Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Диетическое

Не так страшна диета, как диетическая готовка. Взбейте отдельно белки, взбейте отдельно желтки, блядь. В еще одной посудине отдельно взбейте еще чего-нибудь. Параллельно, чтобы не терять времени, достаньте из микроволновки/поставьте в микроволновку/засуньте в блендер/запарьте/сварите/стушите в собственном соку. Вы еще не задолбались к хуям? Тогда пойдите погрейте чего-нибудь на водяной бане. Завтра вы это «что-нибудь» сожрете в один присест, но наготовить этого впрок никак нельзя, потому что, мать его, оно больше суток даже в холодильнике не хранится.

Блядь, и почему я не умею усваивать кефир, как нормальные люди? Вон, эти самые люди, гляжу, закинутся с утра кефирчиком – и сыты. А тут выебывайся, чтобы обеспечить себе что-нибудь съедобное в узком кругу ограниченных продуктов, да еще чтобы от этого съедобного с души не воротило…

P.S. Ах да, а в конце этой каторги еще и ВЫМОЙТЕ ВСЮ ЗАГАЖЕННУЮ ПОСУДУ. Блядь, и какого хрена я в свое время решила, что мне не нужна посудомойка? Вот щас бы она пригодилась…

---

Тихие домашние радости

Вуайеризм как он есть:



Счастье-то какое, попугай прилетел прям перед морду!..

---

Эх, какой мне сегодня под утро чудный сон снился! Будто сижу я черт знает где на концерте (наверное) и слушаю какой-то генделевский кончерто гроссо. Причем хорошо так сижу, с комфортом, развалившись, чуть ли не с сигареткой, ноги на соседнем стуле, а на коленях у меня партитура, и я по ней, значится, по ходу дела исполнение отслеживаю. Отслеживаю, и прямо душа радуется: думаю, какой замечательный оркестр, как здорово играют, как хорошо, что я сюда попала!

И почему-то я всю дорогу уверена, что играют фа-мажорный концерт, который HWV 331. И вдруг до меня внезапно доходит: да ведь 331 - он же совсем не такой, это что-то новенькое, запоминать надо, запоминать, быстро, потом, может, хоть главную тему запишу себе!..

И, естественно, ни хрена не запомнила. Никогда не могу запомнить музыку из снов. (

---

Медичи: идеальный консильори, или Три беды папы Климента

Джованни ди Биччи
Козимо Старый: часть 1
Козимо Старый: часть 2
Козимо Старый: часть 3
Пьеро Подагрик
Лоренцо Великолепный: часть 1
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (начало)
Лоренцо Великолепный: часть 2. Заговор Пацци (продолжение)
Лоренцо Великолепный: часть 3. Игра ва-банк
Лоренцо Великолепный: часть 4. The best
Лоренцо Великолепный: часть 5. Микеланджело, Савонарола и звезда над Карреджи
Пьеро Невезучий
Джованни Медичи (Лев X): часть 1
Джованни Медичи (Лев X): часть 2

Несмотря на деловые таланты кузена Джулио, после смерти папы Льва оказалось, что покойный провел свой понтификат столь бурно, что теперь в ватиканской казне было хоть шаром покати. Как пишет Норвич, даже на свечки для папских похорон денег не хватило: благо, незадолго до того скончался кардинал Джанантонио ди Санджорджо, так распорядители сообразили пустить в ход огарки, оставшиеся от кардинальского погребения.

(Тут, правда, Норвич в порыве добрых чувств к папе Льву несколько перегнул палку: на самом деле кардинал ди Санджорджо помер еще в 1509 году – то бишь за двенадцать лет до смерти Льва, так что весьма сомнительно, что кардинальские огарки смогли дотянуть до описываемых событий. Но вот что папские финансы пели романсы – это, увы, святая истина).

Впрочем, безденежье – это еще полбеды. Строго говоря, мало какой понтифик оставлял после себя полную кубышку, так что для Ватикана финансовый кризис был делом привычным. Гораздо больше всех волновало, кто же станет преемником Льва. Ватиканские диванные аналитики считали, что, скорее всего, это будет лучший друг и любимый кузен покойного, кардинал Джулио де Медичи. Сам Джулио, естественно, придерживался того же мнения. Максимум уступок, на которые он готов был пойти, – это чтобы папой избрали его приятеля и союзника Алессандро Фарнезе, – но, конечно, будет куда лучше, если понтификом станет он сам.

К сожалению, у конклава имелась на этот счет иная точка зрения. Активнее всех против Джулио выступали кардинал Содерини (которого восемь лет назад покойный папа Лев при аналогичных обстоятельствах развел как лоха) и кардинал Колонна (которому очень хотелось избраться в папы самому). К этой парочке примкнули французские кардиналы, которые еще не забыли, как покойный Лев водил за нос их короля, так что еще один Медичи на Святейшем престоле им и нафиг не был нужен. В общем, противоборствующие стороны уперлись рогом, и конклав, как водится, зашел в тупик.

И тут Джулио решил вытащить из рукава козырный туз. Братие, сказал он, знаю, что грешен и недостоин я папской тиары, так давайте изберем воистину достойнейшего и праведнейшего – кардинала Буйенса! Ну и что, что он не итальянец и половина из вас о нем в первый раз в жизни слышит? Зато человек воистину благочестивый и святой, зуб даю! Я сам за него первый проголосую!

Это, кстати, была чистая правда: и насчет «проголосую», и насчет благочестия. Старый кардинал Адриан Буйенс, сын скромного голландского плотника, выбился в люди благодаря своей учености, а кардинальскую шапку получил только потому, что в свое время его назначили гувернером будущего императора Карла V. Жизнь он вел самую аскетическую: молился, постился, питался одной овсянкой и вообще сидел себе тихо в Испании, во владениях своего бывшего воспитанника, и в Риме сроду не бывал.

Трудно сказать, на что рассчитывал Джулио, предлагая кандидатуру этого благочестивца. По мнению Стратерна, наш умненький кардинальчик надеялся, что конклав в жизни не проголосует за никому не известного старикашку (да еще и не итальянца!), а наоборот, проникнется самоотверженностью Джулио и со слезами умиления поднесет ему папскую тиару на блюдечке с голубой каемочкой. Хотя, по-моему, эта версия выглядит не очень правдоподобно. Джулио действительно был умен и вряд ли не учитывал вероятность, что конклав может ухватиться за это предложение и проголосовать за Адриана исключительно ему, Джулио, назло (как оно, в общем-то, и вышло). Однако, в любом случае, Адриан для нашего кардинальчика был наименьшим злом: он стар и дряхл – а значит, долго на папском троне все равно не засидится. Ну а после его смерти, даст бог, избирательный расклад изменится, и тогда можно будет попытать счастья по новой!

Короче говоря, конклав радостно проголосовал за Адриана (можно только гадать, сколько кардиналов-избирателей при этом злорадно крутили фиги в кармане в адрес Джулио). Но вскоре оказалось, что радоваться особо нечему.

Когда старенький Адриан Буйенс слез с корабля, приплывшего из Испании, кардиналы поняли, что они попали. Это был чудак, в самом деле веривший, что папа римский должен себя вести как наместник святого Петра! Какие там празднества, какие там пиры и маскарады, какие там раздачи должностей приближенным или хотя бы дармового винца римскому плебсу! Этот аскет тут же забился в самую убогую каморку во дворце, велел своей голландской экономке сварить ему овсянки, а после этой нищенской трапезы высунул из каморки нос, словно мышь из норы, и огласил кардиналам свое папское повеление: нечего им просиживать задницы в Риме, пусть едут в свои приходы и духовно окормляют там свою паству!

Кардиналы взвыли хором. Большинство из них в своих приходах не то что отродясь не бывали – они даже толком не знали, в какой дыре на карте мира эти самые приходы находятся! Такой жестокости к римской курии еще ни один понтифик не проявлял. Даже позапрошлый папа Юлий II, таскавший бедных кардиналов в военные походы, сразу показался им заботливой мамочкой по сравнению с этим праведником.

Но делать нечего: пришлось подчиниться. Проклиная все на свете, кардиналы потащились вон из Рима по месту прописки. И сразу же после их отъезда перед городской экономикой замаячила неиллюзорная угроза полярного песца: римская инфраструктура, которая веками затачивалась под обслуживание шикарной жизни папского двора, осталась без заказчиков! Ювелиры, портные, повара, строители, куртизанки, музыканты, поэты, художники – все оказались не при делах! По словам Вазари, хуже всего пришлось художникам, поскольку оказалось, что Адриан VI (после интронизации Буйенс не стал менять имя, хотя, в общем-то, среди римских пап это было не принято) относит к разряду нехороших излишеств не только пиры, балы и маскарады, но и всякого рода искусство.

«В (его) правление… все искусства и все таланты притеснялись так, что если бы управление апостольским наместничеством находилось в его руках дольше, то за время его понтификата в Риме произошло бы то же, что происходило в другой раз, когда все статуи, уцелевшие после готских разрушений (как хорошие, так и плохие), были обречены огню. И уже начал Адриан (следуя, быть может, примеру первосвященников тех времен, о которых уже говорилось) помышлять о том, чтобы разрушить капеллу божественного Микеланджело, говоря, что это баня, полная голышей. Презирая все хорошие картины и статуи, он называл их мирской похотью и вещами постыдными и мерзкими», - гневно пишет Вазари, кипя обидой за своих старших коллег.

Адриан VI – человек, считавший фрески Микеланджело неприличной порнографией:



Естественно, творческая интеллигенция начала активно сваливать из Рима. Первым сбежал великий сатирик Пьетро Аретино, в свое время обстебавший покойного папу Льва и его любимого слоника. Не сообразив вовремя, что у Адриана, в отличие от его предшественника, чувство юмора отсутствует как класс, Аретино по привычке разразился издевательскими стишками по поводу избрания нового папы – и в результате еле успел унести ноги из Вечного Города.

Вслед за ним подались в эмиграцию прочие деятели науки и искусств, быстро убедившиеся, что при таком замечательном понтифике им остается либо подыхать с голоду, либо познакомиться с папскими застенками. Уехал в их числе и Лев Африканский (он же аль-Хасан ибн Мухаммад аль-Ваззан) – крещеный мавр родом из Гранады, филолог и географ, будущий автор шестнадцативечного бестселлера «Описание Африки и примечательных вещей, там находящихся». В свое время сей ученый муж, добираясь морем из Каира в Тунис, попался в плен к испанским корсарам, которые перепродали его госпитальерам, а госпитальеры, в свою очередь, преподнесли этого ценного раба папе Льву в качестве экзотического подарка. На аль-Хасаново счастье, папа Лев любил умных людей, поэтому в неволе ценный раб не задержался. Его отпустили на свободу, назначили ему щедрую пенсию (чтобы не дай бог не уехал из Италии) и крестили в истинной католической вере, причем в роли крестного выступил самолично папа Лев. Таким образом аль-Хасан ибн Мухаммад аль-Ваззан официально превратился в Джованни Леоне де Медичи (или, на арабский лад, в Юханну аль-Азада аль-Гарнати – Иоанна Льва из Гранады, хотя в Европе его предпочитали называть Львом Африканским). При жизни папы Льва его мавританский крестник катался как сыр в масле, но после восшествия на Святейший престол Адриана у географа начались проблемы. Адриан, много лет возглавлявший арагонскую инквизицию, относился к крещеным маврам с профессиональной подозрительностью, так что Лев Африканский решил не испытывать судьбу и удрал из Рима в Болонский университет – составлять арабско-еврейско-латинский словарь.

Себастьяно дель Пьомбо, «Портрет гуманиста» (имеется версия, что этот гуманист – наш Лев Африканский и есть):



В общем, как вы понимаете, общественных симпатий папа Адриан не сыскал. Его не любил никто – ни ученые, ни богема, ни кардиналы, насильно выпихнутые из Рима в родимые диоцезы, ни римские горожане, искренне полагавшие, что папа, который не тратит денег, - это не папа, а говно какое-то. В итоге, когда через полтора года после своей интронизации Адриан скончался (официально – от болезни почек, а неофициально – может, и помог кто…), в Риме от радости чуть с ума все не посходили. Больше всех радовался умненький кардинальчик Джулио, который на сей раз успешно склонил конклав на свою сторону и – ура-ура! – стал следующим папой, приняв имя Климента VII.

А теперь давайте вглядимся в нашего героя поближе. Почти всю свою жизнь он скромно прятался за спиной своего любимого кузена, не отсвечивая без особой нужды, так что пришла пора наконец-то разобраться: что за человек был кардинал Джулио Дзаноби де Медичи, бастард великолепного Джулиано, рожденный от безвестной флорентийки, имя которой историки до сих пор и назвать-то с уверенностью не могут?

Прежде всего – большой умница. Джулио действительно был очень умен – недаром он был правой рукой папы Льва (вы вообще попробуйте рулить всеми папскими делами без соответствующего уровня IQ!). Внешне – писаный красавец: весь в своего родителя. Хороший финансист. Отличный дипломат. Одаренный музыкант-любитель, прикормивший при своем дворе Франческо ди Милано и Карпантра. Большой фанат научных открытий: уже будучи папой, Джулио попросит своего секретаря Иоганна Видманштеттера прочесть для него и его кардиналов разъяснительную лекцию по теории Коперника – и, что характерно, ни малейшей ереси в этой теории не найдет, а, напротив, одобрит ее целиком и полностью (в отличие от Лютера, который саму мысль, что Земля может вращаться вокруг Солнца, а не наоборот, считал исключительно возмутительной и богопротивной).

Джулио, он же Климент VII:



Ну и, естественно, как и всякий Медичи, Джулио/Климент щедро спонсировал скульпторов-художников-архитекторов, обеспечивая работой Микеланджело, Рафаэля (который, к сожалению, до интронизации нашего героя не дожил), Джулио Романо, Сангалло-младшего, Себастьяно дель Пьомбо, Бенвенуто Челлини, и проч., и проч., тысячи их. При этом порой его подопечные доставляли ему множество проблем – особенно Челлини, ставший для папы Климента приблизительно тем же, чем был для его прадедушки Козимо гениальный уголовник Филиппо Липпи. «Величайший золотых дел мастер, который когда-либо был известен» (как скромно именует сам себя Челлини в своих мемуарах – ссылаясь, правда, на мнение Микеланджело) был на редкость склочным типом. Он хамил папским приближенным, скандалил с самим Климентом, хронически затягивал дедлайны, так что легче было помереть, чем дождаться от него выполнения заказа, и, в довершении всего, регулярно влипал во всякие криминальные истории – то голову какому-то бедолаге проломит, а то и вовсе кого-нибудь прирежет. Короче, просто золото, а не работник. И тем не менее их с папой Климентом сотрудничество продолжалось вплоть до самой смерти Климента – и никто из них двоих об этом не пожалел.

А вот с сатириком Аретино, вернувшимся в Рим после смерти папы Адриана, отношения у Климента не сложились. Нет, сначала, конечно, все шло хорошо: Аретино строчил памфлеты про всех и вся, не исключая и самого Климента, Климент над этими памфлетами от души хохотал – короче, все было в порядке. Но потом Аретино и любимый папский живописец Джулио Романо отмочили номер: Романо, маясь дурью, нарисовал шестнадцать порнографических картинок, изображающих парочки, сношающиеся в различных позах, а Аретино сочинил к каждой картинке по сонету – не менее порнографического содержания.

Образчик творчества +18:

Образчик творчества +18:

Ж: Я хочу его вот сюда, где туже!
М: Вы меня ввергаете в грех Гоморры
И в услады пап, а у этой своры
Вкуса меньше, чем у навозной лужи.

Ж: Ну, скорей же суй! М: Нет, не суну. — Ж: Ну же!
М: Вероломны женские уговоры!
Или лоно вышло сейчас из моды? — Ж: Муже,
Прекрати сейчас же пустые споры!

М: Ладно, ладно. Ваше последним слово
Остается. И уд мой Вы в полном праве
Применить хоть для дела и столь дурного.
Ж: Так-то лучше! Вставляй его, к вящей славе.

Нет, поглубже! Поглубже засунь-ка снова…
О, товарищ мой, пастырь мой добрый, ave!
М: Вот он в Вас целиком — ощущенье ново?

Ж: О, как сладость горька, рай подобен аду —
Целый год я, пожалуй, теперь не сяду.

(Здесь и далее – перевод Алексея Пурина)

Или вот, например, авторское послесловие к этому сборничку:

Пусть мне скажут — дескать, сонеты удом
Пишешь ты, взволнованный женским лоном, —
Пусть! Я шлю их этим прекрасным лонам,
А не вам, чьи лица подобны удам.

Но хочу ответить я всем занудам:
Вы, уроды, лучше б прикрылись лоном
Или раз навсегда утонули б в оном,
Если вас не тронуть и этим чудом!

Впрочем, вряд ли будет чье благосклонным
Лоно к вам — тупым запасным занудам.
Чтоб не стать, как вы, непотребным удом,

Завершу на этом я оды лонам,
Оставляя вас на съеденье оным.

Естественно, сие творение тут же расползлось по всему Риму немеренным тиражом, прославившись в веках под названием «Позы Аретино» (между прочим, триста лет спустя этими «Позами» сам Пушкин зачитывался – правда, во французском переводе). Понятное дело, такого папа Климент стерпеть уже не мог. Ладно бы еще эта порнография распространялась тихо-мирно-аккуратно, но нет – как пишет Вазари, «рисунки были обнаружены в самом неожиданном месте» (жаль только, не указывает, в каком). Разразился дикий скандал, и перепуганные Романо и Аретино смылись от греха подальше в Мантую, а их издателя, гравера Маркантонио Раймонди, не догадавшегося вовремя сделать ноги, психанувший Климент посадил в тюрьму (правда, потом довольно быстро выпустил).

Впрочем, огорчения, доставляемые Клименту его подопечными, были сущей фигней. На самом деле у новоиспеченного понтифика было три беды: французский король Франциск I, желавший рулить европейской политикой единолично, император Карл V, имевший точно такую же претензию, плюс набиравшая обороты Реформация, столько безмятежно профуканная в зародыше еще Львом X. Положим, на Реформацию еще можно было худо-бедно закрыть глаза: в Италию реформаты пока не лезли (хотя, конечно, отпадение от Римской церкви немецких княжеств здорово уменьшало папские доходы). Но вот Карл и Франциск – вот это была проблема! Оба они исповедовали принцип «кто не со мной, тот против меня», оба регулярно ломились в Италию, претендуя то на Миланское герцогство, то на Неаполитанское королевство, и оба, что самое поганое, требовали от папы исключительной лояльности к себе и непримиримой вражды к конкуренту. Короче, положение – хуже не придумаешь.

Король Франциск: "Я буду править Европой!"



Император Карл: "Нет, это я буду править Европой!"



Мартин Лютер: "Вы все мерзкие идолопоклонники, Европой буду править я!"



И все-таки, наверное, кардинальчик Джулио папа Климент смог бы справиться с этими бедами – но главная беда, как показало будущее, заключалась в нем самом. Если считать Медичи «крестными отцами» Ренессанса, то в тандеме двух кузенов покойный папа Лев был доном, а Джулио – его консильори. Причем консильори идеальным – лучше и не сыщешь. Но когда нашему кардинальчику пришла пора самому стать доном, то оказалось, что этот блестящий умница, этот хитроумный стратег, этот великолепный аналитик совершенно не умеет принимать решения самостоятельно! Пусть даже Джулио Медичи был умнее и талантливее своего покойного кузена (а, судя по всему, так оно и было) – все его таланты не стоили ровным счетом ни гроша без решительности и, если хотите, личной смелости. А вот как раз этих-то качеств Джулио/Климент, в отличие от папы Льва, был лишен начисто. Любая ситуация, требующая немедленных действий, вгоняла его в ступор. А если уж, не дай бог, нужно было делать выбор «или – или», этот мыслитель зависал между двумя альтернативами, смертельно боясь ошибиться, и в итоге, естественно, получалось черт-те что.

Само собой, при таком складе характера наместник святого Петра был просто обречен на неприятности – и неприятности не заставили себя долго ждать. Поначалу Климент решил примкнуть к императору Карлу, выступившему против короля Франциска, который в очередной раз возжелал захапать Милан. Объединенные войска Климента и Карла расколошматили Франциска под Павией, Карл захватил Франциска в плен и отправил его в Испанию – куковать в почетном заточении в мадридском Эскориале. Там Франциск просидел целый год, пока наконец не согласился на условия Карла: Франция отказывается от претензий на Неаполь, Бургундию и много чего еще, сам он обязуется жениться на сестре Карла Элеоноре и после этого может отправляться домой, но только если предварительно оставит вместо себя в заложниках своих сыновей – восьмилетнего дофина Франсуа и шестилетнего Анри (будущего Генриха II).

А тем временем, покуда французский король куковал в плену, папа Климент успел переменить свои взгляды: ему показалось, что после победы при Павии император Карл как-то уж больно усилился. Поэтому не успел Франциск выехать из осточертевшего ему Мадрида, как Климент сразу же предложил бывшему врагу дружбу и сотрудничество. Дружить, естественно, предполагалось против Карла – и, не откладывая дело в долгий ящик, король и папа тут же состряпали так называемую Коньякскую лигу. В этот альянс, заключенный высокими договаривающимися сторонами, как вы догадываетесь, в городе Коньяк, вошли Венеция, Милан, Англия, Флоренция, ну и, естественно, Франция и Папская область.

Пока что в этой инициативе Климента не было ничего фатального: балансировать как говно в проруби между Францией и Габсбургами было любимой тактикой римских пап как минимум со времен Юлия II. Проблема, однако, состояла в том, что, увлекшись этим балансированием, Климент прохлопал вражескую диверсию прямо у себя под носом.

Автором диверсии был тот самый кардинал Колонна, который в свое время метил на место папы. Заручившись поддержкой обиженного Карла V, Колонна временно свалил из Вечного Города, набрал в провинциальных ебенях армию из конных и пеших головорезов и повел их на Рим – показывать ненавистному папе Клименту, где раки зимуют.

И они показали. Услыхав о том, что к Риму приближается этакая орда, Климент от стресса впал в прострацию и не подготовился к обороне от слова "совсем". Когда войска Колонны вломились в город, тонкая душевная организация папы, видимо, надломилась с концами, и, к ужасу курии, понтифик выдал совершенно идиотский фортель: «Готовый умереть Климент VII, по примеру Бонифация VIII (которого точно так же пытался свергнуть в 1303 году один из членов семьи Колонна), надел митру и сел на трон понтифика», – описывает происходящее Гвиччардини. К счастью, у папских приближенных хватило ума схватить этого гордого суицидника за шкирку и уволочь его в замок Сант-Анджело – где вся компания и отсиживалась до тех пор, пока не заключила с Колонной сделку. Условия сделки были таковы: Климент херит все свои договоренности с королем Франциском, покидает Коньякскую лигу, ну и еще дарует кардиналу Колонне полную амнистию за все им совершенное.

Замок Сант-Анджело в Риме:



После заключения сделки Колонна чин чином увел своих головорезов из Рима, и Климент наконец-то смог выбраться из Сант-Анджело. А выбравшись, немедленно решил отыграться: издал указ о лишении Колонны священного сана, назначил за его голову награду (к вящему возмущению Колонны – оскорбительно мизерную), а также послал папскую гвардию сжечь замок своего врага к чертовой матери – что и было проделано в кратчайшие сроки. Попутно папские вооруженные силы здорово потрепали команду Колонны к югу от Рима, и, казалось бы, дела идут на лад, но…

Но с севера на Рим уже топала армия немецких наемников, посланная императором Карлом, который тоже горел желанием показать Клименту места зимовки ракообразных. Перевалив через Альпы, немцы объединились с итальянскими войсками принца Оранского и наемниками-испанцами под командованием герцога де Бурбона – родича Франциска I, перебежавшего на сторону Карла.

Немецкие наемники были, в основном, протестантами, поэтому мысль о том, что они идут грабить столицу западного христианства, никаких моральных терзаний у них не вызывала: сказал же Лютер, что Рим – это вавилонская блудница, а с блудницами как надо поступать? Вот именно. Что характерно, их испанские и итальянские «коллеги» были католиками, но душевных мук по этому поводу испытывали не больше, чем протестанты. Собственно, и те, и другие, и третьи были такими отбитыми отморозками закаленными воинами, что могли бы и мать родную за медный грош прирезать: ничего личного, просто работа такая.

Уразумев, что на него движется без малого тридцать тысяч рыл вооруженных до зубов выродков, для которых нет ничего святого, Климент опять впал в прострацию. Слава богу, кто-то из кардиналов таки убедил его попробовать договориться с герцогом Бурбонским о временном перемирии (видимо, соваться с этим предложением ко всем остальным было заведомо дохлым номером). И Бурбон даже на это предложение согласился – но тут взбугуртнули немецкие наемники. Это что ж получается, орали они, зря мы через эти ваши гребаные Альпы перлись?! Зря говно на ломбардских дорогах месили?! Ну нет, суки, не дождетесь! На Рим, братва, на Рим! Гр-р-рабить!!!

В общем, ситуация достигла точки невозврата. Немцы рванули на Рим, а за ними поперлись и испанцы с итальянцами: ну а че ж пропускать такой праздник жизни, если все равно этому вашему Риму хана?

То, что произошло потом, даже описывать не хочется. Ни разу за всю свою двухтысячелетнюю историю Рим не испытывал над собой такого надругательства. Ворвавшись в город, изголодавшиеся имперские войска с упоением занялись любимым делом – грабили, убивали, насиловали, с одинаковым пылом разрушая и кардинальские палаццо – шедевры ренессансной архитектуры, и убогие халабуды римской бедноты, где порой всего-то и добра было, что ворох тряпья да старая сковородка. Сковородка изымалась, тряпье перекочевывало к новым владельцам, а прежние хозяева оставались на пепелище – зачастую со вспоротыми животами. Чисто для статистики: если до вторжения в Риме насчитывалось около 55 000 жителей, то после него осталось всего 10 000.

Великое разграбление Рима 1527 года:



Всей этой вакханалии город мог противопоставить только 5 000 человек из папских войск да 189 швейцарцев папской гвардии. Швейцарцы, кстати, сражались до последнего: 147 из них полегло во время штурма собора святого Петра 6 мая (и с тех пор швейцарская гвардия Ватикана всегда принимает присягу именно в этот день), остальные сумели прикрыть отход папы Климента из Ватиканского дворца в уже обжитый им в прошлый раз замок Сант-Анджело.

Надо сказать, Климента в Сант-Анджело тащили едва ли не волоком: он в очередной раз решил скосплеить Бонифация VIII и принять мученическую кончину прямо на троне и с митрой на голове, но в конце концов придворные уломали его бежать через каменный коридор, соединявший Ватиканский дворец с Сант-Анджело. (Коридор этот, кстати, в свое время построил еще Александр VI Борджа, и, подозреваю, с тех пор немало пап успело помянуть этого старого уголовника добрым словом за такую удивительную предусмотрительность).

Среди немногих верных сторонников, забаррикадировавшихся в замке вместе с Климентом, был и неугомонный Бенвенуто Челлини. Судя по его мемуарам, это приключение ему даже понравилось: будучи человеком с шилом в жопе, он немедленно нашел себе занятие – прибился к замковым пушкарям. «Я продолжал стрелять из моих орудий и с ними каждый день совершал что-нибудь замечательное; так что у папы я снискал доверие и милость неописуемые. Не проходило дня, чтобы я не убил кого-нибудь из врагов с воли», - хвастается нам Бенвенуто, прибавляя, что еще до этого лично укокошил метким выстрелом из пушки не кого-нибудь, а самого герцога Бурбонского. И правда: Шарль де Бурбон действительно погиб при обстреле городских стен, но кто именно приложил к этому руку – науке доподлинно неизвестно. (Впрочем, у Бенвенуто всегда так: если он упоминает в мемуарах даму – то эта дама, конечно же, влюблена в него по гроб жизни, если коллегу по артистическому цеху – коллега только тем и занят, что превозносит гений великого Бенвенуто, если заказчика – заказчик носит его на руках и со слезами на глазах благодарит за сотворенный шедевр. Так что, само собой, если в Бурбона влетело пушечное ядро, то это ядро мог выпулить только Бенвенуто, кто же еще!).

Тем временем Европа в ужасе наблюдала за Великим разграблением Рима. Гуманисты ужасались, эстеты рыдали, дипломаты строчили друг другу письма с описанием этого трындеца. Карл V, узнав о том, что творят его войска в Вечном Городе, невинно пожал плечами и объявил у себя при дворе траур – дескать, как жаль, что отдельные вышедшие из-под контроля вооруженные группировки дошли до такого безобразия. А папа Климент, в очередной раз очухавшись от потрясения, бродил по крепостным стенам и вглядывался, не идут ли ему на помощь французские войска.

Разумеется, никакие войска не пришли. Прождав напрасно пять недель, Климент подписал с Карлом унизительный мир: Папская область отказалась от прав на Модену, Парму, Пьяченцу и порт Чивитавеккья, и вдобавок с папы содрали сумасшедшую контрибуцию – 400 000 золотых дукатов.

Впрочем, даже после подписания договора Климент еще долго не рисковал выбраться из Сант-Анджело наружу: имперские наемники, отправившиеся после разграбления Рима на летние каникулы грабить окрестные территории, к тому времени уже успели вернуться в город и несытым оком поглядывали на папский замок – а вдруг у папы еще завалялся какой-нибудь медный грош, который можно прибрать к рукам?

Гроши, кстати, вполне себе оставались – и не только медные. В промежутке между своими артиллерийскими подвигами Бенвенуто Челлини успел переплавить по приказу папы сокровища ватиканской казны в золотые цепочки. И вот в один прекрасный день Климент и Ко, обвешавшись этой бижутерией и накинув сверху заплатанные плащи, под покровом ночи слиняли из Сант-Анджело и из Рима вообще. (Причем, скорее всего, император Карл был в курсе этой эскапады, но решил не мешать: в конце концов, папа и так натерпелся от него унижений по самое никуда, так что увеличивать дозировку не имело смысла).

Через несколько дней Климент с остатками своей курии добрался до епископского дворца в небольшом городке Орвьето, где и поселился. Собственно, от дворца там было одно название – здание не ремонтировалось уже лет сто, и над некоторыми покоями даже не было крыши. С горя (а может быть, и ради утепления, чтобы не замерзнуть к хренам в этих развалинах) Климент, этот элегантный щеголь, когда-то слывший самым красивым из всех римских пап, отрастил себе густую бородищу – и так и ходил с этой бородищей до конца жизни.

Климент с бородой:



Но даже в Орвьето папу не оставляли в покое. Аккурат в этот период английскому королю Генриху VIII приспичило развестись со своей законной супругой Екатериной Арагонской и жениться на Анне Болейн. Аргументация у Генриха была следующая: до него Екатерина успела побывать замужем за его покойным старшим братом – Артуром, принцем Уэльским. Артур, правда, на момент заключения брака был еще подростком и вообще довольно быстро помер, поэтому было признано, что его брак с Екатериной до логического завершения в виде сексуальной связи не дошел. (На самом деле, папаше Артура и Генриха, старому жлобу Генриху VII просто не хотелось выплачивать Екатерине вдовью долю: мол, если брака, по сути, и не было, значит, никакая Екатерина не вдова и платить ей ничего не надо; на том и порешили).

И вот, значится, жил-жил Генрих VIII со своей Екатериной целых восемнадцать лет, а на девятнадцатом году вдруг прозрел: да это ж грех смертный! Потому как сказано в книге Левит: «Кто возьмет жену брата своего: это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они». Вот поэтому Екатерина ему наследника все не рожает и не рожает. Девчонку (будущую Марию Кровавую), правда, родила – но девчонки не в счет, это же и ежу понятно. И вообще, эта жена уже сломалась старая, несите новую!

Генрих VIII, любитель менять жен (приблизительно в том возрасте, когда он собрался в первый раз развестись):



Екатерина Арагонская:



Короче, послы Генриха приперлись в Орвьето просить папу об аннулировании брака. Сказать, что они охренели, увидав, в каких развалинах обитает глава католического мира, - это ничего не сказать. Правда, папа Климент охренел ничуть не меньше: заявление Генриха было такой эпической чушью, что даже неловко становилось. Опять же, Екатерина Арагонская приходилась родной теткой императору Карлу, и Климент небезосновательно подозревал, что как только Карл пронюхает, что решение принято не в пользу его тетушки, то разграбление Рима покажется ему, Клименту, просто мелкой неприятностью.

В итоге папа решил этот вопрос, что называется, ни вашим, ни нашим: аннулировать брак он не будет, но на рассмотрение дела в церковном суде согласен – с условием, что главным судьей будет его английский легат Лоренцо Кампеджи. А Кампеджи, в свою очередь, немедленно получил тайный папский приказ: затягивать рассмотрение дела изо всех сил, а там или ишак сдохнет, или падишах.

Однако не успели английские послы убраться из Орвьето, как на Климента свалилась новая проблема: в его родимой Флоренции начался бунт. Напомню, во Флоренции на то время проживали трое несовершеннолетних Медичи: внебрачный сын покойного Джулиано Немурского Ипполито, внебрачный сын покойного же Лоренцо II Алессандро (рожденный от чернокожей рабыни Симонетты да Коллевеккьо) и законная дочь Лоренцо II Екатерина (единственная законнорожденная наследница семейства Медичи). Так что Клименту было о чем беспокоиться.

На самом деле беспорядки во Флоренции начались сразу же, как только флорентийцы узнали о разграблении Рима. Рассудив, что с такими раскладами папа им уже не указ, горожане решили, что теперь-то уж самое время свергнуть власть Медичи и восстановить республику. Ипполито и Алессандро успели бежать из города вместе со своим воспитателем, а вот маленькой Екатерине не повезло: горожане взяли ее в заложницы и заперли в монастыре Санта-Лючия.

Исходя из этих обстоятельств, Климент решил засунуть свою папскую гордость куда подальше и помириться с императором Карлом. Карл особо и не возражал (с условием, что Климент коронует его венцом Священной Римской империи в Болонье – была у Карла такая мечта идиота) и даже выделил папе войско для принуждения Флоренции к миру. Это были несколько тысяч отморозков – тех самых, которые два года назад участвовали в разграблении Рима, так что ситуация выглядела просто отвратно. Но выбирать Клименту было не из чего.

Осада Флоренции длилась почти целый год, но в конце концов папа флорентийцев таки дожал: они открыли городские ворота. Резни, к счастью, не воспоследовало: императорские отморозки вели себя в рамочках, поскольку Климент выбил из Карла обещание, что мирные жители ни в коем случае не пострадают. Правда, с городской демократией победитель церемониться не стал: местные политические деятели были выпихнуты в изгнание, а во главе города Климент поставил своего любимого младшего родича – мулата Алессандро, которому к тому моменту уже стукнуло двадцать лет (и про которого злые языки говорили, что на самом деле он сын не Лоренцо II, а самого папы Климента). Алессандро получил многозначительное звание «главы Флорентийской республики» и титул герцога Пенне, выклянченный для него Климентом у императора Карла. Что же касается Ипполито, кузена Алессандро (а точнее, не кузена, а двоюродного дядюшки, но поскольку они с Алессандро были сверстниками, то один хрен), то ему, дабы он не чувствовал себя чужим на этом празднике жизни, папа презентовал кардинальскую шапку.

Оставалась Екатерина – тощий рыжеволосый подросток, который до конца жизни будет помнить «сладкую» жизнь в монастыре во время разгула демократических флорентийских сил. На Екатерину, кстати, у папы Климента были совсем уж грандиозные планы. После коронации в Болонье, Климент аккуратно подъехал к Карлу: мол, любезный император, а вы не будете возражать, если я выдам свою любимую внучатую племянницу за младшего сына короля Франциска?

Карл, конечно, в восторг от этой идеи не пришел, но и противиться не стал. Во-первых, он вообще слабо верил, что Франциск согласится на такой мезальянс с потомицей «торгашей» (ну и что, что мама у Екатерины была Мадлен де Ла Тур д`Овернь – папа-то у нее все равно Медичи!). А во-вторых, думал Карл, даже если у них вдруг все срастется, трона потенциальному жениху все равно не видать – младший же сын!

В общем, 28 октября 1933 года четырнадцатилетнюю Екатерину торжественно выдали замуж за ее ровесника – Анри де Валуа, герцога Орлеанского, второго сына Франциска I. Как потом покажет время, император Карл жестоко ошибался в своих прогнозах: через три года умрет старший сын Франциска, дофин Франсуа, и муж Екатерины станет наследником французского престола, а потом и королем Франции – Генрихом II. А когда в 1559 году Генриху II дадут в глаз копьем во время праздничного турнира, Екатерина станет регентшей при своих малолетних сыновьях и будет определять внутреннюю и внешнюю политику Франции целых тридцать лет подряд.

Екатерина Медичи, дочь Лоренцо II, правнучка Лоренцо Великолепного, королева Франции:



У ее единокровного брата (или же у троюродного дядюшки – это смотря как считать отцовство) – короче, у Алессандро Медичи тоже все складывалось неплохо. По крайней мере, по состоянию на момент Екатерининой свадьбы. Дальше, правда, начало происходить черт знает что, но поскольку Алессандро у нас будет героем следующей главы, то пока оставим его в покое: пусть сидит себе до поры до времени «главой Флорентийской республики» под любящим руководством то ли троюродного дедушки, то ли родного папы римского.

Сам же папа Климент, внеся в копилку своих заслуг перед родом Медичи свадьбу Екатерины с французским принцем, в том же году получил жестокий удар: английский король Генрих VIII, которому уже осточертело ждать развода с нелюбимой женой, объявил, что отныне Рим для него не авторитет и, вообще, теперь он сам будет главой английской церкви. Так Англия откололась от католического мира – и, как известно, до сих пор туда не вернулась (и вряд ли вернется).

После такого афронта Джулио де Медичи aka Климент VII протянул всего год. 25 сентября 1534 года наш герой скончался в возрасте 56 лет – вроде бы как от желудочной/печеночной немощи, хотя поговаривали, что на самом деле папа Климент неудачно откушал грибочков, подсунутых некими анонимными доброжелателями. За десять лет своего понтификата он успел профукать Англию, допустить разграбление Рима и успешно уменьшить площадь Папской области практически вдвое – короче, уронил политический авторитет Святейшего престола до рекордно низких величин. Зато его деятельность на семейном фронте оказалась куда более эффективной: мало того, что его внучатая племянница стала французской королевой – так еще и именно благодаря папе Клименту Медичи стали герцогами Флоренции (но об этом, опять же, в следующей главе).

А еще этот незадачливый папа преподнес человечеству подарок: за несколько месяцев до смерти он заказал другу своего детства Микеланджело написать в Сикстинской капелле «Страшный суд». Сам Климент, правда, до завершения работы не дожил, но зато мы с вами живы и можем теперь смотреть на шедевр Микеланджело сколько влезет!



Продолжение следует…

@темы: Медичи

---

"Итальянка в Алжире"

L’italiana in Algeri
Isabella - Cecilia Bartoli
Mustafà - Ildar Abdrazakov
Taddeo - Alessandro Corbelli
Lindoro - Edgardo Rocha
Haly - José Coca Loza
Elvira - Rebeca Olvera
Zulma - Rosa Bove

Philharmonia Chor Wien
Ensemble Matheus
Conductor - Jean-Christophe Spinosi
Directors - Moshe Leiser, Patrice Caurier
Aug. 2018, Haus für Mozart

ЙЕХУ-У-У, ГРАЖДАНЕ, МНЕ ФАРТИТ!!! Небо послало мне в придачу к зальцбургскому "Ариоданте" зальцбургскую же прошлогоднюю "Итальянку в Алжире" с Бартоли. Е-мое, я эту "Итальянку" ждала стольконеживут десять лет - еще с тех времен, когда Бартоли замутила в Цюрихе "Турка в Италии": думаю, парные ж оперы, расчехлится же она когда-нибудь на золотой дубль...

Расчехлилась. С Лейзером и Корье расчехлилась. Лейзера&Корье вдруг просветлило, и вместо убогой трешатины типа "Цезаря"-2012 они внезапно сделали осовремененную - но офигенно смешную постановку. Это что-то с чем-то: "Итальянка" - она и в "оригинале"-то ржачная до колик, но тут я хохотала как гиена битых два с половиной часа без перерыва. :-)))))))

На всякий случай напоминаю завязку сюжета: славного итальянского парня Линдоро черт понес в турпоездку путешествие. Путешествие закончилось плохо: наш турист попал в рабство к алжирскому бею Мустафе. У бея Мустафы свои проблемы: бею надоела законная супруга - дескать, чересчур скучная, чересчур послушная, никакого тебе драйва в семейной жизни. Посему бей заказал своим корсарам раздобыть ему новую спутницу жизни - из страны, где "женщины дают жару своим поклонникам", то бишь из Италии. А прежнюю супругу бей намерен сбагрить своему рабу Линдоро: мол, я тебя, мужик, освобожу, только женись на моей благоверной и увези ее к чертовой матери к себе на родину.

Линдоро долго отнекивался (у него в Италии своя дама сердца имеется), но в конце концов высокие договаривающися стороны пришли к компромиссу: Линдоро увозит жену Мустафы в Италию, а женится он там на ней или нет - это уже Мустафу не интересует. В общем, славный итальянский парень уже начинает паковать чемоданы, но тут - внимание, рояль в кустах! - Мустафе привозят заказанную и отловленную итальянку. А итальянка эта - Изабелла, та сама дама сердца Линдоро, женщина весьма решительная и авантюрная: ее и захватили-то на корабле, на котором она плыла разыскивать своего пропавшего бойфренда. В качестве бонуса вместе с Изабеллой корсары отловили ее престарелого поклонника Таддео, пребывающего в вечной френдзоне, однако упорно таскающегося за Изабеллой по всему ее запутанному маршруту...

Поскольку постановка, как уже было сказано, осовремененная, персонажи претерпели некоторые изменения. Линдоро превратился в веселого раздолбая-растамана с косячком. Бей Мустафа - в главу местечковой алжирской банды, промышляющей то ли кражей, то ли контрабандой бытовой техники. С Изабеллой, Таддео и женой бея особых метаморфоз не произошло, да и не надо было: персонажи они вполне вневременные (каждый по своему, хе-хе).

В общем, пристегните ремни: прибытие великолепной Изабеллы в арабские трущобы экзотический Алжир! Кто соскучился по Бартоли в контральтовом диапазоне, тому сейчас будет бальзам на душу.

Warning!!! Русский перевод местами откровенно убог, но субтитры не мои - все претензии к каналу "Культура".



И сразу же - явление френдзонного Таддео (в рамках конспирации представившегося дядюшкой Изабеллы).


Очень люблю Корбелли и очень люблю этот дуэт, однако еще больше люблю его (дуэт, а не Корбелли) с Тервелом. Но это так, чисто к слову пришлось...

Далее: феерическое знакомство Изабеллы с Мустафой. Тут великолепно все: от самого Мустафы до его братвы в спортивных костюмах и с кальянами (имею мнение: не табак они там курят!):



Непосредственное продолжение, оно же финал первого акта. Как это обычно водится у Россини, финал первого акта состоит из сцены всеобщего офигения, плавно переходящей в сцену массового психоза. И не надо жаловаться, что ту же самую схему мы видели в "Цирюльнике", в "Золушке", в "Турке в Италии" и проч., и проч.: а вы попробуйте сами строчить по четыре оперы в год - еще не так повторяться начнете! Начинается все с того, что пред светлы очи Мустафы и Изабеллы является рыдающая супруга Мустафы в сопровождении старой ведьмы своей служанки и Линдоро с чемоданами. Собственно, эта троица всего лишь хотела попрощаться с Мустафой перед отъездом в Италию, но тут все заверте...



Второй акт

Короче, как вы поняли, уже никто никуда не едет. :-)) В начале второго акта Изабелла успевает выдать люлей вновь обретенному Линдоро ("Жениться собрался, паскуда???"), получить от Линдоро исчерпывающие объяснения и договориться, что надо бы делать отсюда ноги. Покуда наша парочка размышляет, как половчее это реализовать, Мустафа думает думу, как бы покрасивше подкатить к Изабелле. Думал-думал и придумал: сделать ее "дядюшку" Таддео своим каймаканом (каймакан, он же каймакам - это вообще-то такой глава райадминистрации в османской Турции, но в трактовке либреттиста это типа главный помощник бея).

Итак, посвящение "дядюшки" в каймаканы! Вообще-то по либретто его должны были обрядить в экзотические восточные шмотки, но поскольку у нас банда гопников, барыжащих крадеными телевизорами, то Таддео в ходе почетной церемонии пожаловали истинно пацанским абибасом и кэпкой!

L’italiana in Algeri (Rossini) - Ah se da solo a sola - Viva il grande kaimakan! (Abdrazakov, Corbelli) (Russian subs) from Kurufin Crafty on Vimeo.

Далее в сериале: Изабелла готовится к визиту Мустафы. В "оригинале" она просто красилась и наряжалась, но Бартоли - женщина без комплексов, поэтому ее Изабелла принимает на сцене ванну, разбрасывается лифчиками и едва не доводит до летального спермотоксикоза итало-алжирское трио вуайеристов.



Дальше в порядке очередности следуют: небольшой скандальчик (в ходе попытки принявшей ванну Изабеллы помирить Мустафу с женой), сердечный приступ у вышеназванного Мустафы, а также окончательная кристаллизация плана побега в головах у нашей итальянской диаспоры. Изабелла, Линдоро и Таддео наплели Мустафе, что в благодарность за посвящение Таддео в каймаканы собираются посвятить его, Мустафу, в "паппатачи". Это, дескать, такой почетный-препочетный итальянский титул: от его обладателя требуется только вкусно есть и много спать, и за это все итальянские дамы будут его любить бесплатно. Мустафа радостно соглашается, не подозревая, что коварные заговорщики затеяли сию церемонию, дабы беспрепятственно слинять.

Между прочим, Таддео тоже кое о чем не подозревает: например, о том, что вот этот шустрый итальянский раб - это и есть тот самый Линдоро, большая-пребольшая любовь его драгоценной Изабеллы. Причем посвящать его в эту интимную подробность наша креативная парочка ни фига не спешит...

Итак, Изабелла готовит к побегу всех имеющихся у Мустафы итальянских рабов (между прочим, вы только зацените, КТО там у него в рабах! :-)))), а также исполняет боевой гимн феминизма песню о Родине:



А теперь - кульминация: торжественное посвящение Мустафы в "паппатачи"! На этом месте я согнулась пополам и окончательно закончилась как личность :-)))))))))))) Рожи у хора доставляют особо.



Опять же, непосредственное продолжение в виде финала оперы:

спойлер

пленники сбежали (всей футбольной командой, да), Мустафа прозрел, обозлился, но потом успокоился, плюнул и помирился с женой: знаете, ну его нафиг, этих ваших итальянок, порядочная мусульманская женщина куда надежнее!

L’italiana in Algeri (Rossini) - Finale II (Bartoli, Abdrazakov, Corbelli) (Russian subs) from Kurufin Crafty on Vimeo.

И наконец, в качестве бонуса - поклоны и бис. Бис тут отдельная хохма: это полный трындец, товарищи! :-))

L’italiana in Algeri (Rossini) - Encore (Andiamo!) (Bartoli, Abdrazakov, Corbelli) from Kurufin Crafty on Vimeo.

@темы: Alessandro Corbelli, L'italiana in Algeri, Cecilia Bartoli, Россини, Rossini

---

За окном целый день лупит дождь. В новостях пишут, что к нам идет циклон "Ксеркс".

С нетерпением жду ураган "Альцина" и торнадо "Неистовый Роланд".

Handel, Serse - Ariodate sen viene - Crude Furie (Paula Rasmussen) - Russian sibtitles from Kurufin Crafty on Vimeo.

@темы: Гендель, Handel, Serse, Paula Rasmussen

---

"Я духов вызывать могу из бездны!" - "И я могу, и каждый это может. Вопрос лишь, явятся ль они на зов". (с)

Ха, смотрю, по народу картинка ходит забавная. Причащусь и я.

Люди добрые, какие пять вещей вы положили бы в углы пентаграммы, чтобы призвать меня?

Как вариант, желающие вправе предложить пять вещей, чтобы меня изгнать.

---

Бартоли с бородой

Ariodante - Salzburg Festival (2017)
Ariodante - Cecilia Bartoli
Ginevra - Kathryn Lewek
Dalinda - Sandrine Piau
Polinesso - Christophe Dumaux
Lurcanio - Rolando Villazón
Il Re di Scozia - Nathan Berg
Odoardo - Kristofer Lundin
Director -Christof Loy
Les Musiciens du Prince, con. Gianluca Capuano
Кому нужен краткий пересказ сюжета – добро пожаловать сюда.

Замечательный человек  us4es прислал мне перед праздниками зальцбургского «Ариоданте»-2017. Ага, того самого, где Бартоли с бородой, но в платье.

Короче, борода - это, оказывается, глубокий концепт. Рыцарь Ариоданте внезапно (!) осознает в себе женское начало и превращается в MtF женщину.

Почему в женщину, зачем в женщину, спросите вы?

А вот нипочему. Просто так. Как у Вирджинии Вулф в «Орландо» (откуда эта ценная мысль и слизана целиком и полностью): ну превратился себе и превратился, ачетакова. Кстати, перед началом первого и третьего актов даже идет читка кусков из «Орландо» - в знак художественной преемственности, так сказать, и чтобы все всё сразу поняли, но все равно помогает плохо.

Честно говоря, до меня вообще так и не дошло, на фига нужно было натягивать эту литературную сову именно на «Ариоданте»: брали бы уж тогда «Роланда» и на него и натягивали бы! Там хоть герой-тезка есть, и вообще, учитывая психиатрический статус Роланда, брючное меццо имеет полное право превратиться в кого угодно - хоть в женщину, хоть в телепузика, хоть в неведому зверушку, причем без всякого ущерба для сюжета. Но то ли постановщик решил, что «Роланд» недостаточно масштабен (как же, жалкие два с половиной часа против почти четырех!), то ли синьоре Чечилии принципиально приспичило страдать в "Scherza infida", а не в "Stigie larve" – фиг его знает, но имеем то, что имеем.

Сама же постановка, если исключить супероригинальный ход в виде гендер-бендера, представляет собой обычный фестивальный трешачок: пиджаки пополам с камзолами, свальный грех в балетных номерах в конце второго акта (е-мое, ну хоть кто-нибудь когда-нибудь поставит этот несчастный конец без +18???) и вечно кто-то из героинь в ночнушке по полу ползает. Короче, все как положено.

Теперь о касте. Каст отличный: тут есть Далинда-Пьо, олбанский герцог Дюмо, которому сам бог велел играть интересных негодяев, и очень хорошая американочка Левек в роли Джиневры. С низкими мужскими голосами, правда, все далеко не так радужно: Берг в образе папы-короля ни рыба ни мясо, а Вильясон-Лурканио смахивает на молодого Карла Маркса и поет так, что лучше бы уж шел «Капитал» писать, – но все это мелочи, не заслуживающие ни малейшего внимания, поскольку кто вообще в здравом уме будет слушать низкие голоса в барочной опере? :-)))

Ну и, естественно, круче всех – сама Бартоли, которая хулиганит вовсю и явно получает от происходящего массу удовольствия. Поет в своей обычной манере – местами небрежно, но с таким запалом и с такой силой убеждения, что волей-неволей поверишь, что это не баг, это фича. :-) А когда дело доходит до высокого трагизьму, так вообще туши свет – все забудешь, все ей простишь, просто сядешь перед экраном и зарыдаешь как дурак.

А теперь – слайды! (с) Для пущего удовольствия – с русскими субтитрами.

Славный рыцарь Ариоданте (пока еще мужик) обмывает с братаном и олбанским герцогом свою помолвку с Джиневрой:



Коварный герцог подговаривает влюбленную служанку Далинду устроить политическую провокацию:



Королевский бал. Бартоли с Дюмо тоже пляшут - как умеют.



Коварный герцог реализует свои черные замыслы:



А теперь давайте-ка все дружненько порыдаем. Я серьезно. По-моему, тут наша кавалерственная дама превзошла сама себя. Кстати, начинается процесс смены пола:



Еще высокого пафоса: славный рыцарь Ариоданте, все еще с бородой, но уже с декольте, блуждает по глухим лесам и спасает жертв абьюза и киднеппинга. Рецитация в самом начале – это куски из вулфовского "Орландо" в итальянском переводе (по правде сказать, надерганные из разных мест и сшитые на живую нитку):



А тем временем в далекой галактике при шотландском дворе герцог Полинессо выпендривается перед одураченным королем:



Развязка: поединок герцога и Лурканио, триумфальное явление безбородого/безбородой Ариоданте и беспримерная по уровню сценического нахальства Dopo notte! :-)



Что характерно, перемене пола славного рыцаря никто особо и не удивился – дама так дама, хорошая дама получилась, боевая такая, че вам еще надо... Ну а мне лично Бартоли в этом эпизоде настолько напомнила ее же Золушку хьюстонских времен, что на какую-то секунду я даже словила глюк: щас, думаю, ка-а-к заведет "Non più mesta" да ка-а-ак начнет воздавать всем сестрам по серьгам добродетелям... Но, слава богу, все обошлось.

Ну и в качестве завершения банкета покажу еще хэппиэнд Далинды и Лурканио над телом убиенного герцога - во-первых, я просто люблю этот дуэт, а во-вторых, Вильясон-Лурканио по ходу действия раздобыл где-то книжку "Как перестать орать и начать петь как нормальный человек", так что все вышло очень лиричненько:



P.S. А полностью все это дело можно скачать на "Погружении" или посмотреть целиком на ютубе (пока не выпилили).

P.P.S. Кажется, пора заводить аватарку с бородой...

@темы: Гендель, Handel, Christophe Dumaux, Ariodante, Sandrine Piau, Kathryn Lewek, Cecilia Bartoli

---

Святой Ремигий, его чудесная базилика и прочая недвижимость

А теперь - обещанная сага о святом Ремигии (он же, на современный французский лад - Saint Remi), без которого в Реймсе и шагу не ступят.

По-хорошему, по его биографии надо было бы снимать фэнтезийный сериал ("Мерлин" просто отдыхает), но, боюсь, несмотря на всю продвинутость святой католической церкви, до такого либерализма Ватикан все-таки не дойдет.



Родился сей добродетельный муж в тридцатых годах пятого века в Реймсе и происходил из потомственной семьи епископов: у него был папа епископ, старший брат - епископ и, по некоторым данным, дедушка по материнской линии - тоже епископ. Естественно, Ремигию не оставалось ничего иного, как тоже стать епископом, причем в весьма юном возрасте – в 22 года. Как сообщает Флодоард, на сию должность его избрали местные жители, причем юный Ремигий «упирался с немалой твердостью», но «над его святой макушкой внезапно образовалось сияние нимба, и вместе с этим нимбом на его голову излился с небес елей божественного помазания».

Понятное дело, после этого обладатель святой макушки упираться перестал и принял под свое крыло реймсскую паству.

С этого времени и до определенного момента биография Ремигия представляет собой стандартный cursus honorum будущего святого: исцелял больных, экзорцировал бесноватых, чудесным образом умножал количество вина в бочках (заметим: не превращал воду в вино – такое простому смертному не по чину, – а просто умножал), ну и вот еще как-то раз пожар в Реймсе молитвами потушил. Однако воистину звездный час нашего героя настал, когда он сумел уговорить креститься франкского короля Хлодвига.

На всякий случай еще раз напомню: дело происходило в пятом веке, так что пусть слово «король» вас не обманывает – Хлодвиг не был крутым дядей с золотым венцом на голове вроде Карла Великого или, упаси боже, византийских императоров. На наши деньги его скорее можно было бы назвать потомственным главарем вооруженной преступной группировки, которая с переменным успехом терроризировала жителей нынешней западной Бельгии, западной Германии и небольшого куска северо-восточной Франции, собирая с них мзду в свою пользу. Впрочем, Хлодвиг был весьма успешным товарищем: в его личной ОПГ состояло как минимум от 3000 до 6000 членов (у многих его конкурентов и того не было), так что вскоре территория Франкского королевства изрядно расширилась.

Как и всякий уважающий себя германский гопник, Хлодвиг был кондовым язычником, однако с Ремигием они вполне ладили: видимо, Хлодвиг считал, что епископ Реймса – это в любом случае очень крутой бугор, так что водить с ним знакомство реальному пацану отнюдь не зазорно. Время от времени, когда Хлодвигова гопота распоясывалась и грабила христианские церкви, Ремигий обращался к своему «корешу», тот давал подчиненным по мозгам, и кое-что из награбленного имущества даже возвращалось на место (правда, обычно уже в крайне испоганенном состоянии - но и на том спасибо).

Еще у Хлодвига была жена-христианка – бургундская принцесса Клотильда, или, как ее называют в других источниках, Хродехильда (похоже, уже в те времена элементы (h)luot и (h)ruod в именах не сильно различались). Время от времени Клотильда с Ремигием наседали на Хлодвига с уговорами «а не покреститься ли тебе, дорогой», но на мнение жены Хлодвиг традиционно клал с прибором, а Ремигию выдавал политическое объяснение: дружина, мол, меня не поймет (совершенно в духе нашего Святослава Игоревича, к которому приставала с аналогичными предложениями мама Ольга).

Впрочем, в один прекрасный момент Хлодвига сильно прижало. Он встрял в крупную заварушку с алеманнами, и эта заварушка могла для него закончиться очень плохо. Однако в разгар решающей битвы Хлодвигу пришло в голову обратиться к «богу Клотильды» с совершенно деловым предложением: «Если Ты даруешь мне победу над моими врагами и я испытаю силу Твою, которую испытал, как он утверждает, освященный Твоим именем народ, уверую в Тебя и крещусь во имя Твое» (© Григорий Турский).

Конечно, все сразу же пошло на лад. Алеманны были порезаны в капусту, а Хлодвиг, убедившись в полезности христианства, поступил как честный пацан человек и дал Ремигию себя крестить.

"Здесь был Вася святой Ремигий крестил Хлодвига, короля франков" (памятная плита в Реймссском соборе):



Произошло сие историческое событие в Реймсе на Рождество (хотя вот «Хроника Фредегара», например, утверждает, что на Пасху) не то 496, не то 498, не то вообще 500 года. По легенде, во время крещения случилась какая-то проблема с освященным миром (то ли емкость с ним разбили, то ли просто служитель, который его нес, не смог протолкаться в церковь из-за большого скопления народа), но с небес слетел ангел в виде белого голубя и принес в клювике стеклянный сосуд с самолучшим миром – им Хлодвига и помазали. Этот сосуд (он же – Святая ампула Стеклянница, по-французски – Sainte Ampoule) вплоть до Великой французской революции хранился в реймсском аббатстве Сен-Реми, и миром из него помазывали на царство всех французских королей. Во времена ВФР, однако, воинствующие атеисты вытащили Стеклянницу из аббатства и торжественно разбили при большом скоплении народа, а осколки официально отправили в Париж – показать Конвенту. Впрочем, через тридцать лет объявился некто, заявивший, что чудесным образом спас один осколок: Реймсский капитул рассмотрел это заявление и признал осколок достоверным, его оправили в золото и вмонтировали в дно новой Стеклянницы, из которой четыре года спустя помазали на царство Карла X.

В общем-то, эта старая-новая Стеклянница до сих пор хранится где-то в Реймсе - то ли в Сен-Реми, то ли в соборе, но мы ее не видели да и, честно говоря, не особо и любопытствовали - в городе и без Стеклянницы чудес пруд пруди.

Однако вернемся к Хлодвигу. Как показало время, он поставил на правильную лошадку, поскольку, связавшись с Ремигием, принял ортодоксальную версию христианства, а не арианскую, как большинство его соседей. В исторической перспективе это оказалось очень верным решением, но в моральном смысле, увы, крещение на Хлодвига особо не подействовало – как был обычным варваром-уголовником, так и остался. Просто теперь он резал конкурентов (включая собственную родню) не как непросвещенный языческий царек, а как воистину христианский благочестивый правитель.

Гобеленовая "Коронация Хлодвига" из музея в реймсском дворце То:



Ремигий, в свою очередь, получил от удачного крещения Хлодвига немало бонусов. Король был не скуп и регулярно одаривал церковь награбленными сокровищами и землями. В частности, наш любимец Флодоард приводит феерическую историю о том, как Хлодвиг подарил Ремигию недвижимость на территории нынешнего департамента Эна. На тот момент Ремигий духовно окормлял Хлодвига в Суассоне – тогдашней франкской столице, но вот беда – в окрестностях этого чудного города у сего блаженного мужа была всего «одна небольшая вилла», что, по тогдашним понятиям, видимо, считалось не комильфо. Тогда Хлодвиг «по внушению королевы и ввиду просьб местных жителей, которые были отягощены многочисленными поборами и желали платить Реймсской церкви то, чем были обязаны королю», предложил Ремигию погулять, пока он, Хлодвиг, будет предаваться послеобеденному сну – дескать, все земли, которые Ремигий успеет обойти за это время, король ему с радостью пожалует.

Ремигий не заставил себя долго упрашивать и тут же двинулся в путь, занимаясь по дороге тем, что в наше небогобоязненное время квалифицировали бы не как мирный пастырский визит, а, скорее, как рейдерский захват.

«Блаженный Ремигий, отправившись, оставил по межам знаки своего пути, которые все еще ясно видны. При этом межевании некто, владевший мельницей, прогнал святого мужа, дабы он не включал ее в эти межи. Муж Господень, обратившись к нему, ласково сказал: «Друг! Не сочти для себя в тягость, чтобы мы совместно владели этой мельницей». Но, как только тот его прогнал, колесо мельницы сразу же стало вращаться в обратную сторону; и отвергнувший закричал вслед святому Ремигию: «Слуга Божий! Приди и мы вместе будем владеть мельницей». Но святой муж сказал ему: «Ни мне, ни тебе». Земля в этом месте тут же просела и образовалась такая пропасть, что там никогда более не могло быть никакой мельницы.

Когда и некоторые другие его прогнали, дабы он не включал в свои пределы некий лесок, он сказал, что ни листка с этого леса, хотя он и был рядом, не вылетит за эти пределы, ни палка оттуда не упадет за те межи. Что и соблюдалось, как известно, по воле Божьей, пока стоял этот лес.

Идя оттуда дальше, он пришел к вилле под названием Шавиньон (Caviniacum) и попытался включить ее в свои пределы, но люди этой виллы не дали ему это сделать. Тогда он, то отгоняемый, то вновь приближаясь с кротким выражением лица, оставил на своем пути знаки, которые видны до сих пор. Наконец, когда его прогнали, он сказал им: «Всегда трудитесь и терпите нужду». И это, как показывает сила вынесенного приговора, исполняется до сих пор. А король, встав после полуденного сна, грамотой королевской власти пожаловал ему все, что блаженный Ремигий успел объехать. Главами этих земель являются Лейи (Juliacus) и Куси (Codiciacus), которыми до сих пор спокойно и по праву владеет Реймсская церковь».

По-моему, в этой истории прекрасно все: от «просьб местных жителей» (путинвведивойска!!!) до «кроткого выражения лица». (Хотя лично мой фаворит – провалившаяся мельница: похоже, наступать на мозоль святому Ремигию было еще опаснее, чем в легендарные артуровские времена злить кого-нибудь вроде Мерлина). Ну а для любителей занимательной географии могу сообщить, что пока Хлодвиг спал, предприимчивый святой успел оббежать приличную часть департамента Эна, проделав путь по меньшей мере в 60 кэмэ.



Как видим, Ремигий был еще тот крепкий хозяйственник, и после крещения Хлодвига эти его таланты развернулись вовсю. Вот вам еще одна дивная история – о том, как блаженный муж магическим образом межевал свои владения в Вогезах:

«В этих пределах он, как говорят, своей рукой вставил в дупло одного дерева камень, и каждый, кто хочет до него дотронуться, может всунуть руку в это дупло, покатать камень, но вытащить его из этой выемки никоим образом не может. Спустя какое-то время некто, завидуя славе блаженного мужа, пытался рукой вынуть из дерева этот камень. Не сумев это сделать, он пытался топором расширить отверстие, но, как только он поднял орудие, чтобы поразить дерево, у него тут же отсохла правая рука, которую он дерзко поднял; он также лишился зрения и, желая отнять славу у святого отца, поневоле умножил почтение к этой его славе».

Тем не менее святой Ремигий преуспевал не только в магии успешном хозяйствовании, но и в литературном творчестве. Творения его до нас не дошли, зато дошло письмо Сидония Аполлинария, галло-римского поэта, эстета и, по совместительству, епископа Клермона. В письме Сидоний сообщает Ремигию, что тот стал жертвой средневекового копилефта:

«Сидоний господину папе Ремигию [шлет] привет. Некто, отправившийся из Оверни в Белгику (лицо мне знакомо, причина [поездки] – нет; он о ней не сообщает), после того как прибыл в Реймс, то ли деньгами, то ли некой любезностью снискал расположение твоего писца и библиотекаря и волей-неволей выманил у него богатейшее собрание твоих речей. Вернувшись к нам и весьма похваляясь тем, что приобрел столько книг, этот горожанин, хотя я готов был купить все, что он привез, предложил их в качестве дара, что было вовсе не противозаконно. Предметом заботы моей и тех, кто расположен к наукам, поскольку мы по праву желали их прочесть, тут же стало заполучить большую их часть и все их переписать; при всеобщем согласии было объявлено, что лишь немногие ныне могут надиктовать подобное».

(Я так думаю, хорошо, что авторское право во Франкском королевстве было неизвестно: а то даже представить страшно, сколько бы Ремигий слупил с этих незаконных распространителей…).

Таким образом, сочиняя речи и неустанно заботясь о пополнении епископского бюджета, Ремигий дожил до девяноста с лишним лет и в итоге «с многообразным плодом добрых дел и прибылью в виде душ устремился душой на небо, как давно желал, а тело оставил земле». После него осталось завещание (которое, правда, считают апокрифом), причем весьма объемное – на современные деньги, восемь с половиной вордовских страниц двенадцатым кеглем. Я было хотела подсчитать, сколько колонов, рабов, вилл и деревень Ремигий оставил церкви, а сколько – друзьям и родственникам (заметим: церкви ушло далеко не все!), но быстро задолбалась, так что если вдруг кто желает сам провести аудит епископского имущества – может найти текст у Флодоарда. Добавлю только, что у свидетелей, подписывавших завещание, совершенно чудные формулировки: «+ Я, епископ Ведаст. Кого проклял отец мой Ремигий, того и я проклял, а кого он благословил, того и я благословил. Я также принял участие и подписал», «+ Я, епископ Луп. Кого проклял отец мой Ремигий, того и я проклял, а кого он благословил, того и я благословил. Я также принял участие и подписал», и далее еще штук двадцать подписей по тому же шаблону.

А теперь перейдем к самому интересному – к посмертному бытию святого Ремигия. Как и у каждого уважающего себя святого, земная биография была для него лишь разминкой, а по-настоящему он развернулся уже пребывая на небесах.

Надо сказать, что восхваляемый Флодоардом кроткий характер Ремигия (который и при жизни-то был не сахар), после перехода в мир иной превратился воистину во что-то с чем-то. Для начала усопший святой наотрез отказался хорониться там, куда собирались отнести его гроб. Похоронная процессия перепробовала массу вариантов – и церковь святых Аполлинария и Тимофея, и церковь святого Никазия, и церковь святых Сикста и Синиция, - но погребальные носилки упорно наливались «такой тяжестью, что люди, несмотря на все усилия, никак не могли сдвинуть их с места». Наконец кто-то догадался предложить маленькую загородную церковь мученика Христофора – и это оказалось самое оно: носилки моментально сделались легкими как пушинка, и участники похорон с облегчением двинулись в указанное место, где и завершили церемонию.

Само собой, мощи святого творили разнообразнейшие чудеса – от чудесных исцелений до изгнания змей из дома какого-то собразительного бедняка, который догадался подмести сор на полу церкви возле гробницы Ремигия и посыпать этим сором пол у себя дома.

Не менее ревностно охранял Ремигий и столь ценимое им при жизни церковное имущество. Существует масса рассказов о несчастных случаях, происходивших с желающими отжать епископские земли: то кто-нибудь неудачно с лошади упадет и обрызгает все вокруг своими мозгами, то кому-то осколком камня в глаза прилетит, а один невезучий товарищ даже «дивным образом распух и раздулся и, выдыхая, с треском лопнул».

В особо тяжелых случаях святой являлся к любителю церковного добра самолично, и тогда уже начинался полный треш:

«По прошествии времени король Пипин, отец Карла Великого, пытаясь взять Анизи, виллу Ланской епископии, в казну, как он поступил и с некоторыми другими виллами, пришел туда. Когда он заснул там, ему явился святой Ремигий и сказал: «Что ты здесь делаешь? Зачем ты пришел в эту виллу, которую дал мне более набожный, чем ты, человек и которую я сам подарил церкви госпожи моей Богородицы?». И он весьма жестко избил его, так что на его теле потом показались синяки. Когда блаженный Ремигий исчез, Пипин встал и, пораженный сильной лихорадкой, как можно скорее ушел из этой виллы».

После этого, сообщает Флодоард, никто из царственных особ больше не то что не осмеливался оттяпать проклятую виллу, но и даже просто останавливаться там не рисковал.

Аналогичная история случилась, когда Карл Лысый отдал ремигиевскую виллу в Лейи некоему Рикуину. Ремигий явился во сне Берте, жене этого самого Рикуина, и предъявил аналогичные претензии (правда, на первый раз без рукоприкладства): «Это место – не твое, чтобы ты тут лежала. Оно подобает заслугам и должности другого, который и должен владеть этой виллой и лежать в этой опочивальне. Встань и как можно скорее уйди отсюда».

Берта, правда, значения этому сну не придала, видимо, рассудив, что «дурне спить – дурне й сниться». Тогда Ремигий приснился ей по-новой и повторил свою речь. Однако увещевание и в этот раз не сработало, и тогда «блаженнейший епископ пришел к ней в третий раз и сказал: «Разве не приказывал я тебе в первый и во второй раз, чтобы ты ушла отсюда? Но, поскольку ты презрела уйти сама, тебе отсюда вынесут другие». И поразил ее посохом, который держал в руке». После этого Берта заболела и вскоре скончалась, а ее муж немедленно убрался с виллы от греха подальше.

К этой истории у меня только один вопрос: почему Ремигий решил явиться этой несчастной Берте, а не ее мужу? Или у мужа астральный канал забит и к нему даже в рельсу не дозвонишься?

И, наконец, третий подобный случай, по словам Флодоарда, произошел уже в «наши» (то бишь, во Флодоардовы) дни. Некто Вернер, граф Вормсского округа, захватил владения святого Ремигия в Вогезах (вот те самые, где волшебное дупло). По всей видимости, у Вернера тоже был забит астральный канал, поэтому Ремигий приснился не ему, а Херигеру, епископу Майнца, и приказал этому Херигеру немедленно нажаловаться королю Конраду, чтобы тот отобрал земли у Вернера и вернул их аббатству святого Ремигия.

Херигер, похоже, был не в курсе поучительных историй о Пипине и несчастной Берте, поэтому никуда не пошел и никому не нажаловался. Ремигий приснился ему во второй раз – тоже без толку. И только после того как «в третий раз святой пришел к нему уже с бичом и, выбранив его за строптивость, схватил за руку, стащил с постели и, жестоко избив бичом, который держал в руке, оставил таким образом избитым и униженным», Херигер понял, что с покойным епископом Реймсским шутки плохи и помчался к королю – демонстрировать полученные от дивного видения синяки.

У короля Конрада Херигер столкнулся с делегацией из Реймсского епископства (похоже, там Ремигий тоже успел кому-то присниться, но в Реймсе слишком хорошо знали нрав своего святого патрона и не стали дожидаться, пока он явится к ним с дубьем). В итоге все закончилось хорошо: Конрад, заслушав реймсских жалобщиков и полюбовавшись на Херигеровы синяки, приказал отобрать у Вернера захапанные владения и вернуть их реймсской церкви.

Как вы понимаете, начитавшись таких чудных историй, мы входили в аббатство Сен-Реми с некоторой опаской: а то, знаете ли, мало ли что… :-) А аббатство у рачительного святого просто великолепное – его преемники, видимо, оказались не менее крепкими хозяйственниками, чем сам Ремигий, да и, к тому же, обладали немалым художественным вкусом.

Это – базилика святого Ремигия, она же бывшая церковь аббатства, построенная еще, прости господи, аж в первой половине одиннадцатого века. То, что мы видим сейчас, - это результат полуготической перестройки, затеянной в веке двенадцатом и затем проапгредженной триста лет спустя архиепископом Робером де Ленонкуром в чисто готическом стиле.





Если идти к ней с улицы Шантерен, то может показаться, что церковь совершенно миниатюрная, но ни фига! Это всего лишь западный "торец" нефа, а на самом деле она длиннющая, но сфотографировать с "длинной" стороны ее не удалось, потому что слева к ней прилеплено аббатство, а площадь справа была сплошь перекопана не то археологическими раскопками, не то просто ремонтными работами.

Изнутри церковь больше всего похожа на воздушный корабль, который летит себе куда-то в небеса, а солнышко в витражах играет да нервюры на потолке золотит.







Вот эта люстра, как утверждает наш путеводитель, является посредственной копией двенадцативечного оригинала, покореженного во времена ВФР. Не знаю, какая была "дореволюционная" люстра, но эта, по-моему, тоже ничего.



Витражи западного портала: двенадцатый век, впоследствии сильно переделывавшийся и реставрировавшийся. Роза - как полагается, со Спасителем в центре и пророками по окружности, все остальное, насколько я понимаю, вариации на тему биографии святого Ремигия, с которой мы только что познакомились.











Вот, кстати, история с отшельником Монтаном, описанная в предыдушем посте:











Апсида и хоры:















Там же: симпатичный святой Ремигий:



И не менее симпатичный святой Христофор с маленьким Иисусом:



Однако же главная "звезда" апсиды - гробница святого Ремигия.



Во времена ВФР ее раздолбали до-основанья-а-затем^TM, но, к счастью, ренессансные статуи, заказанные еще при архиепископе Ленонкуре, уцелели. В девятнадцатом веке гробницу отстроили заново (приспособив туда ленонкуровские статуи, само собой), и по плану она здорово напоминает однонефный храм. В "апсиде" этого "храма" святой Ремигий - удивительно молодой и элегантный - помазывает на царство коленопреклоненного Хлодвига:





По правому флангу выстроились шесть светских пэров Франции, держащих в руках всякие коронационные причандалы.



Герцог Бургундский:



Герцог Нормандский:



Герцог Аквитанский:



Граф Тулузский:



Граф Фландрский:



Граф Шампанский:



На другой стороне, представлены, соответственно, шесть церковных пэров – архиепископ Реймса и епископы Лана, Лангра, Бове, Шалона и Нуайона. Каждый держит кто кольцо, кто Святую Стеклянницу, кто тунику, кто еще какой-нибудь коронационный реквизит.



В отличие от светских пэров (довольно-таки стандартизированных), у власти церковной лица весьма индивидуальны и выразительны, и выражают они не то чтобы особый восторг от происходящей в «апсиде» церемонии.

«Ну, и долго я еще тут буду с этой штукой стоять?»



«А я вам говорил, ребята: нечего с этим франкским быдлом связываться, его хоть крести, хоть не крести – никакого толку».



«Да ну тебя нафиг, Шалон, и так тошно – так еще и ты тут нудишь!»



«Да-а, вечеринка затягивается…»



«Ну и ладно, а я пока селфи сделаю!»



«А мне уже все по барабану…»



(Ей-богу, я даже затрудняюсь предположить, был ли этот художественный эффект чисто случайным, или этот архиепископ Ленонкур и вправду был таким годным троллем любителем напомнить светской власти, что, по сравнению с властью духовной, ее место возле параши...)

Еще интерьерных видов:









Чудесная штука - комиксы для монахов ветхозаветные сцены на свинцовых плитах с хоров аббатства Сент-Никез (святого Никазия):



Три отрока в пещи огненной:



Валтасар, Валтасаров пир и лингвистические консультации с пророком Даниилом:







Идолы:



Потопление фараоновых войск в Красном море:



Аарон:



Семнадцативечная витражная роза в северном трансепте:





"Иисус в оковах" (шестнадцатый век), перенесенный из церкви Сент-Илер:



Внезапное "распятие из Лукки"^TM (оно же - прообраз бородатой святой Старосты/Либераты/Вильгефортис):



Романские капителечки с пророками - немногое из того, что осталось от изначальной постройки одиннадцатого века:









Музицирующий ангел:





Отличное "Положение во гроб" в южном трансепте:







А напротив "Положения" - совершенно крышеносное "Ретабло трех крещений" Николя Жака (1610). Слева - святой Сильвестр крестит императора Константина, справа - святой Ремигий крестит Хлодвига (ну как же без Хлодвига-то...), по центру - Иоанн Креститель крестит Иисуса (какой здесь Иоанн!).



Сильвестр и Константин:



Ремигий и Хлодвиг (сверху пикирует птичка со Стеклянницей):



Иоанн и Иисус:





Ну и для полноты картины - интерьер в темное время суток:









Хотела сюда еще и аббатство святого Ремигия подверстать, но, похоже, в этот пост уже не влезет. Так что аббатство следующим эшелоном пойдет.

@темы: Франция

---

Все поправимо

Я собиралась написать этот пост еще три месяца назад и даже озаглавила его в черновиках в стиле старого балабола Флодоарда Реймсского: "О Реймсском соборе, великолепном и весьма обильно изукрашенном". Но после того паскудства, что случилось с парижским Нотр-Дамом, посыл будет несколько иной: все поправимо. Правда, не сразу.

Это - Нотр-Дам-де-Реймс, в котором короновалась большая часть известных нам французских королей и который во время Первой мировой получил прозвище "собор-мученик", поскольку немцы вгатили в него в общей сложности более 300 снарядов. 19 сентября 1914 года один из снарядов попал в строительные леса (ага, знакомо), леса загорелись, обрушились, покалечили часть статуй на фасаде и часть средневековых витражей, огонь расплавил свинцовую кровлю и залил расплавленным свинцом внутренности собора к чертовой матери.

Вот вам картинки из Википедии - Реймсский собор в период Первой мировой:












А вот какой он теперь, красавец и умница:











В соборе масса статуй (и я собираюсь показать их едва ли не все до единой, потому что я маньяк), но, увы, нет ни одного памятника реставраторам (правда, в местном музее процессу реставрации после Первой и Второй мировых посвящена очень приличная экспозиция, ознакомившись с которой можно воочию убедиться, из какого говна эти замечательные люди отстраивали собор).

Итак, скульптуры западного фасада, который, по факту, является главным фасадом, поскольку собор традиционно ориентирован с запада на восток.

Галерея королей:





По центру, само собой, король Хлодвиг в купели (куда же без него: в здешних местах без Хлодвига и шагу не ступят). Слева от Хлодвига - его супруга, святая Клотильда, справа - святой Ремигий: короче, те самые люди, которые взяли этого упрямого франкского царька измором и уговорили его креститься в баптистерии Реймсского собора, чем на много веков вперед обеспечили собору и городу архивыгодный статус самого козырного места для коронаций французских королей.



Центральный портал: бой Давида и Голиафа (вверху) и коронация Девы Марии (внизу).



Голиаф, кстати, поддельный копия: оригинал теперь обитает в музее по соседству - во дворце То.



"Коронация" крупным планом ("Мама, дайте я вам цветочек в прическе поправлю").



:

Вообще-то, это тоже копия, а оригинал хранится там же, где и Голиаф. Но такова судьба доброй половины фасадных статуй в любом соборе - от окружающей среды они портятся, поэтому со временем их приходится переселять куда-нибудь в помещение.

Еще центральный портал:



Статуи у входа, к сожалению, были на реставрации, поэтому покажу только те, которых не закрыли щитами. Царь Соломон и святой Ремигий, опирающиеся на замечательно симпатичных тварей:





Левый портал западного фасада - со "Страстями Христовыми" на тимпане:



Ниже: святая Елена, ангел, основатель собора - святой епископ Никазий с ополовиненным черепом (в середине пятого века залетные варвары - не то гунны, не то вандалы - отрубили ему голову) и еще один ангел - так называемый "Улыбающий ангел", который считается символом Реймса.



"Улыбающийся ангел" примечателен двумя вещами: во-первых, он действительно улыбается (что в искусстве тринадцатого века считалось не совсем комильфо), а во-вторых, это реальное чудо реставрации. Во время немецкой бомбардировки в сентябре 1914 года ангелу расшибло голову на куски. Куски эти подобрал местный аббат Жюль Тино (спасибо ему за это) и сдал на хранение во дворец То. Поскольку через полгода аббат погиб на фронте, о кусках забыли, но, к счастью, потом обнаружили и на их базе слепили ангелу голову заново.



Слева от левого портала (простите за тавтологию) приютилось "Обретение Честного Креста святой Еленой" - к сожалению, весьма обглоданное временем, поэтому что за хвостатые твари изображены в нижнем ярусе, уже толком не разберешь.



Правый портал западного фасада - он же портал Страшного суда:





Скульптуры у входа в правый портал - уже знакомые нам царь Соломон и Ремигий, кто-то из апостолов, святой Калликст и еще двое апостолов:



Там же: Симеон Богоприимец (с младенцем Иисусом на руках), Иоанн Креститель (с эмблематическим агнцем на тарелке) и пророк Исаия.



Исаия и перебинтованный Моисей:



Авраам с маленьким Исааком и Аарон:



Бык под Моисеем, неизвестно кто под Иоанном Крестителем и еще один неизвестно кто под Симеоном:







Прочие "подножья":







Гаргульи-водостоки:













А теперь - северная сторона собора.





На фасаде северного трансепта тоже три портала: "романский", "портал святых" и, вы будете смеяться, еще один портал Страшного суда - видимо, в тринадцатом веке считали, что Страшного суда много не бывает.

Итак, "романский" портал, он же porta pretiosa ("драгоценные врата"). Самый старый из всех соборных порталов - если практически все, что вы здесь видели и увидите, родом из тринадцатого века (кроме Галереи королей - это уже четырнадцатый-пятнадцатый), то "романский" портал построен в двенадцатом веке. Богоматерь на тимпане некогда была раскрашена вырвиглазными красками, и если присмотреться, это видно до сих пор.





"Портал святых". В качестве портального столба - святой Калликст, в верхнем ярусе - Иисус с двумя ангелами, во втором ярусе (если считать сверху) - житие святого Ремигия, в третьем - история Иова, в четвертом - опять житие святого Ремигия. Ну и в самом нижнем регистре - казнь святого Никазия и его сестры Евтропии, а также очередное крещение короля Хлодвига опять-таки святым Ремигием.







Святой Никазий, готовящийся к отсечению головы, и святая Евтропия, вышибающая глаза покусившемуся на ее целомудрие варвару.



У Флодоарда в "Истории Реймсской церкви" сей драматический эпизод изложен следующим образом:

"Наконец, когда был по суду Божьему назначен день вторжения (варваров в Реймс), блаженный епископ Никасий, узнав о вторжении неистовой толпы язычников, укрепился силой Святого Духа и в сопровождении благой сестры вышел, как говорят, с гимнами и духовными песнопениями к воротам базилики Пресвятой Богородицы Марии, которая, как мы упоминали, была основана им в цитадели этого города; как только он, предаваясь пению божественных псалмов, нежным голосом запел Давидов псалом Господу: «Душа моя повержена в прах», меч тут же обрушился на его шею, но слова благочестия, несмотря на удар, не смолкли в устах, ибо голова, упав на землю, продолжила, как говорят, фразу бессмертия: «Оживи меня, Господи, по слову твоему». А святая Евтропия, видя, что нечестие вроде бы утихло в отношении неё, и красота её сохранилась как бы из-за споров среди язычников, бросилась на убийцу священника с громким криком, браня его и провоцируя собственное мученичество, и от удара по лицу глаза поражённого святотатца силой Божьей воли были выбиты и вытекли, как говорят, на землю. А сама она была тут же зарублена мечами безумцев и, пролив святую кровь, заслужила обрести славу победы вместе со своим братом, епископом Христовым, и прочими святыми победителями".

Надо сказать, после флодоардовских чтений мы прониклись к святой Евтропии большим уважением: вышибить врагу глаза одним ударом - да это не женщина, это Брунгильда!

Сверху над Евтропией - малолетний святой Ремигий на руках у матери исцеляет благочестивого отшельника Монтана. Согласно тому же Флодоарду, отшельник предсказал рождение будущего святого и тут же был лишен Господом зрения, "чтобы он прирос ещё и заслугами терпения" (с). Когда Ремигий наконец-то родился, Монтан попросил помазать ему глаза молоком матери младенца, святой Цилинии, после чего, естественно, немедленно прозрел.



Крещение короля Хлодвига, а над ним - полустертый кусок ремигиевского жития:





Скульптуры в левом проеме: ангел с кадилом, снова святой Никазий (с отрубленной головой в руках) и святая Евтропия, которая смотрит на зрителя с исключительно христианской добротой и нежностью:







Скульптуры свода: ангелы, епископы, святые и жирный голубь.



Последний портал северного трансепта - портал Страшного суда №2. Тут все традиционно: сверху - Христос, под ним - воскрешение мертвых, внизу слева (а если считать от Христа, то по правую руку) - часть, посвященная праведникам, внизу справа - соответственно, часть, посвященная грешникам. Ну и на портальном столбе - тоже Христос.







"Праведная" сторона: Авраам, принимающий души праведников в тряпочку в лоно свое.



Наблюдающие за этим сверху Добродетели:



Черти, транспортирующие грешников в адский котел. Заметим, тут полная демократия: первым по этапу идет некто с короной на голове, за ним - дядя с епископским посохом, ну и прочие социальные слои тоже вполне себе представлены.



Пороки. К сожалению, почти не сохранились (если только не были сковырнуты специально - мало ли, может, прихожане воспринимали этот фрагмент как наглядное пособие...).



Покойники, выкапывающиеся из гробиков:



В левом проеме у входа - Варфоломей, Андрей и Петр:



На своде - девы благоразумные и девы неблагоразумные:









Ну и поскольку с южной стороны собора ничего интересного в смысле скульптуры нет (там просто архиепископский дворец пристроен), покажу вам восток - то бишь, апсиду:











Честно говоря, я бы с удовольствием показала еще и соборные внутренности, но пост не резиновый. Так что не в этот раз. Могу только заверить, что внутри тоже все хорошо, хотя в свое время и горело, и свинцом с потолка поливалось - совсем как в Париже. А посему помолимся же, братие, за здравие и благополучие реставраторов, спасающих даже неспасуемое, ибо работы у них нынче предстоит до хренища...

@темы: Франция

---

Блядь. Это пиздец.

Прямо из средокрестия горит.

My goodness ... #NotreDame pic.twitter.com/95ihBhQyms

— Niel Staes (@NielStaes) April 15, 2019

Un terrible incendie est en cours à la cathédrale Notre-Dame de Paris. Les @PompiersParis sont en train de tenter de maîtriser les flammes. Nous sommes mobilisés sur place en lien étroit avec le @dioceseParis. J'invite chacune et chacun à respecter le périmètre de sécurité. pic.twitter.com/9X0tGtlgba

— Anne Hidalgo (@Anne_Hidalgo) April 15, 2019

Roommate just sent this of Notre Dame on fire in Paris woowwww pic.twitter.com/NEMs33AHYD

— Process Guy (@leistomania93) April 15, 2019

Вот что, ЧТО там нахер могло так загореться? Там же кроме электрики ничего такого нет.

---

Фестиваль китайских фонарей на Певческом поле

Он у нас уже полтора месяца, но добралась я до него, понятное дело, в собачий голос - за два дня до закрытия. Выставка, в сущности, небольшая, но сходить стоило. Фонари, как положено, на проволочном каркасе, обтянуты чем-то вроде искусственного шелка. Некоторые инсталляции попсятина попсятиной, а некоторые чудо как хороши.

Охрененные павлины:







Прудик с лягушками:





Удивительный мир грибов:



Дракон. Он тут местная звезда: длинный (метров тридцать, наверное), на все Певческое поле светится, башкой качает - красавец, в общем.







Нечто вроде терракотовой армии:





Арочка:



Птички:









Всякое зверье:









А вот эта штука была бы обалденной, если бы сверху не влепили дебильных эльфа с Дюймовочкой:



Еще в наличии имелись рождественские олени (типовой набор), пингвины на льдинах, леденцовый домик (классические такие леденцы от Санта-Клауса) и прочая малоинтересная фигня. Ну, вот еще цветочки могу показать - цветочки мне понравились, хорошие цветочки. Хищные, наверное.

---

Хороший клавесинчик

Чувствую полнейшее душевное единение с Марконом: я тоже думаю, что главный эмоциональный посыл этой штуки - "догоню - убью".

@темы: Alessandro Scarlatti

---

В честь дня рождения Баха Гугл вывесил дудлик с миниигрушкой типа "запишите нотками мелодию, и мы ее обработаем в стиле баховской полифонии".

Идея забавная, но работает, к сожалению, криво. Не дозрел еще искусственный интеллект до Баха (

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Aksel!/Light Divine

А вот я вам еще золотого мальчика Акселя принесу. Сопранового периода.



И еще один.
Кстати, инструментальная часть тут просто офигенная. Вообще очень хорошо альбом сделан.

У кого не пашет Яндекс.Музыка...

У кого не пашет Яндекс.Музыка, тому сюда.

@темы: Гендель, Handel, Albinoni, Альбинони, Моцарт, Бах, Mozart, Rameau, Aksel Rykkvin, Bach

---

Пидручный!!!



Е-мое, я за последний круг успела вспомнить всех святых православного календаря. :-))) Каждый раз, как камеру переводили на Майе и компанию, так и мнилась мне глазами души страшная картина: Йося за поворотом доедает Диму. Хрен он доел!

---

Кстати, о юных талантах. Замечательный пацан из Черновцов записал рэпчик для сдающих ВНО: +200 правильных ударений в украинском языке.

Блин, наше Миносвиты должно ему памятник отлить из чистого золота!

---

Как время-то бежит: хороший мальчик Аксель Рюкквин успешно переехал из сопрано в баритоны. Причем в кратчайшие сроки.

Было:





Стало:

Между прочим, какая замечательная девочка!

@темы: Гендель, Handel, "Ринальдо", Rinaldo, Моцарт, Alcina, Mozart, "Волшебная флейта", Die Zauberflote, "Альцина", Aksel Rykkvin