Поскольку предыдущую часть про Алессандро я писала черт-те когда, напомню, на чем мы остановились в прошлый раз. Итак, Флорентийская республика закончилась раз и навсегда, демократия свернута к чертям собачьим, и вместо привычной-родной Синьории городом теперь управляет Алессандро Медичи, герцог Флорентийский, рожденный от африканской рабыни и то ли Лоренцо II Медичи, то ли папы Климента VII.
Заполучив наконец-то официальную герцогскую власть, Алессандро развернулся вовсю. За последнее столетие флорентийцы видели разных Медичи – просвещенных «крестных отцов», скромно маскировавшихся под обычных купцов
(светлая память уважаемому Козимо Старому), гениальных политиков-меценатов-поэтов-дипломатов
(привет тебе, великолепнейший Лоренцо Великолепный!), римских пап
(здравствуйте, Лев X и Климент VII!), напыщенных придурков
(Пьеро Невезучий, я внимательно смотрю на тебя!) и безликих марионеток, послушно исполняющих команды умных родичей-понтификов из Рима
(Джулиано Немурский и Лоренцо II: извините, ребята, но о вас даже вспомнить нечего). Но такого Медичи, как Алессандро, флорентийцы видели впервые.
Нельзя сказать, чтобы герцог-мулат был дураком – нет, дураком он не был. Нельзя и сказать, что он не был образован – все-таки об этом родичи-понтифики позаботились. Просто все это утонченное образование и традиционно высокая медицейская культура каким-то образом просвистели мимо Алессандро, не оказав на его натуру ни малейшего влияния. Парень он был прямой, как железнодорожная шпала, и из всего широчайшего спектра тогдашних дипломатических приемов усвоил только один: я теперь тут герцог, как я сказал – так и будет, а будете вякать – пришибу. Точка.
Железный герцог Алессандро, уголовник и социопат:Первым делом, как мы уже знаем, Алессандро разогнал
горсовет Синьорию, переселился во дворец, который она раньше занимала, и демонстративно сбросил с дворцовой башни колокол Вакку – символ городского самоуправления. Вторым номером программы новоявленный герцог поотбирал у горожан все летальное оружие, включая мечи-шпаги славных предков, пожертвованные церквям. Третьим – принялся строить в городе крепость, получившую впоследствии название Фортецца-да-Бассо («Крепость-в-низине»). Крепость в архитектурном плане получилась на редкость уродливой, но это Алессандро не смущало – эстет из него был как из говна пуля (уникальный случай в истории Медичи, да). Главное, в Фортецце-да-Бассо можно было разместить военный гарнизон, присланный императором Карлом, и вообще, ее строительство было главным условием будущей свадьбы с маленькой незаконной дочкой Карла – Маргаритой Австрийской.
Фортецца-да-Бассо (в наше время здесь квартирует реставрационный центр и устраиваются всякие занимательные выставки):
Все это – и попрание демократических основ, и конфискация оружия, и ввод имперского контингента – с точки зрения флорентийцев, конечно, было очень плохо. Но, как будто этого было недостаточно, Алессандро и в личном плане вел себя как полный отморозок: кутежи, попойки, блядство, прилюдные оскорбления почтенных горожан, высылка нафиг из города всех неблагонадежных, «веселые» ночные визиты в женские монастыри и дома добропорядочных семейств с последующим похищением и изнасилованием обитательниц – в общем, как минимум треть современного уголовного кодекса плакала по Алессандро горькими слезами.
Естественно, ебанатствовал герцог не в одиночку: вокруг него очень быстро образовался круг преданных лизоблюдов, готовых под предводительством своего светлейшего пахана буквально на все. Главным и самым любимым прихлебателем Алессандро считался его младший родич Лоренцо (он же Лоренцино) Медичи – который и сыграет ведущую роль в нашей сегодняшней истории. Вот он:
читать дальше
Лоренцо был натурой сложной. В детстве его звали Лоренцино («маленький Лоренцо»), чтобы отличать от старших тезок, коих в семействе Медичи было до хрена и больше. Во взрослом возрасте его тоже звали Лоренцино – из-за маленького роста, ну и из-за того, что невелика персона: еще один прапраправнук Джованни ди Биччи, тысячи их. Происходил Лоренцино из так называемой младшей ветви Медичи (она же ветвь Пополано), ведущей свой род от Лоренцо Старого (или Старшего), младшего брата Козимо Старого. Отношения между младшей и старшей ветвью традиционно были хреноватыми, и виной тому был, как ни печально это признавать, Лоренцо Великолепный. Оказавшись полвека назад опекуном своих осиротевших троюродных братьев, Джованни и Лоренцо (это уже четвертый Лоренцо в этом абзаце, так что смотрите, не перепутайте!), Великолепный принялся управлять их имуществом и так хорошо с ним управился, что когда пришла пора отчитываться перед повзрослевшими подопечными, оказалось, что имущество здорово похудело.
Естественно, начался семейный срач, и пришлось сироткам даже обращаться в городской арбитраж. В защиту Великолепного стоит сказать, что как раз в то время он разрывался на десять частей одновременно, пытаясь не дать папе Сиксту и неаполитанскому королю Ферранте раскатать Флорентийскую республику в блин, и латал дыры в государственном бюджете, черпая отовсюду, откуда только мог. Ну вот и из доли троюродных сироток (как держателей части капитала семейного банка Медичи) тоже черпал. В конце концов, конечно, Великолепный со своими подопечными расплатился, но осадочек, как говорится, остался. Тем более, что сиротки считали, что расплатились с ними далеко не полностью.
Обобранные сиротки Джованни и Лоренцо Медичи aka Пополано:
Еще больше отношения накалились после смерти Великолепного, когда Джованни и Лоренцо насмерть посрались с его сыном, дураком Пьеро, засветившим при всем честном народе Джованни по морде. Так что когда дела у Пьеро стали совсем плохи и флорентийцы вышибли его из города, братцы моментально перебежали на сторону революционных народных масс и публично заявили, что отрекаются от фамилии Медичи и теперь будут именоваться Пополано, то бишь «народные». (Заметим, что через без малого триста лет такую же фишку провернет их дальний-дальний потомок Филипп де Бурбон, превратившийся из герцога Орлеанского в Филиппа Эгалите, то есть в Филиппа Равенство, но этот революционный дауншифтинг нисколько не помешает герцогу попасть на гильотину; впрочем, Джованни с Лоренцо перемена фамилии тоже не сильно помогла).
Конечно, никто всерьез это отречение от семейных корней не воспринял, да и с изгнанными родичами братцы и их потомки потом помирились (после возвращения этих изгнанных к власти, само собой) – но прозвище Пополано приклеилось к этой ветви раз и навсегда. Маленький Лоренцино приходился Лоренцо Пополано родным внуком, а мулату Алессандро, прости господи, четвероюродным дядей (это если считать Алессандро сыном Лоренцо II, а если сыном папы Климента – то четвероюродным братом). На наши деньги это родство можно было бы счесть седьмой водой на киселе, но, во-первых, в те времена к семейным связям относились куда более трепетно, а во-вторых, поскольку все эти Медичи столетиями женились на девицах из одних и тех же почтенных флорентийских семейств, то, надо понимать, общих генов у всех этих дальних кузенов было куда больше, чем можно предположить, считая строго по мужской линии.
В общем, Лоренцино приходился флорентийским правителям признанным родичем, а посему и образование, как уже упоминалось, получал вместе со своими кузенами из старшей ветви – Ипполито и Алессандро. Правда, после изгнания Медичи в 1526 году кузены разбежались в разные стороны – Ипполито и Алессандро (к тому времени уже здоровенные лбы) смылись к папе Клименту в Орвьето, а двенадцатилетного Лоренцино вместе со всеми его младшими сиблингами мама увезла в Венецию. Туда же уехал и его младший троюродный братец Козимо – внук Джованни Пополано и знаменитой Катерины Сфорца. Этому Козимо еще предстоит сыграть свою роль в истории семейства Медичи (да еще какую роль!), но об этом поговорим попозже.
Просидев в Венеции четыре года, ветвь Пополано дождалась, пока политическая буря устаканится, а затем перебралась в Рим – под крылышко старшего родича, папы Климента. Таким образом Лоренцино продолжил свое образование уже в Вечном Городе. Подросток он был умненький, даровитый, но с такими стадами тараканов в голове, что мама не горюй. Его вечно грыз комплекс неполноценности – из-за маленького роста (Лоренцино действительно был недомерок), из-за того, что его ветвь младшая, а не старшая (ведь по факту после смерти своего отца он самый старший ЗАКОННОРОЖДЕННЫЙ потомок Джованни ди Биччи, а все эти Алессандро, Ипполито, да и сам папа Климент – бастарды, рожденные хрен знает от кого!), из-за того, что когда-то Лоренцо Великолепный обобрал его дедушку и так не компенсировал отнятое в полной мере (во всяком случае, семейство Пополано считало, что не в полной)… В общем, обидок на мироздание у этого отпрыска ветви Пополано было до фига.
В итоге из Лоренцино вырос чрезвычайно талантливый (потом он станет весьма неплохим литератором), высокоинтеллектуальный, всесторонне развитый, крайне чувствительный и очень ранимый говнюк. Свою карьеру антисоциального ебаната этот трепетный юноша начал с того, что в девятнадцать лет по пьяной лавочке поотрубал мечом головы статуям на триумфальной арке Константина на римском Форуме – якобы демонстрируя таким образом свое республиканское мировоззрение и ненависть к тиранам. Окружающие, правда, этот политический перфоманс не оценили, так что после «победы» над мраморным империализмом тираноборец заработал новое прозвище – Лоренцаччо. (К сожалению, вот этот вот великолепный итальянский суффикс –accio аналогов в русском языке не имеет, но, в общем и целом, его функция – придавать существительному дополнительное негативное значение: «мерзкий», «паршивый», «паскудный» и т.д. Таким образом, старший представитель младшей ветви Медичи из «маленького Лоренцо» (Lorenzino) превратился в «паскудного Лоренцо» (Lorenzaccio), и так мы его отныне и будем называть).
Когда папа Климент, большой эстет и любитель античности, узнал, что какой-то урод покалечил бесценные римские артефакты, он пришел в бешенство и публично объявил, что казнит негодяя к чертовой матери, как только римская стража его поймает. А уж когда папа узнал, что этот самый негодяй и вандал – его собственный родич, понтифика от ярости едва не хватила кондрашка: Медичи (!), разрушающий (!!) античные статуи (!!!) – ДА ЭТО ЖЕ ПРОСТО ТРЫНДЕЦ!!! Пожалуй, сковырни Лоренцаччо голову какой-нибудь типовой Мадонне, каких много в римских церквях, или напиши неприличное слово на распятии в соборе святого Петра – Климент и то воспринял бы это с большим пониманием. В конце концов, к религии папа относился довольно индифферентно (просто бизнес такой, ничего личного), но вот надругательство над культурными ценностями – это, с точки зрения Климента, было совершенно непростительно, а посему Лоренцаччо неиллюзорным образом светила секир-башка.
На счастье молодого ебаната, над ним сжалился его кузен Ипполито. Отношения с папой у Ипполито в то время были еще хорошие, так что ему удалось упросить Климента не казнить глупого младшего родича, а просто выслать его из Рима куда подальше. Поостыв, папа согласился с доводами любимого племянника – кровь не вода, и все такое прочее, – и заменил смертный приговор изгнанием, буркнув: «Чтобы и духу этого ушлепка здесь не было!» Ушлепок не заставил себя упрашивать дважды, быстренько упаковал свои манатки и мотанул во Флоренцию, к Алессандро, который как раз только-только стал герцогом Флорентийским. Так что ебанатить с того времени они начали уже вдвоем: незаконнорожденный, но титулованный отпрыск старшей ветви, а на побегушках у него – рожденный в законном браке, но не добившийся успеха отпрыск младшей.
Надо сказать, что уже через год ебанатство Алессандро – как с участием Лоренцаччо, так и без – настолько достало флорентийцев, что местные республиканские круги решили пожаловаться на него его будущему тестю, императору Карлу. Затея, скажем прямо, довольно идиотская (особенно для республиканцев, да :-)), но какие республиканцы – такие и затеи. Правда, некое рациональное зерно в их действиях все же имелось: Климент VII, покровитель и предполагаемый папаша Алессандро, к тому времени уже помер, а посему в теории возмущенные граждане могли рассчитывать, что без тяжелой артиллерии в виде Климента за спиной Алессандро окажется императору далеко не так дорог и симпатичен, как раньше.
Было решено, что главой делегации жалобщиков станет Ипполито Медичи, любивший Алессандро как старую Лукьяновскую тюрьму. Кардинальчик Ипполито, до сих пор не расставшийся с мечтой стать когда-нибудь светским правителем (правителем, разумеется, Флоренции – чего же еще!), жил в Риме на широкую ногу, содержал при своей персоне микродвор, состоявший из разного рода прихлебателей и союзников, включая изгнанных из Флоренции диссидентов (а также художников-поэтов-литераторов – как-никак, Ипполито был Медичи, а значит, меценат!), ну и при случае ездил куда-нибудь в рабочие командировки. Например, в Австрию, к тому же императору Карлу. Кстати, это путешествие понравилось Ипполито особенно, потому как в то время тамошние места кишмя кишели турками, что дало нашему воинственному кардинальчику повод собрать самый что ни на есть настоящий военный отряд (целых 8 тысяч венгерских кавалеристов, не хухры-мухры!) и гордо скакать во главе его как взрослый в самом настоящем военном венгерском костюме.
Ипполито-«венгр» кисти Тициана:
К несчастью, на данный момент император Карл пребывал не в Австрии, а черт знает где – аж в Тунисе, где его императорское величество пыталось показать турецкому флоту кузькину мать (спойлерспойлер: ни хрена не получилось). Ипполито вместе с прочими участниками делегации выдвинулся из Рима на юг, намереваясь отплыть в Африку из какого-нибудь подходящего порта, но, не проехав и двухсот километров, внезапно подхватил малярию и слег. Провалявшись с неделю в маленьком городишке Итри, двадцатичетырехлетний кардинальчик умер, оставив человечеству неплохую коллекцию антиков, вот этот самый портрет работы Тициана, а также незаконнорожденного сына Асдрубале (рожденного, как сплетничали в то время, от знаменитой красавицы и умницы Джулии Гонзага, по которой Ипполито вздыхал все последние годы жизни).
Разумеется, немедленно поползли слухи, что малярия тут вовсе ни при чем, а помер Ипполито от отравы, подсыпанной ему его собственным сенешалем Джованни Андреа де Франчески по приказу то ли герцога Алессандро, то ли нового папы Павла III, который страсть как хотел захапать богатейшие бенефиции, принадлежавшие покойному (и, что характерно, захапал). Во всяком случае, сенешаля даже на какое-то время арестовали, но потом дело заглохло и предполагаемого отравителя отпустили на все четыре стороны – что, само собой, породило еще больше слухов.
Что самое интересное – несмотря на смерть Ипполито, флорентийская делегация до императора Карла таки добралась. Правда, уже тогда, когда Карл вернулся из Туниса в Неаполь: в 1536 году члены делегации, включая тогдашнего главного флорентийского диссидента Якопо Нарди, предстали пред монаршими очами. Собственно, флорентийских делегаций было сразу две: с одной стороны – «жалобщики», с другой – официальные представители Алессандро во главе с герцогским советником Франческо Гвиччардини, знаменитым итальянским историком. Хотя как раз насчет Гвиччардини «жалобщики» не сильно переживали, поскольку втихаря уже давно успели заручиться его поддержкой: по своим убеждениям историк-советник был вроде как тоже республиканец и всякую тиранию прямо на дух не переносил.
Однако тут диссидентов ожидал мощнейший облом. Выслушав перечень преступлений Алессандро, озвученный Нарди, император вопросил герцогскую делегацию: а что, мол, вы, мессеры, имеете сказать по этому поводу? И вот тут знаменитый историк Гвиччардини блистательно доказал, что он недаром ученик другого знаменитого историка – Макиавелли. На все обвинения в адрес герцога он, к полному офигению своих тайных сообщников, решительно ответил, что это фигня и клеветнические измышления, а вообще во Флоренции под управлением светлейшего герцога Алессандро царит сплошная тишь и благорастворение воздухов. Ну вот и ладненько, сказал император Карл, и на этом дело и закончилось.
Франческо Гвиччардини, хороший историк и хитрая сволочь успешный политикан:
Короче, мулат Алессандро мог вздохнуть спокойно: император на его стороне, главный родич-конкурент Ипполито – в могиле, чего ж еще нормальному герцогу желать? Ах, да, вот чего: обещанной свадьбы с Маргаритой Австрийской, конечно же. Ну что ж, за этим дело тоже не стало: летом того же года Карл самолично привез свою четырнадцатилетнюю незаконнорожденную дочку во Флоренцию, посмотрел на крепость Фортецца-да-Бассо, остался вполне доволен увиденным и дал Алессандро добро на свадебку. Тем же летом молодые поженились и стали жить да добра наживать.
«Добро», впрочем, было весьма своеобразным. В моральном плане женитьба не повлияла на Алессандро от слова «никак»: кутежи, дебоши, грабежи и изнасилования продолжались с той же интенсивностью. Естественно, в компании и при живейшем содействии младшего родича-прихлебателя – Лоренцино aka Лоренцаччо.
Позднее Лоренцаччо будет утверждать, что на самом деле всегда ненавидел Алессандро, посколько Алессандро – тиран, а он, Лоренцо Медичи, – благородный республиканец, и вообще участие в бесчинствах кузена принимал исключительно ради того, чтобы усыпить бдительность врага. Впрочем, с уверенностью можно утверждать только одно: ненавидеть-то Алессандро он действительно ненавидел, а вот из антитиранических соображений или нет – вот это уже вопрос. Потому как если посмотреть на хронологию дальнейших событий, обнаруживается весьма любопытное совпадение: республиканские чувства взыграли в Лоренцаччо аккурат после того, как в судебном споре между его семьей и его кузеном Козимо Медичи (внуки дедов Пополано продолжали делить дедушкины наследства) Алессандро принял сторону Козимо.
В любом случае, даже если ебанатство Лоренцаччо действительно было хитрой работой под прикрытием, а материально-чесэвэшные интересы были здесь совсем-совсем ни при чем, успеха он достиг на все 100%. Герцог Алессандро искренне «считал его когда придурковатым, а когда бездельником» (© Бенвенуто Челлини), а флорентийские горожане так же искренне полагали, что этот недомерок Медичи – чокнутый отморозок, на котором пробы негде ставить. Так что маскировка (если только это действительно была маскировка) сработала безупречно.
Как бы там ни было, через несколько месяцев после проигрыша в суде Лоренцаччо начинает приводить в действие свой коварный план. Для начала он наплел Алессандро, что некая красивая дама (то ли Катерина Содерини, родственница Лоренцаччо по материнской линии, то ли его собственная родная сестра Лаудомия – в источниках на этот счет наблюдается некоторый разнобой) давно уже мечтает оказать светлейшему герцогу теплый прием в постели, но стесняется. А поскольку она стесняется, то прием будет оказан не на дому у дамы, а в доме у самого Лоренцаччо, под покровом строжайшей тайны.
«Ну дык епт!» - весело сказал Алессандро и в ночь с 6 на 7 января (то есть, в католический крещенский вечерок) радостно поперся в дом к родичу-прихлебателю в надежде на приятное свидание. Дама, однако, «задерживалась», и Лоренцаччо сказал, что сейчас сходит за ней сам, а пока светлейший герцог может отдохнуть после праздничного ужина. Ужин, кстати, в тот вечер оказался на славу, так что нагрузившийся Алессандро, едва улегшись в мягкую постель, отрубился мертвым сном.
Очень скоро Лоренцаччо вернулся – без дамы, зато со своим слугой, неким Микеле дель Таволаччино по прозвищу Скоронконколо. И вот «паскудный Лоренцо» вместе с этим Скоронконколо принялись в четыре руки убивать злобного тирана: точнее, убивал Скоронконколо, а Лоренцаччо держал Алессандро за руки, чтобы тот побыстрее убился. Однако убиваться проснувшийся герцог не желал ни в какую и даже прокусил кузену палец до крови, пока Скороконколо пытался перерезать ему горло. Наконец, после долгих совместных усилий, сообщники таки дорезали свою жертву, после чего Лоренцаччо прицепил на труп заранее заготовленную записку с цитатой из «Энеиды» - «Vincit amor patriae laudumque immense cupido» («Любовь к отчизне и стремление к славе побеждают») – дабы те, кто найдет потом тело, сразу поняли: герцога прирезали не в какой-нибудь там пьяной драке, а исключительно из благороднейших республиканских побуждений!
Прояснив, таким образом, для будущих следователей мотив преступления, Лоренцаччо в сопровождении все того же верного Скоронконколо немедленно смылся в Венецию, где в то время проживало очень много высланных флорентийских диссидентов. Диссидентская диаспора приняла Лоренцаччо как героя: тираноборец! освободитель!! новый Брут!!! – так что оставалось только почивать на лаврах и ждать, пока после смерти ненавистного кузена во Флоренции снова установится республиканский строй, и уж при этом-то строе достойнейший Лоренцо де Медичи – уже не Лоренцино, не Лоренцаччо! – разумеется, будет играть не последнюю роль.
Однако с триумфальным возвращением во Флоренцию у Лоренцаччо не срослось. Во-первых, за годы совместного бесоебства с герцогом за нашим героем закрепилась устойчивая репутация подонка – настолько устойчивая, что ни в какие благородные намерения нового Брута широкая общественность так и не поверила. А во-вторых, труп герцога вообще обнаружили не сразу: сначала охрана просто побоялась ломиться в запертую спальню (того гляди, еще огребешь от его светлости за прерванный кайф!), а потом, когда тело нашли, у охранников хватило ума не разносить эту сенсационную новость по всему городу, а побежать прямо к одному из членов флорентийского правительства – кардиналу Чибо (кстати, сыну Маддалены Медичи, любимой дочери Лоренцо Великолепного).
Выслушав донесение охранников, кардинал побежал к герцогскому главсоветнику, уже знакомому нам Франческо Гвиччардини, и они оба принялись думать думу. По всему выходило, что прямо сейчас предавать огласке смерть Алессандро никак нельзя, ибо на радостях флорентийцы могут поднять республиканский бунт, бессмысленный и беспощадный. А даже если бунта не будет, то император Карл – и к гадалке не ходи! – на правах тестя покойного наложит на город лапу, посадит сюда какого-нибудь вице-короля, как в Неаполе, и прощай тогда весь флорентийский суверенитет!
Значит, покойному герцогу нужно было быстро подыскивать преемника. Законных наследников от Маргариты Австрийской у Алессандро не было – были только бастарды от разных дам: малолетний Джулио и еще более малолетняя Джулия (рожденные, скорее всего, от аристократки Таддеи Маласпины), ну и еще какая-то неизвестная дама была беременна третьим незаконным герцогским отпрыском (это тоже будет девочка – Порция Медичи, и родится она аж весной следующего года).
В общем, единственным представителем старшей ветви мужского пола был только этот незаконнорожденный Джулио, которому на тот момент исполнилось от силы лет пять. Кардинал Чибо усиленно топил за то, чтобы отдать герцогскую корону именно ему – с дальним прицелом стать при несмышленом ребенке регентом. Однако у Гвиччардини имелось свое мнение: нафиг весь этот детский сад, в герцоги нужно призвать кого-нибудь постарше и поумнее – например, Козимо Медичи, троюродного брата Лоренцаччо. (Козимо в то время было семнадцать и ничем особенным он пока не прославился – на самом деле Гвиччардини просто рассчитывал женить его на своей дочери, а потом втихаря управлять Флоренцией за спиной молодого-зеленого зятя).
Так и не придя к консенсусу, Чибо и Гвиччардини решили вынести обе кандидатуры на обсуждение городского совета. Совет склонялся к провозглашению республики, кардинал продолжал топить за малолетного Джулио, но хитрее всех оказался Гвиччардини, который успел к тому времени: а) послать на виллу Треббио за Козимо Медичи и б) сговориться с капитаном флорентийской гвардии, неким Алессандро Вителли.
Далее события развивались следующим образом (цитирую по Стратерну):
«После многочасовых ожесточенных споров члены совета, заседавшие в Палаццо Веккьо, вдруг услышали, что на площади, где стояли солдаты, происходит какое-то движение, через открытые окна доносились восклицания: «Голосуйте за Козимо! Козимо – герцог Флоренции!» Затем солдаты начали скандировать: «Козимо! Козимо! Козимо!» Следуя замыслу Гвиччардини, Вителли закричал: «Живее! Я не могу удержать солдат!» Это решило дело: все проголосовали за Козимо де Медичи».
Таким образом, с помощью этого нехитрого наебалова приема Козимо Медичи из ветви Пополано стал Козимо Первым – вторым герцогом Флорентийским, а затем и великим герцогом Тосканы. Что же касается его кузена Лоренцаччо, то этот «новый Брут» еще долго болтался в изгнании, как говно в проруби, пока через семь лет его не прирезали в Венеции наемные убийцы, посланные то ли императором Карлом, так и не простившим смерть зятя, то ли Козимо, считавшим, что убийство правителя из дома Медичи (даже если оно так выгодно обернулось для него самого) прощать ни в коем случае нельзя.
После Лоренцаччо остались незаконная дочка Лоренцина, прижитая от венецианской патрицианки Элены Бароцци, и «Апология» - литературно-публицистический труд, пафосный по самое не могу, в котором Лоренцаччо расписал, какой гад был герцог Алессандро и как самоотверженно он, благородный Лоренцо Медичи, пожертвовал своей репутацией, долгие годы притворяясь Бабой Ягой в тылу врага, дабы убить подлого тирана. На основе этих «Апологий» французский романтик Альфред де Мюссе потом написал свою знаменитую пьесу, которую у нас в переводах принято называть «Лорензаччо» (почему через «з» - не спрашивайте, не знаю: французы, конечно, итальянское «ц» не выговаривают, но «ч» они не выговаривают тем более). Исторической достоверности в пьесе, конечно, кот наплакал, но вообще вещь очень хорошая, кто не читал – прочтите, не пожалеете.
А тем временем во Флоренции, как уже говорилось, воцарился семнадцатилетний Козимо Медичи – парень действительно молодой и зеленый (на что и рассчитывал хитрый Гвиччардини), но при этом весьма и весьма себе на уме. Именно благодаря этому самому Козимо история Флоренции пойдет по тому пути, по которому она пошла, но об этом уже в следующий раз.
Продолжение следует…