. Долгое время историки всерьез считали, что он чуть ли самолично создал архитектурный проект будущей базилики, однако нет: при всех талантах Сугерия, таких скиллов у него все-таки не было. Зато он смог растолковать архитекторам, что ему нужно, а нужен ему был храм с огромными (по тогдашним меркам) окнами, с высокими сводами, словно летящий вверх к небесам и к самому Господу. Воплотить такое было сложно, но возможно - в Бургундии, где Сугерий бывал по делам своего короля, некоторые строители уже начали использовать стрельчатую арку, которая здорово облегчала конструкцию и в перспективе давала возможность возводить высокие здания. В итоге архитекторы начали возводить на месте старой апсиды первую в мире готическую каркасную структуру (как это работает и почему это так круто - можно почитать вот здесь).

Свои новые высокие окна Сугерий, конечно же, возжелал застеклить витражами. Витражное искусство родилось куда раньше готики: сохранилось довольно много романских витражей (и даже, вроде, и каролингские где-то есть), но в романском храме окна маленькие, сильно не разбежишься. А в новом храме Сугерия - застекляй не хочу!

Первым делом наш аббат заказал для одной из капелл деамбулатория витраж с Иессеевым древом - чем разверз бездну: начиная с этого момента Иессеевы древа стали плодиться по всей Франции со скоростью дрозофил; найти сейчас французскую готическую церковь без древа - это еще постараться надо. За древом последовало "Детство Христа", потом "Житие Моисея", потом "Аллегории апостола Павла", потом.. потом... потом оказалось, что, как признавался сам Сугерий, на свои драгоценные витражи он ахнул едва ли не больше денег, чем на само строительство. :-)) Но оно того стоило. Особенно восхищал Сугерия синий цвет, который до того в витражах особо не применялся: он пишет о некоей saphirorum materia - "сапфировой материи", которая использовалась для создания синих стекол, и, судя по всему, получавшийся результат доводил нашего замечательного аббата прямо-таки до эстетического экстаза.

До полного завершения своего проекта Сугерий, увы, не дожил. Собственно, и при жизни его вечно отвлекали - Людовик Седьмой в конце концов уразумел, что без папиного советника ему не обойтись, и пришлось Сугерию выполнять при новом короле те же функции, что и при старом. Потом Людовика с его Алиенорой черт понес во Второй крестовый поход. Сугерий был против - не самого похода, разумеется, а участия в нем короля, но гениальный оратор Бернард Клервоский уже голосил на всех углах, какая это замечательная штука и как это будет духовно, если король собственной персоной отправится отвоевывать Гроб Господень. Так что Людовик наплевал на советы Сугерия и поехал. Но на хозяйстве, то бишь, регентом королевства, оставил, естественно, не Бернарда - куда там этому красноречивому аскету! Нет, весь этот геморрой достался Сугерию. В итоге наш аббат почти два года рулил в одно лицо королевством Французским, пытаясь не дать перманентно мятежным вассалам воспользоваться отсутствием короля и растащить государство по кирпичику. Что характерно, с этой сверхзадачей Сугерий справился, умудрившись предъявить вернувшемуся Людовику не только более-менее единую-неделимую Францию, но и довольно-таки пополнившуюся королевскую казну.

Умер Сугерий в 1151 году в возрасте приблизительно семидесяти лет. В тринадцатом веке его последователь, аббат Эд Клеман закончил реконструкцию базилики, и плюс-минус в это же время Людовик Святой решил перенести сюда останки всех предыдущих французских королей. У "доброго короля Дагоберта" (с), изначально покоившегося в Сен-Дени, появилось приятное общество, и с тех пор за базиликой окончательно закрепился статус королевского могильника некрополя.

Через пять веков это обстоятельство сослужило Сен-Дени плохую службу. Все эти пять столетий аббатство процветало, но как только началась Великая французская революция, прогрессивные народные массы тут же ринулись громить усыпальницу тиранов^TM. Здание было изуродовано, барельефы на портале искорежены и обезглавлены, прекрасные витражи Сугерия и его последователей по большей части уничтожены. Кости усопших монархов революционная толпа выкинула на помойку, но замечательные королевские надгробия практически все уцелели - их вовремя успел прибрать к рукам хороший человек Александр Ленуар, археолог и основатель Музея французских монументов. В общем, надгробия увезли в Музей, и таким образом они получили возможность пережить тяжелые времена, а не попасть на запчасти к какому-нибудь очередному памятнику Разуму.

Потом революция наконец-то отбушевала, к власти пришел Наполеон и, как человек хозяйственный, приказал привести испоганенную базилику в порядок и освятить ее заново. Когда Наполеон закончился, во Францию вернулся бывший граф Прованский, а ныне его христианнейшее величество Людовик Восемнадцатый. Как лицо, так сказать, кровно заинтересованное, он велел вернуть в Сен-Дени останки своих предков и родичей (по крайней мере, те, которые удалось откопать), а также хранившиеся у Ленуара надгробия. В середине девятнадцатого века над приведением Сен-Дени в благопристойный вид долго корпел великий реставратор Эжен Виолле-ле-Дюк, и, в основном, именно ему мы обязаны тем, что видим сейчас базилику такой, какой мы ее видим.







Сказать по правде, принципы у Виолле-ле-Дюка были своеобразные: по его собственному заявлению, здания он реставрировал не столько такими, какими они были, сколько такими, какими они должны были быть - с точки зрения самого Виолле-ле-Дюка, разумеется. Но, в любом случае, труд он проделал воистину титанический: и архитектурный облик воссоздавал, и скульптуры реставрировал, и немногие чудом сохранившиеся витражи Сугерия в капеллах практически заново отрисовывал. От витражей нефа, трансепта и апсиды (то бишь, от львиной доли витражей базилики) после буйства революционных масс, к сожалению, не осталось ничего, так что и реставрировать было нечего. ( Поэтому соратники Виолле-ле-Дюка наплодили новых - с французскими королями, с римскими папами, с неизбежным житием святого Дионисия и т.д., и т.п. Честно говоря, я не очень-то люблю девятнадцативечные витражи (а по большей части вообще их не перевариваю), но даже с точки зрения нелюбителя могу сказать: витражи хорошие. Сами увидите.

Ну а теперь зайдем, наконец, внутрь.

Неф:





Большая часть базилики заставлена гробиками и саркофагиками возвращенными из музея Ленуара надгробиями. В этом посте я на них сосредотачиваться не буду - будет еще для них время, но для полноты восприятия покажу, как это выглядит, так сказать, en masse:





Вышеупомянутые витражи нефа - с королями и королевами:





Витражи апсиды - со обезглавленным святым Дионисием по центру:





Вид из алтарной части на пересечение нефа и трансепта:



Северный трансепт. Витражная роза с Иессеевым древом - не Сугериева (у Сугерия не роза, а небольшое, на современные деньги, окошко в капелле деамбулатория, потом увидим), а девятнадцативечная, но тоже очень неплохая.





Все как положено: в центре спит Иессей, а от него во все стороны произрастают его потомки - начиная с Давида и Соломона и заканчивая Девой Марией на самом верху. Похожее "круговое" древо есть в парижском Нотр-Даме и в руанском Сент-Уэне, и вообще еще много где, но я сейчас не вспомню.





















Под розой - галерея особо выдающихся римских пап:







В южном трансепте тоже есть роза - с благословляющим Христом, но южную розу закрыли на реставрацию. Зато здесь можно поглядеть на занятный витраж с Наполеоном, восстанавливающим Сен-Дени (ничего не скажешь, заслужил Буонапарте! :-))):







Ну и, наконец, апсида. Вот это уже Сугерий - отреставрированный, конечно, но все-таки Сугерий. :-))) Опорных колонн двенадцать - по числу апостолов (с этого ракурса только восемь, но вы мне верьте: остальные просто в кадр не влезли). Подсветка - синяя: цвет Богоматери и любимый цвет Сугерия, та самая "сапфировая материя" (думаю, Сугерий на том свете глубоко одобряет современных осветителей). Вот этот чудный резной балдахинчик над алтарем, емнип, раньше был на гробнице Маргариты Фландрской, ну а сейчас покрывает алтарь и ковчежец с мощами Дионисия (какого-то из трех) и его товарищей-мучеников.







Витражи апсиды с Дионисием со товарищи:





Нервюрные своды - настоящие готические нервюрные своды, причем первые с мире! :-))





Балдахинчик:













А пол в алтарной части - со знаками Зодиака. :-)) Зодиак в Сен-Дени любят ничуть не меньше, чем в остальных французских церквях.



Далі буде...

@темы: Франция

---

В рабочем чате все сошли с ума и обсуждают разницу определений УК "грабеж" и "кража" на примере прошлонедельной новости про пингвинов-геев, которые украли у пингвинов-лесбиянок яйцо. :-))))

---

Медичи: Козимо Первый, гениальная посредственность

Джованни ди Биччи
Козимо Старый: часть 1
Козимо Старый: часть 2
Козимо Старый: часть 3
Пьеро Подагрик
Лоренцо Великолепный: часть 1
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (начало)
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (продолжение)
Лоренцо Великолепный: часть 3. Игра ва-банк
Лоренцо Великолепный: часть 4. The best
Лоренцо Великолепный: часть 5. Микеланджело, Савонарола и звезда над Карреджи
Пьеро Невезучий
Джованни Медичи (Лев X): часть 1
Джованни Медичи (Лев X): часть 2
Джулио Медичи (Климент VII)
Алессандро Медичи: часть 1
Алессандро Медичи: часть 2

Итак, Медичи, а вместе с ними и Флоренция, вступили в очередную фазу бытия: если папа Климент с Алессандро успешно забили последний гвоздь в гроб Флорентийской республики, то теперь на наших подмостках появляется тот, кто этот гроб закопает.

Знакомьтесь: Козимо Первый, прапраправнук Лоренцо Старого из младшей ветви Медичи, призванный на флорентийский «трон» ушлым жуликом дипломатом Гвиччардини, дабы заменить покойного психопата Алессандро.



До этого знаменательного момента семнадцатилетний Козимо ничем особо известен не был. Ну, охоту любил, ну, какие-то интрижки с женщинами заводил – в общем, нормальный юный флорентийский долбодятел. Зато происхождения был хорошего – Медичи с обеих сторон: по папе – праправнук Лоренцо Старого, брата Козимо Старого, по маме (Марии Сальвиати, внучке Лоренцо Великолепного) – прапраправнук самого Козимо Старого.

Еще немного генеалогии

Еще в генеалогии Козимо имелась феерическая бабушка – знаменитая Катерина Сфорца, внебрачная дочка миланского герцога Галеаццо Марии. Побывав два раза замужем – сначала за любимым племянничком папы Сикста Джироламо Риарио, затем (по любви!) за мелким дворянином Джакомо Фео – и наплодив от них обоих кучу детей, Катерина решила напоследок сходить замуж еще и в третий раз – за Джованни Медичи из линии Пополано. От третьего мужа она родила сына Лодовико, назвав его в честь своего миланского дядюшки, Лодовико «Мавра» Сфорца, но через пять месяцев папаша новорожденного помер от подагры, и Катерина, внезапно проявив сентиментальность, переименовала осиротевшего сына в честь мужа – Джованни. Впоследствии этот самый Джованни-младший станет отцом будущего Козимо Первого, а также знаменитым кондотьером, известным под прозвищем Джованни делле Банде Нере.

Banda по-итальянски – это и «лента», и «банда», посему прозвище отца нашего сегодняшнего героя можно переводить и как Джованни-с-Черными-Лентами, и как Джованни-с-Черными-Бандами. Ленты у Джованни были – он добавил себе черные полосы в герб в знак траура, когда скончался его родич (и работодатель!) папа Лев X. Банды тоже были – как и у всякого уважающего себя кондотьера, а кондотьером Джованни всю свою недолгую трудовую жизнь был очень успешным. Когда в 28 лет он помер от раны, его приятель, великий сатирик Пьетро Аретино расписал его кончину такими литературными красками (без всякой сатиры, между прочим), что потом вся Италия еще долго рыдала, сентиментально вздыхая над судьбой молодого-красивого-героического воителя.

Катерина Сфорца и ее героический отпрыск делле Банде Нере:



В общем, повторюсь, происхождение у будущего Козимо Первого было ничего так. Хитрый Гвиччардини знал, что делал: не ноунейма он сажал на свежеосвободившийся престол герцогства Флорентийского, ох, не ноунейма! Медичи с обеих сторон, сын героического кондотьера, ЗАКОННОРОЖДЕННЫЙ (едва ли не уникальный случай в этом семействе в последнее время) – чего вам еще надо, люди добрые?

Опять же, новоиспеченный герцог юн, умом вроде бы как не очень скор, никакими заметными талантами не блещет – а значит, будет послушно следовать советам мудрого Гвиччардини и наверняка женится на его, Гвиччардини, дочке, отчего всем станет очень хорошо. По крайней мере, семейству Гвиччардини уж точно.

Однако вскоре обнаружилось, что мудрый советник сам себя перемудрил. Какое-то время молодой Козимо действительно выслушивал его рекомендации и даже им следовал, но довольно быстро выяснилось, что следует он только тем советам, которые сам считает правильными. И на юной Лизабетте Гвиччардини жениться вовсе не желает. И вообще через энное время советнику деликатно намекнули: а не пора ли ему удалиться на пенсию заслуженный отдых на загородную виллу? Гвиччардини, к тому моменту уже уразумевший, с кем связался, спорить не стал и покорно отбыл в деревню глушь Саратов – вздыхать там о человеческой неблагодарности и писать свою «Историю Италии» (очень толковый исторический труд получился, кстати).

На самом деле черт его знает, кем надо было быть, чтобы всерьез предполагать, что внук пламенной Катерины Сфорца и не менее пламенной Лукреции Медичи (бабушки Козимо с материнской стороны) будет послушно ходить за своим советником как бычок на веревочке - но и на старуху бывает проруха. Кстати, в какой-то мере ошибку Гвиччардини можно понять: юный Козимо был совсем не по-юному скрытен, патологически недоверчив, а также весьма и весьма умен. Как раз настолько, чтобы не лезть раньше времени на рожон, а отправить своего благодетеля в отставку только уже прочно укрепившись на герцогском троне.

Во внешней политике Козимо, как юноша умный, тоже на рожон не лез. Прекрасно понимая, что без поддержки императора Карла, тестя его покойного предшественника Алессандро, ему сейчас кранты, он спокойно терпел габсбургский протекторат над Флоренцией (включая Карловых отморозков-наемников, квартировавших в Фортецца-да-Бассо) и даже попросил у Карла руки его дочери Маргариты, вдовы Алессандро.

Однако насчет Маргариты у Карла были другие планы. Флоренция и так никуда не денется, размышлял император, а вот с новым папой Павлом Третьим отношения строить придется. И строить их лучше всего на крепком семейном фундаменте, тем более что у папы есть неженатый внук от его бастарда Пьер Луиджи – Оттавио Фарнезе, герцог Пармский. В общем, Маргарита уехала из Флоренции выходить замуж за Оттавио – прихватив заодно с собой в качестве вдовьей доли изрядную часть художественной коллекции Медичи (теперь она станет называться коллекцией Фарнезе).

С другой стороны, обижать Козимо император тоже не хотел, поэтому посоветовал ему обратить внимание на другую прогабсбургскую невесту – Элеонору Толедскую, дочку вице-короля Неаполя Педро Альвареса из рода герцогов Альба. Элеонора была очень красива, далеко не дура и, что самое главное, приходилась императору Карлу родней через его арагонских предков.

Элеонора Толедская (работы Бронзино):



Отлично, сказал Козимо, весьма благодарен вашему императорскому величеству – и отправил сватов в Неаполь. В Неаполе кочевряжиться не стали, и в 1539 году двадцатилетний Козимо женился на семнадцатилетней Элеоноре. После чего начал, как и положено порядочному молодому главе семьи, всячески заботиться о благосостоянии этой самой семьи – как материальном, так и политическом.

Политик, кстати, из него получился отменный. Правда, это был политик уже совсем новой, невиданной ранее во Флоренции формации – Медичи-самодержец. Не ебанутый самодур, как мулат Алессандро, не блистательный любимец публики, как Лоренцо Великолепный, не закулисный «крестный отец», как его тезка Козимо Старый – а именно что самодержец. Причем, если можно так выразиться, самодержец профессиональный: с полным осознанием божественной природы своей власти (ну а че, все монархи вокруг эту самую природу в себе чувствуют, а Козимо рыжий что ли?), с осознанием ответственности за эту самую власть и, в общем-то, совершенно искренним желанием заботиться о благе Флоренции – в том виде, как Козимо это благо понимал.

Первым делом Козимо решил, что благо состоит в том, чтобы не дать призраку коммунизма покойной Флорентийской республики беспрепятственно бродить по Европе. Тем более что призрак не просто бродил, а в лице некогда изгнанной флорентийской оппозиции (той самой, к которой бежал Лоренцаччо Медичи) собрал наемные войска и выдвинулся на Флоренцию – свергать Козимо и восстанавливать демократические свободы.

Произошло это в первый же год правления нашего героя, но, невзирая на относительную неопытность Козимо, ничего путного у свергателей не вышло. Козимо выслал навстречу войскам оппозиции испанских наемников из Фортецца-да-Бассо, наемники порубили эти самые войска в лапшу, а лидеров оппозиции приволокли в город, где половину из них казнили, а половину упекли в городскую тюрьму. Глава оппозиции Филиппо Строцци в тюремной камере бросился на меч, предварительно написав в укор супостату Козимо посмертную записку с цитатой из Вергилия: «Exoriare aliquis nostris ex ossibus ultor» («Из праха моего восстанет мститель»), но Козимо на такие возвышенные тонкости было плевать. Суициднулся политический конкурент – ну и слава богу. Меньше геморроя в будущем.

Собственно говоря, на любовь и доброе мнение окружающих Козимо вообще было положить с прибором. Известный принцип «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» - это как раз про него. Каким-то образом этот потомок длинной череды поколений флорентийских банкиров (с легкой примесью генетики герцогов Миланских, которые, правда, сами происходили черт-те от кого, Франческо Сфорца, я вовсе не хочу тебя обидеть!) действительно уродился на свет со складом ума прирожденного монарха. Власть он получил от Бога – так что переживать насчет своей популярности не имеет смысла, надо просто выполнять свой монарший долг вот и все.

К счастью и для Флоренции, и для него самого, Козимо Первый был человек а) умный, б) добросовестный, в) не только чэсэвэшник с манией величия монарх, но еще и очень толковый администратор. Воспользовавшись тем, что Генуя не прочь продать кусок острова Эльба, за пару лет до того разграбленный нахрен знаменитым пиратом Хайреддином Барбароссой, Козимо выкупил у нее этот самый кусок и устроил на нем военно-морскую базу. Вторая военно-морская база традиционно располагалась в принадлежавшем Флоренции Ливорно, но за последние десятилетия дела там шли не очень. Чтобы довести город-порт до ума, Козимо объявил на всю Европу, что приглашает в Ливорно всех-всех-всех религиозно гонимых – после чего туда хлынула масса иностранных специалистов, начиная с мавров и евреев, не знавших куда деваться после изгнания с Пиренейского полуострова, и заканчивая англичанами-католиками, не ужившихся с Генрихом Восьмым. Для Ливорно, как вы понимаете, это обстоятельство пошло исключительно на пользу.

Обеспечив Флоренции военно-морскую мощь, Козимо точно так же методично принялся укреплять науку и прочие отрасли народного хозяйства. Реформировал университеты Флоренции и Пизы (в последние десятилетия Медичи на них как-то подзабили, отчего эти славные учреждения пришли в некоторый упадок). Приказал спроектировать и построить по всей Тоскане систему оросительных каналов – за что тосканское сельское хозяйство не замедлило сказать Козимо огромное искреннее спасибо. Организовал и наладил административную бюрократическую систему, функционировавшую четко, как машина (Козимо и сам в душе был прирожденный бюрократ, так что, надо понимать, этот кусок работы доставила ему особое удовольствие). Тихой сапой избавился от испанского военного присутствия во Флоренции, подсунув императору Карлу в качестве взятки безвозмездного дара половину приданого своей жены – Карл в то время как раз снова встрял в военный конфликт с королем Франции Франциском I, так что с огромным удовольствием забрал у Козимо как деньги, так и своих испанских оглоедов.

Ну и, конечно, как истинный монарх, Козимо не мог остаться равнодушным к собиранию земель^ТМ. Тем более что тут как раз выпал подходящий случай: соседняя Сиена, извечный соперник Флоренции, в вышеупомянутой императорско-королевской сваре поддержала Франциска. Ну а Козимо, само собой, поддерживал Карла, так что повоевать против Сиены в таких обстоятельствах сам бог велел.

К тому же, эта самая Сиена самым наглым образом избрала своим полководцем маршала Франции Пьеро Строцци. Мало того, что Пьеро был сыном суициднувшегося Филиппо Строцци и, естественно, жаждал отмстить за погибшего папеньку, так он еще и по своей матушке Клариче Медичи приходился правнуком Лоренцо Великолепному (ну и заодно двоюродным братом Екатерине Медичи – отсюда и такая успешная карьера во французской армии). Естественно, Пьеро как породистый флорентийский республиканец и потомок старшей ветви Медичи (вот такой вот шизофренический коктейль, да) смотрел на Козимо, принадлежавшего к ветви Пополано, как на говно узурпатора.

Пьеро Строцци:

Кстати, полководцем Пьеро был довольно успешным и должность свою занимал не только по блату, так что изначально затея с Сиенской войной выглядела несколько сомнительно. Впрочем, у Козимо тоже был козырь в рукаве – миланский кондотьер Джан Джакомо Медичи по прозвищу Медегино. Невзирая на общее родовое имя, к флорентийским Медичи Джан Джакомо не имел никакого отношения – просто была в Милане семья с такой же фамилией (и вообще, не один Ваня на деревне мало ли у кого в Италии были предки-medici – в смысле, аптекари). Прозвище Медегино (на ломбардском диалекте – «маленький Медичи») он получил то ли потому, что был самым младшим в семье, то ли чтобы отличать его от «больших», настоящих флорентийских Медичи – однако не суть: главное, что Козимо, наплевав на генеалогию, признал этого Джан Джакомо своим родственником, что естественно, установило между герцогом и его кондотьером самые лучшие отношения.

Джан Джакомо ненастоящий Медичи aka Медегино:



В итоге кондотьер своего новоявленного родича не подвел: Сиену раскатали в блин, перебив в ней две трети населения, и присоединили к герцогству Флорентийскому. Так что Козимо мог со спокойной совестью нарисовать на своем фюзеляже звездочку: достижение «собиратель земель» было разблокировано.

Правда, к его чести надо сказать, что после этого в военном плане Флоренция больше никуда не лезла: «приросли» Сиеной – ну и хватит. Тут бы хоть в уже имеющихся землях порядок навести, а порядок, как вы уже поняли, Козимо очень любил. Живи он в другую эпоху – наверняка бы вместо девиза «Fidem fati virtue sequemur» («Буду доблестно следовать своей судьбе») написал бы у себя на гербе «Ordnung muss sein».

Вообще же, за исключением случая с Сиеной, воинственные гены бабушки Катерины и папеньки Джованни в Козимо и впрямь особо не проявлялись: как уже было сказано, по натуре своей он был куда больше администратор и бюрократ, чем воитель. Собственно говоря, Козимо Первый – один из самых странных представителей семейства Медичи: больше всего он похож на идеальную машину, заточенную под выполнение государственных функций и ничего кроме. Педант до мозга костей во всем – подъем в пять утра, работа-работа-работа, государственные дела, обед, после обеда – прогулка верхом и купание в Арно (для здоровья: правитель должен быть крепок телом). Потом опять работа-работа-работа, немного времени провести с семьей, затем – здоровый сон, снова подъем в пять утра и так по кругу до бесконечности. Личного обаяния – ноль (похоже, Козимо вообще считал сие качество вредным: правитель не должен очаровывать, правитель должен повелевать). Чувство юмора, кажется, отсутствует как класс. В плане общения – не человек, а памятник самому себе: физиономия непроницаемая (портреты не врут!), эмоции прикручены до минимума, в особых случаях – немного монаршего гнева или монаршего благоволения, не смешивать, употреблять исключительно в дозировках, указанных в инструкции.

В отношении какой-то творческой жилки (кроме, разве что, политической) – опять же полный ноль. Ни тебе музыкальных талантов, как у папы Климента, ни литературного дара (где ты, прадедушка Лоренцо, со своей «Ненчей из Барберино»?..), ни хотя бы жарких философских споров с друзьями-неоплатониками по вечерам, как у Козимо Старого. В сущности, на фоне старшей ветви со всеми ее яркими индивидуальностями (как в хорошем, так и в плохом смысле) Козимо Первый выглядит прямо-таки унылой посредственностью. Но зато это была очень умная, высокоорганизованная и целеустремленная посредственность. Фактически именно Козимо с его занудной педантичностью совершил то, что казалось почти невозможным: аккуратно, шаг за шагом, вытащил на своем горбу Флоренцию из состояния габсбургской полуколонии и сделал ее снова настоящим независимым государством – стабильным, крепким, хотя и немного скучным.

Хотя, если говорить по правде, особого веселья (помимо, опять же политического) во Флоренции и без того уже давно не наблюдалось. Золотой век флорентийского Ренессанса закончился еще задолго до Козимо: умерли Боттичелли, Леонардо и Филиппино Липпи, доживал свои последние дни в Риме престарелый Микеланджело, не желавший даже носа совать во Флоренцию, и из всех немногочисленных наследников былого великолепия герцогу достались разве что веселый отморозок Бенвенуто Челлини и живописец Аньоло ди Козимо, прозванный из-за рыжего цвета волос Бронзино.

Челлини на Козимо работал охотно – невзирая на то, что лишенный чувства юмора герцог нередко закручивал ему гайки так, что даже этот бесшабашный раздолбай временно прекращал веселиться и начинал вести себя прилично. Для Козимо Челлини изваял, в частности, отличную статую Персея – вещь сугубо идеологической направленности (Персей = Козимо, отрубленная голова Горгоны = побежденная республика, в общем, вы поняли).

Идеологический Персей (кстати, гонорар за него Козимо автору так полностью и не выплатил):



Рыжий Бронзино тоже работал на идеологическом фронте: в рамках легитимизации своего пребывания у руля Козимо решил подчеркнуть свою связь со старой ветвью и заказал живописцу масштабный проект – нарисовать портреты всех знаменитых Медичи былых времен. Портретист Бронзино был очень хороший, и исследователь из него вышел добросовестный, так что, опираясь на прижизненные изображения (многие из которых до наших дней не дошли), он создал отличную и, судя по всему, достаточно достоверную галерею портретов Медичи.

Кое-что из галереи (правда, есть мнение, что Джованни ди Биччи тут работы не Бронзино, а Кристофано дель Альтиссимо):

Джованни ди Биччи	Козимо Старый	Лоренцо Великолепный	Пьеро Подагрик
Джулиано Медичи	Пьеро Глупый	Лев X	Климент VII

Однако самым-самым большим любимцем Козимо был Вазари – художник откровенно хреновый (да, это мое субъективное мнение, и я не собираюсь от него отказываться!), но зато послушный и верноподданный по самое не могу. Как самый идеологически сознательный сотрудник, Вазари занимался художественным прославлением лично герцога – и наплодил совершенно чудовищное количество фресок и прочего добра, на которых толстожопые купидоны венчают лаврами Козимо, едущего в колеснице/восседающего на троне/беседующего с придворными лизоблюдами и т.д., и т.п. Вокруг непременно извивается в подобострастных позах массовка с лицами клинических дегенератов, и выглядит все это в среднем вот так:

Триумфальный въезд Козимо в разрушенную нахрен Сиену:

Отдельный вопль души:

Отдельный вопль души: хуже всего то, что временами Вазари не ограничивался герцогом и лез с этой своей омерзительной манерой на территорию Бронзино – изображать «старых» Медичи. Вот вам «Лоренцо Великолепный, принимающий дары от послов»: Великолепного от всего окружающего пиздеца сейчас явно стошнит, и это единственный проблеск художественной правды в этом шедевре.



Впрочем, Козимо это тошнотворное творчество очень даже нравилось (по Сеньке и шапка, да), так что при его дворе Вазари прямо-таки процветал. Впрочем, скажем о Вазари и кое-что хорошее: хотя художник из него был говно говном, но зато он был очень неплохой писатель («Жизнеописания» приветствуют вас!) и отличный архитектор. В частности, именно он спроектировал по заказу Козимо знаменитую галерею Уффици («Канцелярии», или, если хотите, «Офисы») – изначально, как известно, построенную не для хранения художественных ценностей, а как новое помещение для административных служб (ну, что еще этот бюрократ Козимо мог заказать построить? :-)).



А теперь поговорим немного о семейной жизни герцога. Семейная жизнь у Козимо Первого, как ни странно, удалась: Элеонору Толедскую, истинно испанскую аристократку, этот человек в футляре в качестве мужа более чем устраивал. Чопорная Элеонора и замкнутый Козимо прекрасно ладили, время от времени занимались вместе садоводством (было у них такое общее хобби – одна из немногих человеческих черт в характере Козимо), а в свободное от садоводства и придворных церемоний время плодили детей.

За двадцать три года брака у них родилось одиннадцать отпрысков – Мария, Франческо, Изабелла, Джованни, Лукреция, Пьетро, Гарсия, Антонио, Фердинандо, Анна и еще один Пьетро (первый Пьетро умер во младенчестве, Антонио и Анна тоже). Плюс при дворе какое-то время воспитывалась незаконная дочка Козимо Биа (Бьянка), рожденная неизвестно от кого еще до брака Козимо и умершая в пятилетнем возрасте от лихорадки.

Поскольку талантливый Бронзино занимался не только покойными Медичи, но еще и писал для Козимо семейные портреты, то у нас есть довольно четкое представление о том, как выглядело герцогское семейство.

Маленькая Биа:



Элеонора с сыном (возможно, со вторым – с Джованни):



А вот это уже точно Джованни (только на этот раз, в порядке исключения, кисти не Бронзино, а Баччо Ломи):

Франческо:



Гарсия (крещенный в честь испанских родичей Элеоноры):



Фердинандо:



Пьетро (второй):



Мария:



Изабелла:



Лукреция:



Дабы воспитывать своих благородных отпрысков в подобающих условиях, мама Элеонора купила недостроенный палаццо Питти, достроила его, облагородила и разбила на прикупленных по соседству землях семейства Боголи сады, нынче известные как сады Боболи (ну, исказилось со временем первоначальное название, что ж поделаешь).

Палаццо Питти и сады:







Сейчас в палаццо, как известно, располагается знаменитая картинная галерея Питти, а также квартирует еще несколько крайне занятных музеев, включая музей истории костюма – где, в частности, можно посмотреть на погребальные одежды из гробниц Козимо Первого, Элеоноры и их сына Гарсии:







В 1562 году Элеонора умерла от малярии в возрасте сорока лет – практически одновременно вместе с двумя своими сыновьями, Джованни и Гарсией. Ходили слухи, что, дескать, пятнадцатилетний Гарсия в пылу семейной ссоры прирезал девятнадцатилетнего Джованни, после чего разгневанный папа Козимо лично придушил преступного отпрыска, а мама Элеонора, узнав об этом, умерла от горя. Уже в наше время их тела эксгумировали и выяснили, что слухи – вранье, а все трое действительно умерли от малярии (коронавирус той эпохи!), но за прошедшие века на этом красочном вранье успело попастись целое стадо литераторов, включая великого драматурга Альфьери, написавшего трагедию «Дон Гарсия». Так что попробуй теперь докажи, что не верблюд.

Остальные дети – за исключением Франческо, Фердинандо и Пьетро – тоже недолго зажились на белом свете. Старшая, семнадцатилетняя Мария умерла во время предыдущей эпидемии малярии 1557 года – и вокруг ее смерти тоже сложилась легенда, что она, мол, потеряла невинность с придворным пажом, и строгий Козимо приказал ее за это отравить (в общем, вы поняли, какая чудная репутация была во Флоренции у Козимо). Но нет – вскрытие показало, что это была опять-таки малярия, а вовсе никакой не яд.

Ее младшая сестра, Лукреция, вышедшая замуж за Альфонсо Феррарского, умерла в шестнадцать лет от туберкулеза. Опять пошли слухи об отравлении – на этот раз, разнообразия ради, преступный умысел приписали не папочке, а мужу, - но это таки был самый настоящий туберкулез, и ничего с этим не поделаешь.

Дольше всех продержалась средняя сестра – Изабелла, красавица, умница, меценатка, супруга Паоло Джордано, герцога Браччано. Она сумела прожить аж целых тридцать четыре года, пока не умерла от перемежающейся лихорадки (опять малярия). Ну и вы будете смеяться тут же поползли соответствующие слухи. Правда, сплетники так и не определились, кто и за что отравил покойницу: то ли муж вместе с ее собственными братьями – за супружескую измену и порочение благородного имени Медичи, то ли тоже муж, но без братьев, а просто чтобы жениться на своей любовнице, знаменитой красавице Виттории Аккорамбони (на которой он потом, что характерно, и женился). Современные исследования опять-таки показали, что никакого отравления не было, но на смерти Изабеллы, как и в случае с ее братьями, вволю потопталось до хренища творческих личностей, начиная от Джона Уэбстера и папы Дюма и заканчивая оперными либреттистами.

Сам Козимо до безвременной кончины любимой дочки, на его счастье, не дожил, но смерть жены, двух сыновей и Марии (которую он тоже очень любил) здорово подкосила герцога. Почти все государственные дела он передал своему старшему сыну Франческо и после этого даже начал походить на человека – во всяком случае, в нем проявились человеческие слабости

Затосковав после смерти жены, он закрутил роман с молоденькой флорентийской аристократкой Элеонорой дельи Альбицци (кстати, крестницей его покойной супруги) и прижил от нее сына, которого назвали в честь его умершего единокровного брата – Джованни. Потом роман с Элеонорой как-то угас, и Козимо переключился на другую местную аристократку – Камиллу Мартелли.

С Камиллой все вышло по-серьезному. Во-первых, она тоже родила Козимо ребенка – дочку Вирджинию. И, хотя дочку у нее Козимо тут же отобрал, чтобы воспитывать при дворе под видом собственной племянницы, но любовницу свою герцог очень ценил. Что и доказал во время переговоров с папой Пием V, которые Медичи затеяли, чтобы выпросить у папы титул великих герцогов Тосканских (согласитесь, это куда круче, чем быть просто герцогами Флорентийскими!).

Папа, в общем-то, был не против, но, как и положено, выдвинул ряд встречных требований. В частности, указал, что это очень нехорошо, когда потенциальный великий герцог открыто живет во грехе с какой-то там Камиллой Мартелли, и потребовал от Козимо бросить любовницу. Козимо отказался. Ну ладно, вздохнул папа, тогда, может, вы хотя бы женитесь на ней законным браком? Да хоть сейчас, радостно ответил Козимо – к вящему ужасу своих сыновей, которые Камиллу терпеть не могли (и, кстати, небезосновательно).

Короче, все бы было хорошо, но тут вмешался император Максимилиан Габсбург, на чьей сестре был женат Франческо, старший сын и соправитель Козимо. Ка-а-ак, возопил Максимилиан, какая-то безродная Мартелли станет мачехой лично моего зятя?! Да еще и, может быть, братика-конкурента ему родит?! Are you ohueli tam?!!!11111

В итоге пришлось Козимо пойти на компромисс. Жениться он на Камилле женился и титул великого герцога, соответственно, получил – но брак был морганатический: герцогиней Камилла так и не стала, и ее дети никаких прав наследовать герцогский титул не имели.

Пожилой Козимо Первый и Камилла Мартелли, его второсортная вторая жена:

Результатами этого половинчатого решения оказались недовольны все. Камилла, будучи по натуре теткой склочной и корыстной одновременно, пилила Козимо за то, что он не сделал ее герцогиней, и параллельно выдаивала из него деньги, драгоценности и придворные должности для своей многочисленной родни. Козимо – тот самый некогда железный Козимо! – покорно пилился и доился. Народ во Флоренции втихаря покручивал пальцем у виска, болтая, что старый герцог вконец выжил из ума. Дети Козимо от первого брака исходили на говно, требуя, чтобы папенька – которого они, конечно, очень уважают, вы не подумайте! – и думать не смел таскать свою рыжую шалаву супругу к благородному герцогскому двору. Камилла, в свою очередь, в открытую хамила придворным и не столь в открытую, но все-таки хамила жене Франческо Иоанне Австрийской, женщине тихой, печальной и крайне несчастной в семейной жизни (Франческо здорово погуливал налево, так что у Иоанны и без Камиллиного хамства проблем хватало).

В конце концов герцог забрал свое скандальное сокровище из Флоренции и начал жить с ней то в Пизе, то на загородных виллах. Здоровье его постоянно ухудшалось: на пятьдесят пятом году жизни его хватил инсульт, и, пролежав почти пять месяцев в параличе, 21 апреля 1574 года Козимо Первый скончался. После его смерти Франческо немедля сплавил мачеху в монастырь, где она до конца жизни ругалась с монахинями и буянила так, что через тринадцать лет флорентийский двор даже на полном серьезе обратился в Рим с просьбой разрешить провести над ней обряд экзорцизма. Похоже, с психикой у Камиллы и изначально-то было не все в порядке, а уж заточение среди монахинь и вовсе повлияло на нее не лучшим образом. В итоге, промаявшись треть своей жизни в монастыре, в 1590 году она умерла, пережив своего мужа на шестнадцать лет.

Ее дочку Вирджинию, которую Козимо после их с Камиллой бракосочетания перевел из статуса лжеплемянницы в законные дочери, Франческо выдал замуж за Чезаре д’Эсте, герцога Феррарского. Судьба Вирджинии, как и почти у всех детей Козимо Первого, сложилась несчастливо: умная и, в общем-то, очень толковая тетка, она, судя по всему, унаследовала психические проблемы своей матери. В двадцать восемь лет она выдала психотический дебют и после этого до самой смерти страдала приступами галлюцинаций (например, ей чудилось, что ее исповедует и причащает ее дальний родич Лев XI, к тому времени уже благополучно померший). В 1608 году Вирджиния накинулась с палкой на своего духовника-иезуита, который осмелился сказать ей: «Госпожа, мне жаль это говорить, но ваша светлость не в своем уме». Эта дифдиагностика чуть не закончилась для него летально: с криком «Враг и погибель моего дома!» герцогиня бросилась колотить иезуита тростью, и, будучи женщиной весьма могучей комплекции, едва не забила святого отца до смерти.

Продолжение следует…

@темы: Медичи