
Поскольку корона нас до сих пор никуда не выпускает, продолжаю выгребать прошлогодние запасы. Сегодня у нас в меню аббатство Сен-Дени с его великолепным аббатом Сугерием, отцом-основателем готики. Между прочим, про отца-основателя - это не вранье: именно этот замечательный мужик построил в двенадцатом веке у себя в аббатстве ПЕРВОЕ по-настоящему готическое здание.
Узрев, какая красота получилась у Сугерия, прочие аббаты и епископы королевства Французского ахнули от зависти и спешно ринулись перестраивать свои старые базилики и соборы, так что буквально через столетие-другое вся Франция ощетинилась пинаклями, фиалами, вимпергами, стрельчатыми арками и прочими модными нововведениями. Но Сен-Дени все равно был и остается первым. :-)))
Вот она, базилика Сугерия, мама мировой готики (во всяком случае, в том виде, в котором она дожила до наших дней):

Строго говоря, большая часть того фасада, что мы сейчас видим, была построена не при Сугерии, а несколько позже (Сугерий в основном занимался перестройкой хора и апсиды), потом изрядно извандалена во времена Великой французской революции, а затем зареставрирована вусмерть Виолле-ле-Дюком и прочими хорошими людьми. Ну и, конечно, изначально храм вовсе не был таким "однозубым": у него была левая башня - высокая, пламенеющая, вроде той, что в
Шартре. Но в 1845 году башню здорово потрепало бурей, и реставраторы решили демонтировать ее от греха подальше. Потом было несколько проектов по ее восстановлению, но ни один так и не воплотился в жизнь и по сей день. Последние лет двадцать с идеей восстановления северной башни носится мэрия Сен-Дени, но поскольку для этого требуются какие-то совершенно фантастические деньги, воз и ныне там. Тем не менее свою
навязчивую благородную идею мэрия до сих пор не оставила, о чем свидетельствует плакатик на решетке возле базилики:

Ну а теперь вернемся к Сугерию. Это был воистину потрясающий тип - дипломат, историк, писатель, топ-менеджер государственного масштаба и по факту премьер-министр аж при двух французских королях. Происхождения - "самого скромного", как писал он сам (но, конечно, не прямо от сохи - просто отпрыск каких-то мелких местных феодалов). В десять лет родичи решили отдать его в монахи и сплавили в аббатство Сен-Дени. В этом же аббатстве в то время воспитывался, набираясь ума и образования, его сверстник - принц Людовик, сын короля Филиппа Первого (и, соответственно, родной внук Анны Ярославны). Принц, судя по всему, снобизмом не страдал, поэтому будущий аббат Сугерий и будущий Людовик Шестой (он же Людовик Толстый) здорово подружились.
читать дальшеПотом, разумеется, их пути разошлись. Людовика забрали из монастыря учиться рыцарскому делу и прочим полезным, но не сильно интеллектуальным штукам. А Сугерий остался корпеть над книгами и достиг таких успехов, что в двадцать пять лет стал секретарем самого аббата. Тем более что выяснилось, что этот многообещающий юноша - не только образцовый книжный червь, но еще и прирожденный дипломат, очень толковый администратор и все это в одном флаконе.
Через два года после того как Сугерий начал секретарствовать у аббата, его царственный приятель тоже вышел на новый уровень: Филипп Первый помер, и Людовик унаследовал его королевский трон. Политическая ситуация в то время была не ахти: покойный папенька оставил после себя в стране полный бардак (король из Филиппа вообще был, мягко говоря, хреновый), административных и дипломатических кадров не хватало. И тут Людовик вспомнил о друге детства и вызвал его ко двору, решив приспособить к роли дипломата.
Сугерий своего приятеля не подвел. Несколько лет он мотался по Европе как электровеник - то на переговоры к Людовиковым вассалам (многие из которых были куда богаче и могущественнее своего номинального сюзерена, а посему имели свои вассальные обязанности в глубоком виду), то к римскому папе Геласию в Окситанию (в Окситанию - потому что император Генрих Пятый к тому времени вышиб Геласия из Рима: ну, не нравился этот Геласий Генриху Пятому), то в Рим к следующему папе - Калликсту Второму (Калликст императору Генриху тоже не нравился, но это был крепкий орешек, поэтому вышибить его из Рима не удалось).
И вот, когда Сугерий сидел в Риме у Калликста, из Сен-Дени к нему пришла благая весть: умер старый аббат Адам, и монахи избрали новым аббатом его, Сугерия. Впрочем, в благой вести тут же обнаружилась ложка дегтя: как оказалось, при выборе нового аббата монахи не посоветовались с королем, хотя и были обязаны это сделать. Не то чтобы в Сен-Дени как-то плохо относились к королю - просто на момент смерти прежнего аббата Людовик куда-то уехал из Парижа, так что проблема была чисто в отсутствии коммуникации. Тем не менее Людовик здорово оскорбился и даже едва не рассорился с Сугерием - правда, потом довольно быстро сменил гнев на милость, сообразив, что друг - аббат одного из главнейших аббатств Франции ничем не хуже, чем друг-посол/дипломат. А то и лучше.
Заняв свою новую должность, Сугерий тут же развил бурную деятельность: привел в порядок аббатское хозяйство, дал по рогам семейству Корбей - соседям-феодалам, имевшим хамскую привычку совершать грабительские набеги на монастырские земли, а затем занялся реформой самого монастыря. Надо признать, дисциплинка среди монахов при прежних аббатах здорово расшаталась - недаром же крупнейший тогдашний духовный авторитет, закадычный враг Сугерия Бернард Клервоский (он же Бернар из Клерво) крыл в своих филиппиках Сугериево аббатство "синагогой Сатаны" и "кузницей Вулкана".
Сугерий был много в чем не согласен с Бернардом, но необходимость реформы очень даже признавал. И вправду ведь, вконец обмирщились, сволочи: устав соблюдать не желают, в самоволку в Париж/ближайшие деревни бегают как к себе домой, вместо ряс норовят напялить какие-то модные тряпки и вообще ведут себя просто безобразно. Сугерий принялся твердой рукой искоренять эти безобразия и в конце концов успешно их искоренил. Бернард Клервоский остался доволен.
Правда, друзьями не разлей вода от этого они с Сугерием, конечно, не стали: уж больно разные были люди. Причем различия между ними были даже не столько идеологического, сколько эстетического плана. Бернард, как мы уже знаем, в смысле церковной архитектуры был поклонником казарменной строгости: с его точки зрения идеальный храм Божий - это чистенький, аккуратный, унылый каменный сарай. Никаких украшений, никаких росписей, никаких излишеств нехороших, ибо красота должна быть в душе и все такое прочее. Сугерий же (имхо, вполне справедливо) полагал, что сараем простой народ в Царство Божие не заманишь: эка невидаль, да большая часть его прихожан сама в сараях всю жизнь живет! И с домом Господним эти самые сараи ну никак не ассоциирует, поскольку Господь - это владыка всего сущего и несущего, а где должен жить владыка? Правильно, в шикарном дворце!
Бернард, естественно, такие крамольные мысли не одобрял, но и на открытый конфликт не шел: все-таки Сугерий - приятель и советник короля, не последняя фигура в государстве. Сугерий тоже на рожон не лез: как ни крути, Бернард - действительно крупный духовный авторитет, святой подвижник, вдохновитель крестовых походов и вообще он потом самого Данте по Раю водить будет. Поэтому отношения между ними были приблизительно как в бородатом анекдоте про гюрзу и анаконду, которые, ползя навстречу друг другу, сначала думают: "Укушу!"/"Задушу!", потом спохватываются: "А ведь задушит!"/"А ведь укусит!", и в конце концов, сползясь, приветствуют друг друга: "Здравствуйте, дорогая гюрза!"/"Здравствуйте, милая анаконда!"
Иными словами, Бернард придерживал свой язык, лишь время от времени разражаясь безадресной критикой отдельных безответственных эстетов-расточителей (не будем показывать пальцами!), а Сугерий спокойно занимался своими делами и лелеял в душе план грандиозной перестройки аббатской базилики - как раз с теми нехорошими излишествами, на которые так ополчался Бернард.
Впрочем, на воплощение этих грандиозных планов у Сугерия катастрофически не хватало времени. Его приятель Людовик искренне считал, что должность аббата Сен-Дени - это еще не повод не работать на короля, так что вплоть до самой смерти Людовика Сугерий был при нем тем, что на наши деньги можно было бы назвать премьер-министром. Наконец, дожив до 56 лет, Людовик Толстый помер от болячек, связанных с лишним весом и осложненных подхваченной в очередной войнушке дизентерией, и на трон взошел его сын Людовик Седьмой.
Немного освоившись на троне, новый Людовик решил, что он и сам с усами, и под влиянием своей супруги Алиеноры Аквитанской (тогда еще очень молодой и глупой) намекнул Сугерию, что французская корона в его услугах более не нуждается.
Да ради бога, сказал Сугерий (вполне возможно, даже с облегчением). И, вернувшись в Сен-Дени, немедленно начал претворять в жизнь давно взлелеянный план - перестраивать аббатскую церковь, которая к тому времени, несмотря на высокий статус хранительницы мощей САМОГО ДИОНИСИЯ АРЕОПАГИТА (!!!), уже совсем на ладан дышала.
Кстати, о Дионисии. Изначально считалось, что святым покровителем Сен-Дени (и, собственно, хозяином достославных мощей) был святой Дионисий, первый епископ Парижа, которого языческие власти казнили вместе с его товарищами Елевферием, Регулом и Рустиком в третьем веке нашей эры. Казнь путем отсечения головы состоялась на Монмартре (отсюда и название: Montmartre, "гора мучеников"), после чего трое обезглавленных остались лежать где лежали, а Дионисий взял свою отрубленную голову в руки, прошагал в таком виде шесть километров на север и остановился только том на месте, где был потом построен нынешний Сен-Дени.
Впоследствии аббат Хилдуин, заведовавший аббатством в девятом веке, после долгих ученых изысканий пришел к выводу, что Дионисий Парижский - это на самом деле никто иной как знаменитый святой Дионисий Ареопагит из Афин, ученик самого апостола Павла. Строго говоря, научных оснований для таких выводов у Хилдуина не было (и ненаучных тоже: вообще-то, несложно догадаться, что если Ареопагит был учеником Павла, то вряд ли бы он сумел дожить до третьего века). Но в Сен-Дени это никого не смущало, и аббатство начало пропагандировать своего двуединого Дионисия по всей Европе - надо сказать, немало в этом преуспев.
Самое смешное, что на самом-то деле Дионисиев было даже не два, а целых три: существовал еще и так называемый Псевдо-Дионисий Ареопагит, автор сборника богословских трудов, приписываемых настоящему Ареопагиту. Кем он был в действительности - никому не известно, но в том, что это настоящий Ареопагит, сомневались еще в шестом веке. Тем не менее, труды были хорошие, основательные и вообще очень интересные, а посему оказали на средневековое богословие огромнейшее влияние. Кстати, Сугерий труды Псевдо-Дионисия очень любил и уважал и, вполне возможно, искренне считал его "истинным" Дионисием - тем, который и ученик апостола Павла, и парижский епископ одновременно.
В общем, так или иначе, но мощи Дионисия (какого-то из трех) в аббатстве были. В пятом веке на месте его могилы по инициативе святой Женевьевы (самая парижская из всех парижских святых, не хуже самого Дионисия :-))) построили базилику. Потом через полтора столетия франкский король Дагоберт снес эту базилику и построил новую (ну и заодно основал рядом с ней монастырь), а еще лет через сто Пипин Короткий перестроил ее в каролингском стиле. После этого церковь еще не раз ремонтировали и укрепляли, но получалось, видимо, не очень. К тому времени как десятилетний Сугерий попал в Сен-Дени, базилика была уже в таком аварийном состоянии, что в нее свободно забредали попастись монастырские козы.
Как вы понимаете, Сугерия такое положение дел очень огорчало. И как только появились время и деньги (а наш аббат был весьма рачительным хозяином, и за годы его хозяйствования монастырская кубышка изрядно пополнилась!), он принялся воплощать свои мечты в жизнь. Ему был нужен не просто новый храм - ему нужен был храм, наполненный божественным светом. Сугерий вообще был помешан на свете - как на божественном, так и на физическом, который он (возможно, вполне справедливо) считал частным случаем божественного. Его не устраивала традиционная архитектура - много ли света в толстостенной романике! Ему хотелось, чтобы его церковь сияла, светилась, переливалась всеми цветами и оттенками драгоценных камней - короче, была воплощением Царствия Небесного, которое, с точки зрения Сугерия, непременно должно быть эстетически прекрасно и, разумеется, разноцветно.
(В этом смысле, кстати, наш аббат в очередной раз вступил в идеологический клинч с авторитетным Бернардом: по мнению Бернарда, любой цвет, кроме белого, - это очень плохо. Ибо все эти ваши разноцветные фломастеры цвета есть загрязнение и искажение истинного света, а кто у нас главный исказитель? Правильно, Сатана! Впрочем, не сочтите Бернарда из Клерво каким-то идиотом-фанатиком на основании того, что я тут о нем рассказываю: на самом деле это был умнейший человек, гениальный оратор и непревзойденный публицист. Но при этом таки фанатик, да. И воззрения на эстетику у него были именно вот такие
(( ).
Короче, Сугерий начал строительство. Долгое время историки всерьез считали, что он чуть ли самолично создал архитектурный проект будущей базилики, однако нет: при всех талантах Сугерия, таких скиллов у него все-таки не было. Зато он смог растолковать архитекторам, что ему нужно, а нужен ему был храм с огромными (по тогдашним меркам) окнами, с высокими сводами, словно летящий вверх к небесам и к самому Господу. Воплотить такое было сложно, но возможно - в Бургундии, где Сугерий бывал по делам своего короля, некоторые строители уже начали использовать стрельчатую арку, которая здорово облегчала конструкцию и в перспективе давала возможность возводить высокие здания. В итоге архитекторы начали возводить на месте старой апсиды первую в мире готическую каркасную структуру (как это работает и почему это так круто - можно почитать вот здесь).
Свои новые высокие окна Сугерий, конечно же, возжелал застеклить витражами. Витражное искусство родилось куда раньше готики: сохранилось довольно много романских витражей (и даже, вроде, и каролингские где-то есть), но в романском храме окна маленькие, сильно не разбежишься. А в новом храме Сугерия - застекляй не хочу!
Первым делом наш аббат заказал для одной из капелл деамбулатория витраж с Иессеевым древом - чем разверз бездну: начиная с этого момента Иессеевы древа стали плодиться по всей Франции со скоростью дрозофил; найти сейчас французскую готическую церковь без древа - это еще постараться надо. За древом последовало "Детство Христа", потом "Житие Моисея", потом "Аллегории апостола Павла", потом.. потом... потом оказалось, что, как признавался сам Сугерий, на свои драгоценные витражи он ахнул едва ли не больше денег, чем на само строительство. :-)) Но оно того стоило. Особенно восхищал Сугерия синий цвет, который до того в витражах особо не применялся: он пишет о некоей saphirorum materia - "сапфировой материи", которая использовалась для создания синих стекол, и, судя по всему, получавшийся результат доводил нашего замечательного аббата прямо-таки до эстетического экстаза.
До полного завершения своего проекта Сугерий, увы, не дожил. Собственно, и при жизни его вечно отвлекали - Людовик Седьмой в конце концов уразумел, что без папиного советника ему не обойтись, и пришлось Сугерию выполнять при новом короле те же функции, что и при старом. Потом Людовика с его Алиенорой черт понес во Второй крестовый поход. Сугерий был против - не самого похода, разумеется, а участия в нем короля, но гениальный оратор Бернард Клервоский уже голосил на всех углах, какая это замечательная штука и как это будет духовно, если король собственной персоной отправится отвоевывать Гроб Господень. Так что Людовик наплевал на советы Сугерия и поехал. Но на хозяйстве, то бишь, регентом королевства, оставил, естественно, не Бернарда - куда там этому красноречивому аскету! Нет, весь этот геморрой достался Сугерию. В итоге наш аббат почти два года рулил в одно лицо королевством Французским, пытаясь не дать перманентно мятежным вассалам воспользоваться отсутствием короля и растащить государство по кирпичику. Что характерно, с этой сверхзадачей Сугерий справился, умудрившись предъявить вернувшемуся Людовику не только более-менее единую-неделимую Францию, но и довольно-таки пополнившуюся королевскую казну.
Умер Сугерий в 1151 году в возрасте приблизительно семидесяти лет. В тринадцатом веке его последователь, аббат Эд Клеман закончил реконструкцию базилики, и плюс-минус в это же время Людовик Святой решил перенести сюда останки всех предыдущих французских королей. У "доброго короля Дагоберта" (с), изначально покоившегося в Сен-Дени, появилось приятное общество, и с тех пор за базиликой окончательно закрепился статус королевского могильника некрополя.
Через пять веков это обстоятельство сослужило Сен-Дени плохую службу. Все эти пять столетий аббатство процветало, но как только началась Великая французская революция, прогрессивные народные массы тут же ринулись громить усыпальницу тирановTM. Здание было изуродовано, барельефы на портале искорежены и обезглавлены, прекрасные витражи Сугерия и его последователей по большей части уничтожены. Кости усопших монархов революционная толпа выкинула на помойку, но замечательные королевские надгробия практически все уцелели - их вовремя успел прибрать к рукам хороший человек Александр Ленуар, археолог и основатель Музея французских монументов. В общем, надгробия увезли в Музей, и таким образом они получили возможность пережить тяжелые времена, а не попасть на запчасти к какому-нибудь очередному памятнику Разуму.
Потом революция наконец-то отбушевала, к власти пришел Наполеон и, как человек хозяйственный, приказал привести испоганенную базилику в порядок и освятить ее заново. Когда Наполеон закончился, во Францию вернулся бывший граф Прованский, а ныне его христианнейшее величество Людовик Восемнадцатый. Как лицо, так сказать, кровно заинтересованное, он велел вернуть в Сен-Дени останки своих предков и родичей (по крайней мере, те, которые удалось откопать), а также хранившиеся у Ленуара надгробия. В середине девятнадцатого века над приведением Сен-Дени в благопристойный вид долго корпел великий реставратор Эжен Виолле-ле-Дюк, и, в основном, именно ему мы обязаны тем, что видим сейчас базилику такой, какой мы ее видим.



Сказать по правде, принципы у Виолле-ле-Дюка были своеобразные: по его собственному заявлению, здания он реставрировал не столько такими, какими они были, сколько такими, какими они должны были быть - с точки зрения самого Виолле-ле-Дюка, разумеется. Но, в любом случае, труд он проделал воистину титанический: и архитектурный облик воссоздавал, и скульптуры реставрировал, и немногие чудом сохранившиеся витражи Сугерия в капеллах практически заново отрисовывал. От витражей нефа, трансепта и апсиды (то бишь, от львиной доли витражей базилики) после буйства революционных масс, к сожалению, не осталось ничего, так что и реставрировать было нечего.
( Поэтому соратники Виолле-ле-Дюка наплодили новых - с французскими королями, с римскими папами, с неизбежным житием святого Дионисия и т.д., и т.п. Честно говоря, я не очень-то люблю девятнадцативечные витражи (а по большей части вообще их не перевариваю), но даже с точки зрения нелюбителя могу сказать: витражи хорошие. Сами увидите.
Ну а теперь зайдем, наконец, внутрь.
Неф:


Большая часть базилики заставлена гробиками и саркофагиками возвращенными из музея Ленуара надгробиями. В этом посте я на них сосредотачиваться не буду - будет еще для них время, но для полноты восприятия покажу, как это выглядит, так сказать, en masse:


Вышеупомянутые витражи нефа - с королями и королевами:


Витражи апсиды - со обезглавленным святым Дионисием по центру:


Вид из алтарной части на пересечение нефа и трансепта:

Северный трансепт. Витражная роза с Иессеевым древом - не Сугериева (у Сугерия не роза, а небольшое, на современные деньги, окошко в капелле деамбулатория, потом увидим), а девятнадцативечная, но тоже очень неплохая.


Все как положено: в центре спит Иессей, а от него во все стороны произрастают его потомки - начиная с Давида и Соломона и заканчивая Девой Марией на самом верху. Похожее "круговое" древо есть в парижском Нотр-Даме и в руанском Сент-Уэне, и вообще еще много где, но я сейчас не вспомню.










Под розой - галерея особо выдающихся римских пап:



В южном трансепте тоже есть роза - с благословляющим Христом, но южную розу закрыли на реставрацию. Зато здесь можно поглядеть на занятный витраж с Наполеоном, восстанавливающим Сен-Дени (ничего не скажешь, заслужил Буонапарте! :-))):



Ну и, наконец, апсида. Вот это уже Сугерий - отреставрированный, конечно, но все-таки Сугерий. :-))) Опорных колонн двенадцать - по числу апостолов (с этого ракурса только восемь, но вы мне верьте: остальные просто в кадр не влезли). Подсветка - синяя: цвет Богоматери и любимый цвет Сугерия, та самая "сапфировая материя" (думаю, Сугерий на том свете глубоко одобряет современных осветителей). Вот этот чудный резной балдахинчик над алтарем, емнип, раньше был на гробнице Маргариты Фландрской, ну а сейчас покрывает алтарь и ковчежец с мощами Дионисия (какого-то из трех) и его товарищей-мучеников.



Витражи апсиды с Дионисием со товарищи:


Нервюрные своды - настоящие готические нервюрные своды, причем первые с мире! :-))


Балдахинчик:






А пол в алтарной части - со знаками Зодиака. :-)) Зодиак в Сен-Дени любят ничуть не меньше, чем в остальных французских церквях.

Далі буде...
тыквуваучеры от авиакомпании на неопределенный срокhanna-summary, из-за макроновского локдауна или перевозчик сам отменил? У нас уже полгода такая филькина грамота на Мадрид лежит.
Хитромудрым типом был этот аббат Сугер
Еще и гиперактивным! :-)) Сам по стройке бегал, сам стройматериалы добывал, лично обскакал все аббатские леса, чтоб найти какое-то особо высокое дерево, которого для строительных конструкций не хватало (потом то ли в "De administratione". то ли в "De consecratione" хвастался, что это ему вещий сон был, где искать).
hanna-summary, нас, вроде, пока пускают в Хорватию и куда-то еще, но с такими темпами и Хорватия вот-вот накроется.
Это типичный подход 19 века, в филологии он тоже процветал.