"Почем я знаю: может, через три недели наступит конец света!" (с)
Начало
В предбаннике собора (сразу за дверями, подаренными благочестивыми супругами) висит приветственная надпись: заходите, гости дорогие, у нас тут памятник веры и искусства, ПОСЕТИТЕ НАШУ ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ КРИПТУ!!!111
И ведь, забегая вперед, скажу, что не врут. :-)
Крипта действительно умопомрачительная, так что заглянуть туда стоит не только ради мощей апостола Матфея. Тем более что подлинность мощей зиждется исключительно на многовековом убеждении местных жителей, что это они и есть - хотя, строго говоря, сама история появления их в Южной Италии толком непонятна.
В хрониках имеются невнятные упоминания, что в X веке эти мощи внезапно нашлись недалеко от здешних мест – в Лукании (почему в Лукании? зачем в Лукании? что делал апостол Матфей в Лукании, если вроде бы как был умучен не то в Эфиопии, не то в Малой Азии???). Лангобардский князь Гизульф I (не путать с Гизульфом II, который жлоб и который шурин Роберта Гвискара!) повелел привезти их в Салерно, и там они хранились неизвестно где, пока сто лет спустя Гвискар не построил этот собор.
Надо понимать, где-то в этом временном промежутке преемники Гизульфа I отковыряли от них себе в личное пользование пресловутый зуб, который Гвискар потом отнял у Гизульфа II.
Сам вход в собор бесплатный (хотя даже странно – могли бы за такую чудную вещь и деньги брать, как в соседнем Амальфи), однако у входа в крипту стоит копилочка с надписью, призывающей пожертвовать апостолу один евро.
Кладем в копилку монетку, спускаемся по лестнице – и вот она, матушка!
Читать дальше
Вот эти орнаменты на стенах и колоннах – это не роспись, это интарсия по мрамору. То бишь, аппликация мрамором на мраморе – как в Ломбардии, где такие же чудеса делают из дерева. И если никто так не умеет работать с деревом, как ломбардцы, то, клянусь, нигде не делают таких великолепных мраморных интарсий как здесь, в Кампании! Все штуки в этом роде, что я видела до сих пор, кампанским и в подметки не годятся!
Понятное дело, при Гвискаре и его современниках такого вида крипта еще не имела: все это это великолепие – результат барочной переделки XVII века. Архитектурным проектированием занималсягражданин Швейцарии тичинец Доменико Фонтана вместе со своим сыном Джулио, интарсиями – неаполитанец Франческо Рагоццино, фрески на потолке рисовал греческий эмигрант Белизарио Коренцио, а статую евангелиста Матфея, которая стоит над гробницей с мощами, ваял флорентиец Микеланджело Наккерино.
По каким-то неизвестным науке причинам Наккерино решил сваять Матфея в двойном экземпляре. Матфей №1 слеплен спиной с Матфеем №2, и, соответственно, глядит апостол одновременно и вперед, и назад, словно двуликий Янус, а издали вся композиция здорово напоминает не то человека-паука, не то многорукую Кали. Это креативное решение породило среди жителей соседних городов поговорку«У верблюда два горба» «У святого Матфея два лица» (“San Matteo ha due facce”) – в смысле «все салернитанцы двуличны».
Матфей №1 – с «главной» стороны, там, где алтарь:
И Матфей №2, с обратной стороны, клон-близнец Матфея№1:
Помимо мощей Матфея в крипте хранятся еще и останки салернских мучеников – Фортуната, Гая, Анта и Феликса, казненных при императоре Диоклетиане:
Рядом с гробницей имеется обрубок древнеримской мраморной колонны (жаль, не догадались сфотографировать), на котором, по преданию, отрубили головы Фортунату, Гаю и Анту (Феликса казнили где-то в другом месте). Есть поверье, что если приложить к мрамору ухо, то можно услышать, как пульсирует кровь мучеников.
Еще в крипте похоронены выдающиеся салернские епископы (по большей части, канонизированные), в честь чего по всему периметру установлены епископские бюсты. Бюсты похожи, словно все святые епископы выращивались в одном инкубаторе, и отличаются друг от друга только поворотом головы и наличием/отсутствием у отдельно взятого епископа бороды. Особой художественной ценности они, честно говоря, не представляют (и вообще тупо теряются на фоне великолепных интарсий), поэтому покажу только Альфана – в знак уважения к умному и хорошему человеку.
Поднимаемся наверх в собор.
Недалеко от выхода из крипты – гробница королевы Маргариты Дураццо, матушки короля Владислава и бестолковой королевы Джованны.
Барельеф (сама Маргарита – в центре, в короне):
Дамы-кариатиды. Исходя из неаполитанского опыта, рискну предположить, что это Добродетели (во всяком случае, передняя левая дама держит в руках змею – один к одному как Благоразумие в Сан-Джованни-а-Карбонара): .
Задние дамы:
В принципе, где-то здесь же в соборе похоронен и Рожер Борса – сын Роберта Гвискара и Сишельгаиты, но, по совести сказать, никто не знает точно, где. Вот что жизнь у этого Рожера была тусклая, что загробное существование невнятное. Правитель он был никакой: то ли природа на нем отдохнула, то ли вырасти на фоне таких эпических фигур, как его мама с папой, – это та еще нагрузка на психику.
Если папа при жизни получил уважительное по норманнским меркам прозвище Гвискар («хитрец»), то сын удостоился лишь мутного прозвания Борса («кошелек») – за то, что с юности имел привычку постоянно пересчитывать монетки в кошельке, висевшем у него на поясе. После смерти отца мама Сишельгаита втащила его на трон – хотя у Гвискара имелся еще и сын от первого брака Боэмунд. На самом деле Рожеру Кошельку сильно повезло, что Боэмунд считался вроде как незаконнорожденным (поскольку первый брак Гвискара был аннулирован), да и в завещании любящий папа упомянул не старшенького, а именно его, Рожера.
Однако Боэмунда такое положение дел не устраивало, и в результате Рожер Кошелек полжизни провел в войнушках со старшим сиблингом. Время от времени братцев мирил их дядя Рожер Сицилийский – самый умный и самый спокойный из семейства Отвилей, и по итогам каждого перемирия Боэмунд получал себе кусок братниных владений, пока в конце концов эти куски не превратились в практически независимое княжество Тарантское. Впрочем, в любом случае Кошелек должен сказать дяде-тезке спасибо: если бы не Рожер Сицилийский, Боэмунд захапал бы все, ибо полководец и стратег из Кошелька был как из говна пуля.
Зато этого незадачливого правителя обожало духовенство: по натуре Рожер Борса был человек благочестивый, богомольный и, вопреки своему прозвищу, деньги на церковь тратил не считая. Наверное, из него вышел бы отличный настоятель в каком-нибудь маленьком уютном итальянском аббатстве: устраивал бы молитвенные бдения, заказывал новые покровы на алтарь, подсчитывал бы груши в монастырском саду – но судьба поставила его во главе огромного герцогства, а к таким задачам Кошелек не был приспособлен в принципе.
Его сын и преемник Вильгельм II оказался таким же бестолковым, так что после смерти Рожера Борсы Апулийское герцогство продолжали сотрясать смуты, пока, в свою очередь, не помер Вильгельм (кстати, довольно рано – где-то года в тридцать три). Прямых наследников не осталось, поэтому герцогство прибрал к рукам сын умного дядюшки Рожера – Рожер II Сицилийский. Поскольку этот Рожер был так же умен, как и его родитель (эта линия Отвилей вообще была самая вменяемая из всех), то Апулии этот переход власти пошел только на пользу.
Однако вернемся в собор. Правая апсида, на месте которой некогда располагалась Капелла Крестоносцев (здесь освящали оружие рыцари, желающиепограбить освободить Святую Землю). В середине тринадцатого века капеллу переделали и выложили свод мозаикой: сверху – архангел Михаил, внизу – евангелист Матфей на троне, по бокам – святой Лаврентий, апостол Иаков (не знаю, Старший или Младший), святой Фортунат и Иоанн Богослов. А маленькая фигурка слева под Матфеем – это канцлер Сицилии Джованни да Прочида, за чей счет и была перестроена капелла.
В глубине капеллы стоит гробница папы Григория VII – того самого, под предлогом помощи которому Роберт Гвискар сжег Рим, а все, что не успело сгореть, разграбил. Надо отдать папе справедливость: ни о чем таком он Гвискара не просил, но что сделано, то сделано.
А вообще у Григория VII и без Гвискара биография была не то что яркая – ярчайшая. Всю свою жизнь он грызся с императором Священной Римской империи Генрихом IV за право инвеституры – то бишь, за то, кто должен назначать епископов. Григорий, естественно, считал, что это должен быть папа, а Генрих – что император. В самый разгар этой грызни Генрих решил воспользоваться правом императора низлагать римских пап: собрал у себя в Вормсе прикормленных епископов и по итогам этого сборища отправил Григорию в Рим письмо со словами «Убирайся вон».
Естественно, ни указ о низложении, ни письмо ожидаемого эффекта не возымели. Во-первых, в Риме и так вертели мнение Генриха на нефритовом жезле, а во-вторых, само право императоров низлагать пап юридически держалось на соплях. Зато право папы отлучать от церкви кого угодно, включая императоров, никем сомнению не подвергалось – так что папа Григорий сделал ход конем и в ответ на это вормсское хамство отлучил Генриха от лона святой католической церкви ко всем чертям.
Генрих призадумался. С духовной точки зрения отлучение его не беспокоило – он по-любому считал себя избранником божиим, и что там по этому поводу думает этот старый хрен в Риме, его никак не волновало. Зато с юридической точки зрения это была жопа: отлучение от церкви автоматически влекло за собой аннулирование всех вассальных клятв, принесенных отлученному.
Как и следовало ожидать, немецкие князья тут же воспользовались ситуацией и заявили Генриху, что теперь он им не сюзерен. Князей было много, а войск у Генриха мало, так что хочешь не хочешь, а по всему выходило, что с папой Григорием надо мириться. Пришлось Генриху засунуть свою гордость куда подальше и тащиться через Альпы в замок Каноссу, принадлежавший маркграфине Матильде Тосканской, – Матильда с папой издавна были большими друзьями, и именно в ее замке Григорий расположился, поджидая, когда же Генрих приползет вымаливать прощение.
Три дня торчал Генрих под воротами Каноссы – босой, одетый в рубище, зверски голодный (ибо кающемуся грешнику полагалось поститься) да еще и стоя на коленях. Наконец, папа сменил гнев на милость, пустил оголодавшего императора внутрь и торжественно причастил его – что означало снятие отлучения.
Понятно, что весь этот спектакль с покаянием Генрих разыгрывал исключительно по необходимости (с другой стороны, а куда еще ему было деваться). Посему как только отлучение было снято, война между папой и императором вспыхнула с новой силой. Григорий снова отлучил Генриха от церкви, но на этот раз средство не сработало: к тому времени Генрих уже успел более-менее разобраться с непокорными вассалами и двинулся на Рим. В Риме он посадил на папский престол антипапу Климента III, а Григорий сбежал на другой берег Тибра в замок Сант-Анджело, где и забаррикадировался в ожидании подхода союзников.
Из толковых союзников на то время у папы имелся только Роберт Гвискар. Отношения у них с Григорием в разное время складывались по-разному – то они дружили, то ссорились (Гвискара папа тоже отлучал от церкви, причем не раз), но к данному моменту между ними царило полное взаимопонимание. Гвискар со своими норманнами нагрянул в Рим, как уже говорилось, сжег все, что можно было сжечь, вышиб из города антипапу Климента, типа вернул святейший престол Григорию и отправился к себе на юг. Однако римляне такого «принуждения к миру» совершенно не оценили, и пришлось папе Григорию бежать из Рима со всех ног вдогонку за Гвискаром – просить у норманнского душегуба политического убежища.
Вот таким образом на старости лет папа Григорий VII очутился в Салерно. Гвискар припахал его освятить только что построенный собор (вот этот вот, в котором мы с вами) – и как раз вовремя, потому как, не прожив в изгнании и года, Григорий скончался. Через четыре столетия его тезка папа Григорий XIII причислил Григория VII к лику блаженных, а еще через триста лет Бенедикт XIII канонизировал его как святого.
А вот папский трон Григория, который гостеприимный Гвискар обустроил ему рядом с центральной апсидой: семь ступенек (все ступеньки в кадр не влезли) символизируют семь даров Святого Духа – дар страха Божия, дар благочестия, дар познания, дар мужества, дар совета, дар разума и дар премудрости.
Центральная апсида целиком: мозаика современная (1954 года), от средневековой мозаики остались только фрагменты на арке – кусок ангела (символизирующего евангелиста Матфея), кусок орла (символизирующего евангелиста Иоанна) и чуть-чуть цветочков. На современной мозаике изображена Мадонна, слева от нее Григорий VII, справа – архиепископ Альфан, под ними – разнообразные римские папы, имевшие в своей жизни хоть какое-то отношение к Салерно, а под ногами у Мадонны, в коленопреклоненных позах – Сишельгаита и Роберт Гвискар.
А напротив апсиды стоят два чудесных двенадцативечных амвончика – как утверждает путеводитель, в византийском стиле (хотя, как по мне, их словно из мавританской Севильи украли). Левый амвончик был построен в 1180 году по заказу местного архиепископа Ромуальдо Гварны, а правый – в 1195 году, по заказу следующего архиепископа, Никколо Д’Айелло. Оба хороши, как самый прекрасный сон, а капители у колонн не хуже, чем в Шотландской церкви в Регенсбурге!
Амвон Гварны:
Амвон Д’Айелло:
Еще соборных интересностей: надгробие кардинала Джованни Анджело Гранито. Ей-богу, мне еще не приходилось видеть скульптурное изображение покойника, столь довольного своим посмертным бытием! :-) Внизу на гробнице есть табличка с перечислением кардинальских заслуг Гранито, но на самом деле его высокопреосвященству следовало бы написать в эпитафии: «Е..тесь теперь сами как хотите, а я наконец-то ОТДОХНУ!!!»
Судя по всему, свой переход из этого мира в мир иной кардинал воспринимал как-то так:
А внизу на базах колонн сидятдомашние львы и смотрят на его преосвященство: «Хозяин, а гулять мы седня ваще будем или нет?»
Левая апсида – мозаика «Крещение Господне»:
Еще мозаика – над входом:
Ну и, поскольку с собором я на этом закончу, просто салернские фотографии.
Улочки:
Неотъемлемая принадлежность любого южноитальянского города (честно, не могу вспомнить, видела ли я такое на севере) – доска с некрологами: народ либо оповещает соседей о поминальных службах, либо просто пишет что-нибудь вроде «Дорогая бабушка Мария, любим, скучаем, твои внуки Адриано, Луиджи и Флора».
Виды с набережной:
Фреска-новодел на фасаде церкви Сан-Пьетро-ин-Винколи: «Дедуля, ща я тебе расскажу, какую клевую татуху я решил набить на правом запястье» - «Господь с тобой, внучек, мама этого не переживет!..» Ладно, вру: это ангел является в тюрьме святому Петру.
А напротив этого Сан-Пьетро-ин-Винколи подают морских гадов и прекрасное местное вино, крайне благотворно влияющее на здоровье, коего всем и желаю!
В предбаннике собора (сразу за дверями, подаренными благочестивыми супругами) висит приветственная надпись: заходите, гости дорогие, у нас тут памятник веры и искусства, ПОСЕТИТЕ НАШУ ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ КРИПТУ!!!111
И ведь, забегая вперед, скажу, что не врут. :-)
Крипта действительно умопомрачительная, так что заглянуть туда стоит не только ради мощей апостола Матфея. Тем более что подлинность мощей зиждется исключительно на многовековом убеждении местных жителей, что это они и есть - хотя, строго говоря, сама история появления их в Южной Италии толком непонятна.
В хрониках имеются невнятные упоминания, что в X веке эти мощи внезапно нашлись недалеко от здешних мест – в Лукании (почему в Лукании? зачем в Лукании? что делал апостол Матфей в Лукании, если вроде бы как был умучен не то в Эфиопии, не то в Малой Азии???). Лангобардский князь Гизульф I (не путать с Гизульфом II, который жлоб и который шурин Роберта Гвискара!) повелел привезти их в Салерно, и там они хранились неизвестно где, пока сто лет спустя Гвискар не построил этот собор.
Надо понимать, где-то в этом временном промежутке преемники Гизульфа I отковыряли от них себе в личное пользование пресловутый зуб, который Гвискар потом отнял у Гизульфа II.
Сам вход в собор бесплатный (хотя даже странно – могли бы за такую чудную вещь и деньги брать, как в соседнем Амальфи), однако у входа в крипту стоит копилочка с надписью, призывающей пожертвовать апостолу один евро.
 |  |
Кладем в копилку монетку, спускаемся по лестнице – и вот она, матушка!
Читать дальше
Вот эти орнаменты на стенах и колоннах – это не роспись, это интарсия по мрамору. То бишь, аппликация мрамором на мраморе – как в Ломбардии, где такие же чудеса делают из дерева. И если никто так не умеет работать с деревом, как ломбардцы, то, клянусь, нигде не делают таких великолепных мраморных интарсий как здесь, в Кампании! Все штуки в этом роде, что я видела до сих пор, кампанским и в подметки не годятся!
Понятное дело, при Гвискаре и его современниках такого вида крипта еще не имела: все это это великолепие – результат барочной переделки XVII века. Архитектурным проектированием занимался
По каким-то неизвестным науке причинам Наккерино решил сваять Матфея в двойном экземпляре. Матфей №1 слеплен спиной с Матфеем №2, и, соответственно, глядит апостол одновременно и вперед, и назад, словно двуликий Янус, а издали вся композиция здорово напоминает не то человека-паука, не то многорукую Кали. Это креативное решение породило среди жителей соседних городов поговорку
Матфей №1 – с «главной» стороны, там, где алтарь:
И Матфей №2, с обратной стороны, клон-близнец Матфея№1:
Помимо мощей Матфея в крипте хранятся еще и останки салернских мучеников – Фортуната, Гая, Анта и Феликса, казненных при императоре Диоклетиане:
Рядом с гробницей имеется обрубок древнеримской мраморной колонны (жаль, не догадались сфотографировать), на котором, по преданию, отрубили головы Фортунату, Гаю и Анту (Феликса казнили где-то в другом месте). Есть поверье, что если приложить к мрамору ухо, то можно услышать, как пульсирует кровь мучеников.
Еще в крипте похоронены выдающиеся салернские епископы (по большей части, канонизированные), в честь чего по всему периметру установлены епископские бюсты. Бюсты похожи, словно все святые епископы выращивались в одном инкубаторе, и отличаются друг от друга только поворотом головы и наличием/отсутствием у отдельно взятого епископа бороды. Особой художественной ценности они, честно говоря, не представляют (и вообще тупо теряются на фоне великолепных интарсий), поэтому покажу только Альфана – в знак уважения к умному и хорошему человеку.
Поднимаемся наверх в собор.
Недалеко от выхода из крипты – гробница королевы Маргариты Дураццо, матушки короля Владислава и бестолковой королевы Джованны.
Барельеф (сама Маргарита – в центре, в короне):
Дамы-кариатиды. Исходя из неаполитанского опыта, рискну предположить, что это Добродетели (во всяком случае, передняя левая дама держит в руках змею – один к одному как Благоразумие в Сан-Джованни-а-Карбонара): .
Задние дамы:
В принципе, где-то здесь же в соборе похоронен и Рожер Борса – сын Роберта Гвискара и Сишельгаиты, но, по совести сказать, никто не знает точно, где. Вот что жизнь у этого Рожера была тусклая, что загробное существование невнятное. Правитель он был никакой: то ли природа на нем отдохнула, то ли вырасти на фоне таких эпических фигур, как его мама с папой, – это та еще нагрузка на психику.
Если папа при жизни получил уважительное по норманнским меркам прозвище Гвискар («хитрец»), то сын удостоился лишь мутного прозвания Борса («кошелек») – за то, что с юности имел привычку постоянно пересчитывать монетки в кошельке, висевшем у него на поясе. После смерти отца мама Сишельгаита втащила его на трон – хотя у Гвискара имелся еще и сын от первого брака Боэмунд. На самом деле Рожеру Кошельку сильно повезло, что Боэмунд считался вроде как незаконнорожденным (поскольку первый брак Гвискара был аннулирован), да и в завещании любящий папа упомянул не старшенького, а именно его, Рожера.
Однако Боэмунда такое положение дел не устраивало, и в результате Рожер Кошелек полжизни провел в войнушках со старшим сиблингом. Время от времени братцев мирил их дядя Рожер Сицилийский – самый умный и самый спокойный из семейства Отвилей, и по итогам каждого перемирия Боэмунд получал себе кусок братниных владений, пока в конце концов эти куски не превратились в практически независимое княжество Тарантское. Впрочем, в любом случае Кошелек должен сказать дяде-тезке спасибо: если бы не Рожер Сицилийский, Боэмунд захапал бы все, ибо полководец и стратег из Кошелька был как из говна пуля.
Зато этого незадачливого правителя обожало духовенство: по натуре Рожер Борса был человек благочестивый, богомольный и, вопреки своему прозвищу, деньги на церковь тратил не считая. Наверное, из него вышел бы отличный настоятель в каком-нибудь маленьком уютном итальянском аббатстве: устраивал бы молитвенные бдения, заказывал новые покровы на алтарь, подсчитывал бы груши в монастырском саду – но судьба поставила его во главе огромного герцогства, а к таким задачам Кошелек не был приспособлен в принципе.
Его сын и преемник Вильгельм II оказался таким же бестолковым, так что после смерти Рожера Борсы Апулийское герцогство продолжали сотрясать смуты, пока, в свою очередь, не помер Вильгельм (кстати, довольно рано – где-то года в тридцать три). Прямых наследников не осталось, поэтому герцогство прибрал к рукам сын умного дядюшки Рожера – Рожер II Сицилийский. Поскольку этот Рожер был так же умен, как и его родитель (эта линия Отвилей вообще была самая вменяемая из всех), то Апулии этот переход власти пошел только на пользу.
Однако вернемся в собор. Правая апсида, на месте которой некогда располагалась Капелла Крестоносцев (здесь освящали оружие рыцари, желающие
В глубине капеллы стоит гробница папы Григория VII – того самого, под предлогом помощи которому Роберт Гвискар сжег Рим, а все, что не успело сгореть, разграбил. Надо отдать папе справедливость: ни о чем таком он Гвискара не просил, но что сделано, то сделано.
А вообще у Григория VII и без Гвискара биография была не то что яркая – ярчайшая. Всю свою жизнь он грызся с императором Священной Римской империи Генрихом IV за право инвеституры – то бишь, за то, кто должен назначать епископов. Григорий, естественно, считал, что это должен быть папа, а Генрих – что император. В самый разгар этой грызни Генрих решил воспользоваться правом императора низлагать римских пап: собрал у себя в Вормсе прикормленных епископов и по итогам этого сборища отправил Григорию в Рим письмо со словами «Убирайся вон».
Естественно, ни указ о низложении, ни письмо ожидаемого эффекта не возымели. Во-первых, в Риме и так вертели мнение Генриха на нефритовом жезле, а во-вторых, само право императоров низлагать пап юридически держалось на соплях. Зато право папы отлучать от церкви кого угодно, включая императоров, никем сомнению не подвергалось – так что папа Григорий сделал ход конем и в ответ на это вормсское хамство отлучил Генриха от лона святой католической церкви ко всем чертям.
Генрих призадумался. С духовной точки зрения отлучение его не беспокоило – он по-любому считал себя избранником божиим, и что там по этому поводу думает этот старый хрен в Риме, его никак не волновало. Зато с юридической точки зрения это была жопа: отлучение от церкви автоматически влекло за собой аннулирование всех вассальных клятв, принесенных отлученному.
Как и следовало ожидать, немецкие князья тут же воспользовались ситуацией и заявили Генриху, что теперь он им не сюзерен. Князей было много, а войск у Генриха мало, так что хочешь не хочешь, а по всему выходило, что с папой Григорием надо мириться. Пришлось Генриху засунуть свою гордость куда подальше и тащиться через Альпы в замок Каноссу, принадлежавший маркграфине Матильде Тосканской, – Матильда с папой издавна были большими друзьями, и именно в ее замке Григорий расположился, поджидая, когда же Генрих приползет вымаливать прощение.
Три дня торчал Генрих под воротами Каноссы – босой, одетый в рубище, зверски голодный (ибо кающемуся грешнику полагалось поститься) да еще и стоя на коленях. Наконец, папа сменил гнев на милость, пустил оголодавшего императора внутрь и торжественно причастил его – что означало снятие отлучения.
Понятно, что весь этот спектакль с покаянием Генрих разыгрывал исключительно по необходимости (с другой стороны, а куда еще ему было деваться). Посему как только отлучение было снято, война между папой и императором вспыхнула с новой силой. Григорий снова отлучил Генриха от церкви, но на этот раз средство не сработало: к тому времени Генрих уже успел более-менее разобраться с непокорными вассалами и двинулся на Рим. В Риме он посадил на папский престол антипапу Климента III, а Григорий сбежал на другой берег Тибра в замок Сант-Анджело, где и забаррикадировался в ожидании подхода союзников.
Из толковых союзников на то время у папы имелся только Роберт Гвискар. Отношения у них с Григорием в разное время складывались по-разному – то они дружили, то ссорились (Гвискара папа тоже отлучал от церкви, причем не раз), но к данному моменту между ними царило полное взаимопонимание. Гвискар со своими норманнами нагрянул в Рим, как уже говорилось, сжег все, что можно было сжечь, вышиб из города антипапу Климента, типа вернул святейший престол Григорию и отправился к себе на юг. Однако римляне такого «принуждения к миру» совершенно не оценили, и пришлось папе Григорию бежать из Рима со всех ног вдогонку за Гвискаром – просить у норманнского душегуба политического убежища.
Вот таким образом на старости лет папа Григорий VII очутился в Салерно. Гвискар припахал его освятить только что построенный собор (вот этот вот, в котором мы с вами) – и как раз вовремя, потому как, не прожив в изгнании и года, Григорий скончался. Через четыре столетия его тезка папа Григорий XIII причислил Григория VII к лику блаженных, а еще через триста лет Бенедикт XIII канонизировал его как святого.
А вот папский трон Григория, который гостеприимный Гвискар обустроил ему рядом с центральной апсидой: семь ступенек (все ступеньки в кадр не влезли) символизируют семь даров Святого Духа – дар страха Божия, дар благочестия, дар познания, дар мужества, дар совета, дар разума и дар премудрости.
Центральная апсида целиком: мозаика современная (1954 года), от средневековой мозаики остались только фрагменты на арке – кусок ангела (символизирующего евангелиста Матфея), кусок орла (символизирующего евангелиста Иоанна) и чуть-чуть цветочков. На современной мозаике изображена Мадонна, слева от нее Григорий VII, справа – архиепископ Альфан, под ними – разнообразные римские папы, имевшие в своей жизни хоть какое-то отношение к Салерно, а под ногами у Мадонны, в коленопреклоненных позах – Сишельгаита и Роберт Гвискар.
А напротив апсиды стоят два чудесных двенадцативечных амвончика – как утверждает путеводитель, в византийском стиле (хотя, как по мне, их словно из мавританской Севильи украли). Левый амвончик был построен в 1180 году по заказу местного архиепископа Ромуальдо Гварны, а правый – в 1195 году, по заказу следующего архиепископа, Никколо Д’Айелло. Оба хороши, как самый прекрасный сон, а капители у колонн не хуже, чем в Шотландской церкви в Регенсбурге!
Амвон Гварны:
Амвон Д’Айелло:
Еще соборных интересностей: надгробие кардинала Джованни Анджело Гранито. Ей-богу, мне еще не приходилось видеть скульптурное изображение покойника, столь довольного своим посмертным бытием! :-) Внизу на гробнице есть табличка с перечислением кардинальских заслуг Гранито, но на самом деле его высокопреосвященству следовало бы написать в эпитафии: «Е..тесь теперь сами как хотите, а я наконец-то ОТДОХНУ!!!»
Судя по всему, свой переход из этого мира в мир иной кардинал воспринимал как-то так:
А внизу на базах колонн сидят
Левая апсида – мозаика «Крещение Господне»:
Еще мозаика – над входом:
Ну и, поскольку с собором я на этом закончу, просто салернские фотографии.
Улочки:
Неотъемлемая принадлежность любого южноитальянского города (честно, не могу вспомнить, видела ли я такое на севере) – доска с некрологами: народ либо оповещает соседей о поминальных службах, либо просто пишет что-нибудь вроде «Дорогая бабушка Мария, любим, скучаем, твои внуки Адриано, Луиджи и Флора».
Виды с набережной:
Фреска-новодел на фасаде церкви Сан-Пьетро-ин-Винколи: «Дедуля, ща я тебе расскажу, какую клевую татуху я решил набить на правом запястье» - «Господь с тобой, внучек, мама этого не переживет!..» Ладно, вру: это ангел является в тюрьме святому Петру.
А напротив этого Сан-Пьетро-ин-Винколи подают морских гадов и прекрасное местное вино, крайне благотворно влияющее на здоровье, коего всем и желаю!
@темы: Неаполь - Геркуланум - Искья - Салерно - Амальфи - Пестум - Поццуоли
-
-
09.06.2018 в 07:43-
-
09.06.2018 в 08:16А что за дядечка, которого мучают одновременно змея и орел? Аллегория какая-то?
-
-
09.06.2018 в 10:31-
-
09.06.2018 в 11:56Какая потрясающая крипта!
Кстати, в соседнем Амальфи есть похожая - та же команда создателей работала (и, подозреваю, что не только в Амальфи).
Brian Sherman
по имени Ангел Христов
Мегараспространенное сочетание , хуже, чем Сергей Иванов. :-))
А что за дядечка, которого мучают одновременно змея и орел? Аллегория какая-то?
А. :-)) Орел там отдельно: он Евангелие подпирает (судя по всему, от Иоанна, орел - его
тотемныйсимвол). В тамошних краях много таких орлов-пюпитров. А вот с дядей сложнее. Будь там с ним рядом еще три дяди со всякими штуками, я бы сказала, что это мужской вариант Благоразумия, как в гробнице Серджанни Караччоло. Но дяди отсутствуют, так что один бог ведает, что этой змеей хотели сказать. Это еще святой Бернар из Клерво в свое время на романских скульпторов жаловался:прекрасное безобразие, безобразная красота,лепят, мол, какой-то наркоманский бред, только паству зазря смущают. :-)MirrinMinttu, а это и вправду один из самых замечательных соборов, что я видела. Во всяком случае, в смысле интерьера, экстерьер там довольно обычный (если не говорить о дворике) - романщина романщиной.
-
-
09.06.2018 в 12:23-
-
09.06.2018 в 12:30-
-
09.06.2018 в 12:56-
-
09.06.2018 в 17:16-
-
09.06.2018 в 18:57-
-
10.06.2018 в 00:54-
-
10.06.2018 в 13:26