Мне давно уже хотелось написать о генделевском «Роланде», но все никак руки не доходили. И вот теперь дошли.
Собственно, «Роланд» (или “Orlando”, как кому больше нравится) – родной брат «Ринальдо», только менее раскрученный. Но вещь все равно хорошая. :-))) По сути, дореформенная опера чистой воды: невменяемое либретто и минимум действия на максимум музыкальных номеров. Каждый чих героя представлен арией на три страницы партитуры. Вы будете смеяться, но за это я и люблю дореформенные оперы: кроме музыки здесь больше ничего нет. :-)))
Сюжет, как вы догадываетесь, слямзен из ариостовского «Неистового Роланда» (приблизительно из тех же мест родом еще две генделевские оперы – «Альцина» и «Ариоданте», так что «Роланд» - это роман с продолжением :-)). Если бы в наше время некий доброхот запихнул это либретто на какую-нибудь библиотечную помойку типа lady.webnice.ru, старательный редактор непременно снабдил бы его тэгами «любовный треугольник», «волшебство/магия», «заблуждения», «психическое расстройство» и «главный герой военный/мачо». На самом деле (для тех, кто не читал Ариосто) это действительно помесь любовного романа с фэнтези.
Далее следует очень много текста и много треков...Основной представитель любовной линии – понятно, сам Роланд, могучий герой (хэ-хэ :-)))), надежда и опора армии Карла Великого. Все бы было ничего, но в свое время героя угораздило влюбиться в Анжелику, королеву Катая. Анжелика к Роланду отнеслась без особого восторга и смылась невесть куда. Крайне расстроенный таким оборотом дел, Роланд бросил нафиг осажденный Париж, где должен был находиться по роду службы (проще говоря - дезертировал) и отправился искать Анжелику, попутно совершая всяческие подвиги.
В качестве фэнтезийного элемента присутствует маг Зороастр, страшно озабоченный тем, как бы вернуть Роланда на путь истинный (в смысле, чтобы рыцарь перестал маяться дурью и вернулся поддерживать оборонную мощь родины). Собственно, опера начинается с того, что бас Зороастр во время своих астрологических штудий (“Gieroglifici eterni”) приходит в выводу, что сейчас к нему явится заблудшее меццо – рыцарь Роланд. Астрология не врет: Роланд уже здесь. И заботят его две вещи: что бы еще такого учудить ради своей рыцарской славы и где найти Анжелику. Зороастр, рифмуя gloria и vittoria, долго пытается вправить Роланду мозги, аргументируя свою мысль тем, что любовь плохо сочетается с воинским долгом.
Роланд же в ответ с пеной у рта доказывает, что одно другому не мешает (“Non fu gia men forte Alcide”), попутно апеллируя к примеру Геракла и гомеровского Ахилла (литературно подкованный рыцарь – это что-то!). В итоге оппоненты расходятся, оставшись каждый при своем.
Тут на сцене появляется пастушка Доринда (в каждой уважающей себя дореформенной опере обязательно должна быть хотя бы одна пастушка). У Доринды свои проблемы: в своей хижине она приютила беглую Анжелику и мавританского воина Медора. Само собой, в Медора пастушка влюбилась, и теперь ей свет не мил. Тут она встречает Роланда, который попутно успел спасти из какого-то там плена некую принцессу Изабеллу. Подробности спасения в сюжет не включены, поэтому Изабелла здесь абсолютно немой персонаж – ее дело покрасоваться на сцене в обществе Роланда и исчезнуть из оперы навсегда. Главное, чтобы пастушка Доринда, знающая Роланда в лицо (кстати, интересно, откуда?), сочла, что Роланд в эту самую принцессу влюблен. По этому поводу Доринда решает выразить Роланду сочувствие (как родственная душа – родственной душе) и поет еще одну арию о любовных муках. Ария этакая, извините за выражение, пасторальная, но очень милая. Вот она:
Следующая сцена – Анжелика и Медор. Как вы, наверное, уже догадались, влюбленные друг в друга по самое никуда. Поворковав десять минут, Анжелика исчезает – видимо, специально для того, чтобы Медор мог столкнуться с пастушкой Дориндой, которая по-прежнему имеет на него свои виды. Медор отделывается невнятным текстом на тему «я тебя, пастушка, никогда не забуду, что бы ты там себе не думала» (“Se il cor mai ti dira”) и сбегает.
Тем временем Зороастр не дремлет. Как единственный представитель разумного начала в опере, он считает своим долгом предупредить счастливых любовничков, что Роланд уже здесь и их романа он не оценит. Анжелика в панике. Роландовы домогательства ей и без того уже поперек горла стоят. Кроме того, она небезосновательно подозревает, что если этот могучий герой узнает о всех ее шашнях, то непременно грохнет ее драгоценного Медора – а возможно, и ее саму. Посему при встрече с Роландом Анжелика решает, что лучшая защита – это нападение и обвиняет рыцаря в неверности, поминая бессловесную принцессу Изабеллу. Опешивший Роланд распинается в колоратурах, пытаясь оправдаться (“Fammi combattere”), но все напрасно – против женской логики не попрешь :-)).
Тем не менее, ушлая Анжелика прекрасно понимает, что это все паллиативные меры. Поэтому они с Медором решают срочно бежать из этих мест – куда подальше. Во время этого совещания их застает Доринда, видит Медора в объятьях Анжелики и наконец-то понимает, что почем. Любовники пытаются ее утешить самым идиотским образом («не расстраивайся, милая, полюбишь потом кого-нибудь другого»), Доринда, понятное дело, утешаться не желает – и все это составляет заключительный терцет первого акта. Опять же, вполне пасторальный, и, опять же, очень милый:
Второй акт начинается вполне предсказуемым образом – на сцене рыдающая Доринда. Порыдав минут пять, она собирается уйти восвояси, но не тут-то было. Появляется Роланд и начинает приставать к ней с претензиями: мол, а зачем это ты, нежная Доринда, настучала прекрасной Анжелике, будто я влюблен в абсолютно постороннюю принцессу? На это пастушка отвечает, что его, Роландовы, претензии уже не актуальны – и рассказывает об Анжелике и Медоре. Роланд с горя начинает петь, на мой взгляд, самую красивую арию в этой опере – “Cielo, se tu il consenti” («Небо, если ты допустишь…»). О записи арии – чуть позже (потом объясню, почему).
В общем, Роланд делает первый шаг на пути к аффективному психозу – но «лучшее, конечно, впереди» (с). Анжелика и Медор, тем временем, сентиментально прощаются с местами боевой славы («а вот под этим деревом, помнишь, мы с тобой…») и выцарапывают на деревьях свои имена. Появляется Роланд, читает этот антиэкологический вандализм – и окончательно слетает с катушек. Собственно, нашего рыцаря и в обычном состоянии сложно было назвать вменяемым, но теперь дело доходит до полной клиники. Увидев Анжелику, Роланд пытается убить сначала ее, потом – невовремя вернувшегося Медора, но Зороастр чудесным образом спасает обоих. Все это сопровождается описанием Роландовых галлюцинаций – в стиле «что вижу, то пою» - а видится нашему рыцарю много всего: и Харон, и Плутон, и Медор в объятиях Прозерпины, и еще куча всяческих видений на литературно-мифологические темы.
Акт третий. Медор, разминувшийся с Анжеликой во время предыдущих магических манипуляций, от безысходности возвращается в хижину Доринды. Они с Дориндой долго рассуждают о любовном безумии, потом появляется Зороастр и читает мораль на тему, как это все нездраво. Основной интерес здесь представляет ария “Sorge infausta una procella”, которую очень любят петь в концертах басы и бас-баритоны (Терфел, например).
Следующая драматическая сцена – встреча Роланда с Анжеликой (у Анжелики, надо понимать, закончилась магическая защита). До этого из диалога с Дориндой мы узнаем, что наш рыцарь успел сровнять с лица земли Дориндину хижину – вместе с Медором, который от великого ума решил там спрятаться. Медор, конечно, жив и здоров – где ж это видано, чтобы герой-любовник погибал, не дотянув до финала? – но наши дамы твердо уверены в обратном. Поэтому Анжелике уже все до лампочки – даже то, что как раз сейчас Роланд намеревается ее убить. Тут следует довольно интересный дуэт - интересный, в основном, за счет контраста ритмического рисунка в партии Анжелики и в партии Роланда:
Далее по-хорошему полагалось бы разыграться сцене кровавого и беспощадного убийства. Но как бы не так: бдительный Зороастр в очередной раз волшебным образом спасает Анжелику. Роланд буйствует впустую, пока, наконец, не засыпает во власти приятной иллюзии, что насовершал кучу подвигов и переубивал массу чудовищ.
Зороастр сообщает зрителям, что пора бы уже подумать о возвращении Роланду потерянного рассудка. Роландов рассудок, представьте себе, находится на Луне (я не шучу – так у Ариосто!), посему Зороастр посылает за ним каких-то волшебных птичек. Птички приносят этот удивительный артефакт – он представляет собой сосуд с некоей жикостью. Зороастр выливает жидкость на спящего Роланда и благоразумно удаляется.
…А ведь у Ариосто все было еще смешнее. За Роландовым рассудком на Луну летал Астольф – кузен и приятель Роланда, славный малый, но невеликого ума (это у них, видимо, фамильное). Кстати, согласно оригиналу, на Луне хранится еще куча всяких интересных разностей, типа милости правителей, верных клятв влюбленных и прочих несуществующих вещей. Так вот, кроме бутылки с надписью «Разум Роланда», Астольф нашел еще и бутылочку с надписью «Разум Астольфа». И когда Астольф нюхнул содержимого этого удивительного сосуда, то сразу почувствовал себя намного умнее. )
Однако вернемся к нашему Роланду. Роланд просыпается – уже в здравом уме – и страшно удивляется, почему это он лежит тут на травке без своего верного меча и не менее верных доспехов. Этот вопрос наш рыцарь задает вездесущей Доринде, которая в ответ чистосердечно докладывает ему: мол, Медора убил, Анжелику растерзал, хижину сломал и т.д.
Само собой, Роланд решает, что он, как честный человек, после всего этого обязан покончить жизнь самоубийством: «Чтобы отомстить за тебя, любовь моя, Роланд умрет…».
Но в рифму последней строке “Orlando si mora” бог весть откуда выскакивает Анжелика с воплем “Deh, viver ancora!» (в общем, смысл вы поняли ). За ней появляется вполне живой и здоровый Медор, а за Медором – Зороастр, который рассказывает публике, какой он молодец и как мудро не допустил свершиться ничему плохому. Роланд передумывает самоубиваться и на радостях объявляет, что вот прямо сейчас он совершит свой самый великий подвиг – откажется от своих фанаберий и даст Анжелике и Медору спокойно жить. Все хором славят его за такой беспрецедентный героизм, и опера заканчивается.
Теперь о записях. У меня их три -
мальгуаровская,
хогвудовская и
Кристи. Мне больше нравится версия Кристи, хотя у Хогвуда отличная Доринда в лице Эммы Киркби. Но Роланд меня не устраивает ни один - ни Бардон, ни Дюмо, ни Баумен. Более-менее устраивает меня Анн Халленберг, содранная с ютуба. Вот она, с той самой козырной арией - "Небо, если ты допустишь...":
Хотя, на самом деле, для Роланда нужен кто-то вроде Бартоли. :-) Может быть, я когда-нибудь этого дождусь.